Но сейчас мне, честное слово, не хотелось стрелять, и было по фиг, хочется ли остальным. Вымыться после трёх с гаком дней мытарств – удовольствие из разряда божественных. Это резко подняло всем настроение, и мы с Дэвидом разок утопили Илью, а потом Илья с Дэвидом разок утопили меня, но вот Дэвида нам прищучить не удалось – засранец плавает лучше, чем стреляет. Когда мы наконец выбрались на берег, отфыркиваясь и упоённо матерясь от удовольствия, солнце уже почти село. Стало стремительно холодать, но с термочувствительностью у нас тоже нет проблем. Однако после дурачеств на реке мне вдруг захотелось романтики.
– Надо костёр, – заявил я, и обтирающийся рубашкой Илья фыркнул.
– Сам и возись.
– Не вопрос, – благодушно согласился я и меньше чем за полчаса надрал лишайника и ломких твёрдых колючек, которые росли у реки в изобилии. Дэвид начал было втирать что-то про жизненный цикл планеты и баланс экосистемы, но я весело предложил ему заткнуться, что он и сделал, кажется, ничуть не обидевшись.
Потом мы валялись у костра, разглядывая безоблачное ночное небо. Было тепло и спокойно, и даже мысль о треклятых бледняках, как обычно, растворившихся прямо у нас перед носом, не портила этот вечер. Один раз над нами в сторону Мегаполиса пролетел вертолёт.
– Эх, хорошо всё-таки, – сказал Илья. – Жалко, что в последний раз, наверное…
– Чего-о? – Я так удивился, что аж перевернулся на бок – посмотреть на него и проверить, не шутит ли. – Ты помирать собрался, что ли?
– Вряд ли. Но я Нелли обещал.
– Бог ты мой, вот это я понимаю – причина, – сказал я изменившимся голосом и стремительно откатился в сторону, так что могучий удар Ильи, нацеленный мне в плечо, пришёлся на пустоту.
– Иди ты, Джер! Знаю, что ты думаешь.
– А если знаешь, чего порешь всякую хрень?
– Да она заела меня совсем. Говорит, всё, в печёнках у меня уже эта ваша королевская охота. Ты бы, говорит, хоть на футбол ходил, как все нормальные мужики, а то шастаешь хрен знает где, а потом от тебя, говорит, мервечиной несёт. В койку не пускает, – пожаловался он после паузы, и тут уж впрямь было не до смеха.
– А что, твоя Нелли тоже реагирует на запахи?
– Ну, выходит, так…
– А ты б как-нибудь пригласил Дэвида к вам домой, на пивко, – заговорщицким полушепотом предложил я. – Они бы общий язык быстренько сыскали… И сможешь охотиться вволю, Дэвид её в твоё отсутствие развлечёт, как сумеет. Ага, Дэйв?
Дэвид не ответил. Я обнаружил, что он спит.
– Иди ты, Джер, – повторил Илья беззлобно – мы оба знали, что Дэвид ему не соперник.
– Ага, – согласился я. – Но только ж не дело это – чтобы баба тебя на охоту не пускала. Что за фигня…
Илья долго молчал. Потом сказал:
– А вообще ты прав. Действительно, фигня.
– Действительно! – оживился я. – Ну, вот это я понимаю – дело! А то сопли распустил…
– Всё ж таки тридцать миль до Мегаполиса. Как она не понимает? Совсем оборзели. Как бы ей понравилось, если б они в город полезли, а?
– То-то и оно, – подтвердил я. – Только ты, главное, ничего не пытайся ей объяснить. Всё равно не дойдёт, только нервы зря трепать.
– Это точно. Хотя крику будет… А, ладно.
– Мы команда? – спросил я угрожающе.
– А то, – кивнул Илья, и мы хлопнули друг друга по ладоням.
Потом мы спали, а те двое – наверное, они шли.
Я проснулся от того, что Дэвид орал. Я никогда не слышал, чтоб он так орал. Я подскочил на месте, машинально хватаясь за ствол автомата, и спросонья не сразу разобрал, что ор Дэвида исполнен не боли и не ужаса, а возмущения.
– Сукин ты сын, ты что! Сам вот теперь!.. – орал он – на Илью, можете себе вообразить. Впрочем, гораздо тише, чем мне показалось со сна. Я сел, хлопая глазами и пытаясь понять, чего это мои два напарника не поделили спозаранку.
– Утро доброе, – начал я дипломатично, подобравшись к ним ближе. Дэвид резко обернулся ко мне. Илья держался спокойнее, хотя и глядел набычившись.
– Что стряслось-то?
Дэвид что-то рявкнул и, присев на корточки, отгородился от нас непроницаемой стеной презрения и личного научного интереса. Я увидел, как он сыплет какой-то из своих порошков на нечто, размазанное по земле и больше всего напоминающее кровавую блевотину.
Из объяснений Ильи выяснилось, что именно блевотиной это и было. Причём он вступил в неё, когда встал отлить. Дэвид теперь заявлял, что это продукт метаболизма бледняка, причём совершенно свежий. Исследовав сей неоспоримо важный объект, он рассчитывал получить ответ на вопрос, отчего же эти двое, четвёртые сутки шляясь под смертельно опасным для них солнцем, всё не мрут и не мрут. Подошва невнимательного Ильи, судя по всему, оставила неизгладимый отпечаток не только на материале исследования, но и на надеждах Дэвида.
Я прямо не знал, то ли посмеяться с этих придурков, то ли хорошенько приложить их лбами.
– Да чёрт с ними, – сказал я Дэвиду в качестве утешения. – Вот нагоним – хоть на месте препарируешь. Кстати, а откуда тут их блевотина?
– Не понимаешь, что ли? – спросил Илья мрачно. – Они тут были. Может, прямо этой ночью. Проходили совсем близко.
– Чушь, – отрезал я. – Если бы проходили – попытались бы напасть.
– Да какое напасть? Они на ногах еле стоят.
– Стоят-то еле, а бегают шустро, – процедил я.
– Не так уж и шустро, если кому-то из них хватило ума пить из реки, – хмуро ответил Дэвид.
Я медленно кивнул, прикидывая, что это значит. А значило это, что путь наш подходит к концу. Они и впрямь умирают, нелепо пытаясь оттянуть финал средствами, ведущими к смерти ещё вернее. Я внимательно оглядел участок суши у воды, где мы стояли. Следов было много, но все размазанные – словно эти двое не просто пробирались к реке, и даже не ползли, а катались по земле… или дрались. Между собой. За что дрались-то? За право подползти к воде первому, что ли? Не понимаю.
– Ладно, двигаем, – сказал я в очередной раз за эти дни и пошёл вдоль реки по следам.
– Эй, а позавтракать? – крикнул Илья мне в спину.
Я даже не обернулся. Мне было абсолютно наплевать, что они подумают. Теперь я чуял близость добычи, вправду чуял. Солнце едва поднялось, лёгкий ветерок гнал волны пыли по земле, слева дрожала река. И было очень тихо, абсолютно тихо, как всегда, как везде, во всём мире, кроме Мегаполиса, – там, где нет ничего, кроме бурого песка и красного солнца.
Парни нагнали меня, но через пару минут, и женщину я нашёл один. То, что это женщина, я понял по размеру её стопы.
Мой триумф, если это можно так назвать, был виден издалека, и последнюю сотню ярдов мои напарники проделали бодрым аллюром, спеша свернуть мне шею за то, что опять присвоил их законное удовольствие.
– Полегче, – осадил их я. – Я ничего не делал. Она сама.
– Не сама, – сказал Дэвид. – Глянь-ка.
Он присел перед трупом на корточки и, взявшись ладонью за обезображенное лицо, повернул его в сторону – так, что мы увидели разрез, зиявший поперёк горла. Крови вытекло совсем немного – я сперва её даже не заметил.
– Ничего себе, – сказал Илья.
– Странный народ, – протянул я задумчиво. – Дэйв, вот ты у нас самый башковитый – объясни мне, за каким хреном они себе укорачивают и без того недолгий век?
– Они это делали всегда, пока существовали, – с презрением сказал Илья и поднялся на ноги. – Они же и нас для этого создали, нет?
– Самоубийцы, – кивнул я.
– И убийцы, – добавил Дэвид. – Говорю же, она не сама это сделала. Это тот, другой.
– С чего ты взял?
– Ножа нет.
Ножа и впрямь не было. Забавно. Всё забавнее и забавнее, говоря начистоту. Так у наших клиентов ещё и ножичек завалялся? И они проползали ночью мимо нашего огонька, но вместо того, чтобы воткнуть этот ножичек в глотку одному из нас, устроили разборки между собой. Междоусобица, так сказать.
Мы и тараканы, папашка. Мы и тараканы.
Мы рассчитывали наткнуться на последнего бледняка или его труп самое большее через час, но шли гораздо дольше. Река сделала поворот к западу, но следы тянулись мимо русла, к холмам на горизонте, и мы пошли к холмам.
Тело последнего бледняка было там.
Я, честно, почувствовал едва ли не восхищение, когда увидел его. Он сидел, привалившись спиной к валуну, выступавшему из растрескавшейся земли, и, казалось, смотрел на нас. Нож, которым он убил свою подружку, валялся тут же, но без свежей крови на лезвии. Человеку не понадобилось убивать себя – он наконец-то умер сам, перестав терзать Дэвида неразрешимыми загадками. И, глядя на него, я готов был поклясться, что последний день он продержался исключительно на стремлении доползти до этого валуна и сесть, развернувшись к нам лицом. Он не хотел, чтобы мы нашли его труп, бесформенной грудой валяющийся в пыли. Он хотел смотреть нам в глаза.
Я подумал, что становлюсь сентиментальным.
Илья подошёл к бледняку и тронул труп ногой. Не пнул, просто тронул. Пинать уже не было сил.
– Как думаешь, бункер далеко? – спросил Илья. В его голосе прозвучало такое отчаяние, что я разозлился. Но прежде, чем я успел нахамить, ответил Дэвид.