Ансамбль, прекрасно зная эту вещь, тут же подхватил мелодию, и «дело пошло». Но теперь уже совсем не по программе.
Мы ведь сначала должны были спеть специально подготовленную для Юльки песню «Встреча с юностью». Но Юлька перепутала все карты, потому что вслед за песней Бабаджаняна она тут же, объявив название, спела знаменитого «Аиста».
Она «ломала» ритм концерта, она творила черт знает что!
Но все когда-то кончается, и вот после «Аиста» мы, наконец, смогли поздравить ее исполнением нашей песни.
Я подошел к микрофону и объявив ее, сказал следующее:
– Юля! Мы все тебя любим, и понимаем, что ты никогда не ушла бы из ансамбля, в котором столько лет была и главной заводилой, и нашей «примой» – основной сольной певицей ансамбля «Белые крылья», если бы не жизненные обстоятельства.
Прими от нас эту песню.
Соло-гитара исполнила вступление, и я запел, а ребята подпевали припев. Кроме того, основная роль в исполнении отводилась нашему пианисту, который вел сольную партию.
Нам хлопали, потом Юлька подошла и поцеловала меня, а я поцеловал ей руку.
Потом в течение получаса мы пели свои прежние песни, а после этого был объявлен перерыв.
После перерыва… Сначала все шло как будто нормально… Я объявил «Забытый край», добавил, что песня о наших геологах, и запел:
Юлька включалась вторым голосом при исполнении припева, и все как будто шло как надо.
«В Кейптаунском порту» знали все, и когда Юлька запела, кое-кто в зале даже стал ей подпевать.
Настала вновь моя очередь. И я спел новую песню «Капельки счастья».
Ребята слаженно играли, подпевали, Юлька как будто тоже была в норме – улыбалась, поблескивала золотым комсомольским значком. И когда она объявила «Окаянный сентябрь», я не придал этому значения – песня была новой, ее вообще-то поет мужчина, но частенько «мужские песни» пели и певицы-женщины.
Но в процессе исполнения ее голос стал как-то неестественное звенеть, и я, вслушиваясь пристальнее, обнаружил, что она переделала песню, приспособив ее под женское исполнение. Ну, например, в оригинале было «Ты взяла, ни капли не любя…», а Юля теперь пела: «Ты забрал, ни капли не любя…» и все в таком духе.
И слова песни получились такими:
Когда она исполняла во второй раз припев, и наш саксофонист Женя принялся мастерски подчеркивать окончание каждой строки, я вдруг почему-то подумал – а с кем это Юлька затеяла прощание? С ансамблем, зрителями, или со мной?
Но я как будто никуда исчезать не собирался? А собирался вместе с ней покинуть ансамбль – у меня подходило время госэкзаменов…
Чтобы как-то сбить с Юльки напряжение – а она закончила «Окаянный сентябрь» как-то уж слишком эмоционально (песня-то вообще-то спокойная, меланхоличная по духу), я объявил к исполнению новую тогда песню из телевизионного цикла «Следствие ведут ЗнаТоКи».
– Посвящается работникам милиции! – объявил я и сам на гитаре начал «рубить» вступление, и меня тут же поддержала наша гитарная группа.
Олег с «Ионикой» включился с началом исполнения песни, а пианист и саксофонист отдыхали.
«Наша служба и опасна, и трудна,
И на первый взгляд, как будто, не видна»… – пел я, и Юлька поддержала – вступила вторым голосом, начиная со слов: «Если где-то человек попал в беду»…
И мы опять исполняли по очереди с Юлькой песни, и Юлька спела еще несколько новых песенок…
Казалось, теперь ничто не предвещало каких-либо неожиданностей, но не тут-то было!
Все случилось, когда я объявил последнюю Юлькину песню «Волчица».
Она давно выманивала у меня слова этой песни и магнитофонную запись для того, чтобы наш руководитель Олег заблаговременно мог расписать партитуры для ребят. Но я все время отбивался – слишком уж текст песни отражал реалии Юлькиной жизни.
Но когда она стала готовить свой последний концерт, и снова попросила текст и музыку «Волчицы», я подумал – ну пускай, ну последнее ведь выступление!
Я ведь по-своему очень любил Чудновскую…
Но после того, как Юлька явилась на концерт, перекрасив волосы в седой цвет, я понял – что-то произойдет.
А когда после объявления песни она вдруг добавила в микрофон сразу после меня: «Всем одиноким женщинам, ищущим счастья, и не находящим его, посвящается…»
Короткую дробь барабанов сменило чистое печальное звучание саксофона, играющего вступление. И затем Юлька начала сначала негромко, почти речитативом:
Ну, что, скажете, это все – не о Юльке?
Начиная со второго куплета голос ее стал набирать силу, саксофон сопровождал ее, подчеркивая строфы и отделяя их одну от другой коротким проигрышем:
Припев Юлька выделила своим сильным голосом, постепенно «забирая вверх» и затем также постепенно опустившись до первоначального звучания.
Я было заволновался, но она вновь перешла к доверительному разговору с сидящими в зале, правда, голос ее был как-то уж очень напряжен.
(Она внезапно повернулась в нашу сторону)
И тут меня будто кольнуло что-то! Нельзя было давать ей эти слова, слишком близка ей эта волчица, слишком напоминает ей ее саму… Ту далекую трагедию и все последующее…