А ведь у меня в усадьбе, пожалуй, почти все уже жили в том темпе, что и я, потому, как меня давно не раздражала медлительность дворни.
Мои требования, я думаю, тоже не особо радовали артельщиков, но хозяин-барин, так, что молчали в тряпочку и делали свое дело.
Когда я зашел в палаты артельщики конечно перекусывали. Увидев меня, они повскакивали на ноги, а старшина, сняв в шапку, с поклоном сообщил:
– Боярин мы туточки ужо закончили, сейчас, как поедим, с божьей помощью далее последуем.
– Ну и куда вы мать вашу последуете! – уже не сдерживаясь, закричал я, – сейчас вам б… горяченьких по спине насчитать, тогда последуете!
Лицо старшины расцвело:
– От, боярин вот это совсем ж другое дело, ясен перец, счас все будет сделано.
– А то мы все в непонятках, то ли боярин болен, то ли ему энто дело не особо и нужно. Ходить, ходить, ничего не говорит только зубцами поскрипывает. А мы то и не сообразим ничего. А уж ежели розог обещаешь, энто мы быстро сейчас возьмемся.
Эй, робяты, кончай лишку жрать, давай за дело!
А ты боярин расскажи ка еще разок, чегось тебе надобно сделать, а то мы еще пока не уразумели?
Нет, наш русский мужик- это что-то, уж, на что я считал, что умею сам прикинуться валенком, но эти просто были плоть от плоти народа и им даже нужды не было прикидываться, такими и были и поэтому с ними нужно было вести себя соответственно.
– Короче мужики, все, что нужно сделать, до вас доведено, сто раз повторять не буду. Лишку денег вам платить тоже никто не будет. А за каждый день сверх условленного ни кормежки, ни питья не будет, а розог вам изображу, сколько нужно.
Быть печальным зачинателем аккордно-премиального подряда, когда после успешного досрочного окончания строительства все построенное быстро разваливалось, мне быть совсем не хотелось.
– Все поняли?
– Все, как есть поняли боярин, – низко кланяясь, сообщил старшина, дожевывая кусок мяса.
Когда я прошел по будущим аудиториям, то немного успокоился, все-таки строители в это время были не халтурщики и работали на совесть. Да они наверно и не понимали, что можно так поступать. Это в мои незабвенные времена, ремонт квартиры нельзя было оставить без присмотра ни на минуту.
Узнав о моем приезде, ко мне поспешил архимандрит Кирилл, который сразу начал выспрашивать дворцовые новости, что сказал Иоанн Васильевич, а что ему сказал митрополит и все в том же духе. Очень любопытный был настоятель. Наверно поэтому мою школу Антоний и определил сюда.
Услышав отголоски моих бранных выражений, тут же начал укорять меня, что в стенах монастыря, надо свою плоть укрощать и не позволять охульных речей. Когда он сказал это слово меня, разобрал такой смех, что я несколько минут просто чихал, стараясь не рассмеяться. Архимандрит колотил меня по спине с укоризной:
– Вот видишь, господь все видит, сразу грешника наказал.
Но потом сменил гнев на милость и пригласил в свою скромную келью, где мы с ним долго беседовали, как будем вместе сосуществовать.
Настоятель был себе на уме и сразу стал выискивать в этом сосуществовании выгодные для себя моменты вроде бесплатного обучения его монахов, нет, боже упаси, речь не зашла о вскрытии трупов, а просто об общих оказаниях принципов медицинской помощи и лечения травами. Конечно на это приходилось соглашаться. После этого мы с ним сыграли партейку в шахматы, которую я позорно продул, и с унылым видом распрощался с, превосходством глядящим на меня, архимандритом, и отправился к себе, где меня наверно уже с полдня дожидался Митька Ерш.
Во дворе было безлюдно, все были при деле. Поэтому рыжая борода храпевшего на телеге купца сразу привлекала к себе внимание. Увидев, что я вернулся, из дома медленно спустился ключник. Он последнее время слегка растолстел и заважничал, конечно, сейчас он не при каком то там неизвестном бояришке, а ключник у думного боярина, лекаря царя, и к тому же еще и богатого, а в перспективе могущего стать еще богаче.
Федька демонстративно прогуливался около бочек с нефтью, как бы намекая, не хочешь ли хозяин объяснить, на какой хрен тебе понадобилось это земляное масло?
Но теперь он уже, как раньше не выступал, потому, что мои действия в основном положительно сказывались на благосостоянии моем, а значит и всех присутствующих.
– Федька! – крикнул я, – хватит у бочек болтаться, иди ко мне.
Ключник, соблюдая свое достоинство, медленным шагом подошел ко мне.
– Слушаю, Сергий Аникитович.
– Давно этот рыжий спит?
– Так приехал, почти сразу и завалился, сказал, будет боярина ждать.
– Тогда давай так, поступим, иди, буди его, и сторгуй все его масло, только сам знаешь, чтобы цену он не сильно против торга гнал. А уже потом я подойду, побеседую и по той цене, что ты договорился, еще пятьдесят бочек закажем, только скидку, чтобы он сделал за такую партию.
Федька уставился на меня:
– Сергий Аникитович, да куда же нам такая прорва масла этого, весь двор вонищей этой пропахнет.
– Не волнуйся почти все масло это в Заречье уйдет. Там с ним работать будут. Я ушел в дом, а ключник пошел расталкивать, так еще не проснувшегося купца.
После беседы с купцом, закончившейся к нашему взаимному удовольствию, я ожидал еще пятьдесят бочек нефти. Ну что с ними будет делать, буду решать уже в Заречье, там у меня уже сформировался костяк работников по перегонке спирта, я надеялся, что для них не представит большой трудности перейти еще и на перегонку нефти.
С бензином я пока не представлял, что буду делать, пока кроме клеола – растворенной в бензине канифоли придумать ничего мог. Но клеол тоже нужная вещь, при необходимости приклеивания повязок к коже, в этих условиях вряд ли что можно найти лучше. А кроме этого, вот разве, что зажигалки еще бензиновые попробовать сделать.
Пока же моей основной целью был керосин для осветительных ламп.
Что же касается солярки, то полевая кухня, работавшая на таком топливе, варила бы в несколько раз быстрей, чем на дровах.
Для оставшегося мазута также было море применения, самое простое – использовать его как топливо для перегонки нефти. Эти мысли посещали мою голову, пока я шел в мастерские, где мой ювелир был уже начальником двух десятков мастеровых.
В мастерской, а скорее маленьком заводике стоял шум, вокруг сверлили, паяли, гудел горн,
Несколько мастеров занимались огранкой и полировкой хрусталя. В отдельном помещении с открытыми окнами пара человек стояли рядом с вытяжным шкафом, в котором стояли небольшие сосуды со смесями кислот. Я несколько дней назад вспомнил, что якобы смесью кислот после огранки добивались очень тонкой полированной поверхности хрустальных изделий. Кузьма сразу ухватился за это предложение и сейчас в дымящихся растворах кислот лежали кусочки хрусталя и периодически эти кусочки проверялись на предмет отполированности.
Сам руководитель всего этого бардака сидел в отдельной мастерской, у него все было завалено чертежами, рисунками линз. После того, как я попытался объяснить ему те небольшие знания оптики, которые остались в моей голове, этот неугомонный фанатик, похоже, знал уже больше меня.
Он с гордостью показал мне несколько больших кусков прозрачного стекла, сваренного по его заказу.
Я смотрел на чертежи, линзы, куски стекла и думал, что у меня уже многое выходит из-под контроля, и в один прекрасный день я приду, а мне покажут настоящий телескоп. Но пока у Кузьмы была в работе одна подзорная труба, естественно, для Иоанна Васильевича. Не мог же царь отобрать насовсем, подарок, врученный собственному сыну.
Я посмотрел пару линз на свет и подумал, что по сравнению с первыми страшноватыми изделиями, эти выглядят, очень похоже на линзы моего времени.
Хлопнув себя по лбу, Кузьма вытащил откуда-то начатый микроскоп и показал, как работает его столик с укрепленной в середине линзой конденсором и небольшим круглым полированный бронзовым зеркальцем, направляющим в него солнечный свет. Свет, конечно, был так себе, все-таки полированная бронза- это не настоящее зеркало. Но было все равно здорово.
– Сергий Аникитович, – сообщил мне мастер, – вы не беспокойтесь, я тут уже столько про эти линзы нового узнал, так, что через месяц ваш микроскоп, доведу до ума.
– Кузьма я то пришел вот с этим, чтобы ты или твои помощники сделали пару вот таких штук, – и я дал ему в руки чертежи керосиновой лампы.
К чести мастера тот сразу понял, что это такое.
– Понятно светильник это будет, ничего тут интересного нет, из меди выколотим две половинки да спаяем, и на поставку. Сергий Аникитович, так зачем он нужен, свечи и то лучше, а тут только вони да копоти наделаем?
– Ты Кузьма, дело вначале сделай, а потом я тебе все растолкую, сам увидишь, что получится.
Обратно я шел в отличном настроении мои мечты о бактериологической лаборатории, где я могу заниматься тем, чем я никогда не занимался и даже не думал об этом – вакцинами, начинали сбываться.