– Погодите, погодите, – сказал я рассудительно. – Вы забыли, послезавтра выборы короля Сен-Мари?
Они оба оглянулись на меня, даже не обернулись, а только чуть повернули головы, в глазах безмерное удивление: какие пустяки беспокоят принца в такое великое время?
– Ваше высочество, – произнес Ульрих, – воссоздание Ордена Марешаля в таких границах и с такими полномочиями – это эпохально!
– Да, конечно, – сказал я, – но…
Ульрих решительным жестом отмел все возражения.
– Это неизмеримо важнее, – прогрохотал он с нажимом, – чем выборы короля в отдельно взятом королевстве…
– Но это Сен-Мари, – напомнил я.
Он кивнул.
– Даже будь это наше любимое Сен-Мари. Конечно, выборы короля важны, но только не в сравнении с таким событием, уж простите…
Я стиснул челюсти, быстро прокручивая в сознании варианты возражений. Для них, понятно, возрождение Ордена Марешаля, чему отдали жизни без остатка, – важнее всего на свете, даже я понимаю, насколько это важно, однако и посадить на трон Готфрида – не менее важно, это сразу разрубит целый ряд запутанных узлов.
– Хорошо, – сказал я, – подавайте это отложим на недельку. Сперва выборы, потом Марешаль.
Готфрид вздохнул, а Ульрих проговорил мягко:
– Выборы – это только первый шажок, но без коронации любой правитель нелегитимен, незаконен и безблагодатен, потому всяк свободен от его власти. Коронацию проводят только весной…
– Можно внести изменения, – прервал я. – Это после смерти короля выдерживают год траура, а у нас обычная смена власти путем справедливых и демократических выборов, вполне как бы честных и полупрозрачных. Потому допустимы ускорение, гласность и перестройка.
Ульрих спросил с сомнением:
– А кто будет возлагать корону от имени церкви?
– Отец Дитрих, – сказал я. – Он архиепископ!
Готфрид снова промолчал, Ульрих покачал головой.
– Вообще-то должен либо папа римский, либо его уполномоченный. Правда, папа лично возлагает короны только императорам, а королям – специально присланные легаты.
– Отец Дитрих, – напомнил я, – был вызван в Рим, имел подробную беседу с папой римским, в результате которой был назначен архиепископом.
– Однако он всего лищь прелат, – возразил Ульрих. – Был бы нунцием или хотя бы протонотарием…
Герцог Готфрид сказал мрачно:
– А лучще всего, чтобы не тревожить папу и удовлетворить требования знати, – прелатом фьюкетто. Они передвигаются достаточно быстро…
– Но папа не любит их отпускать, – возразил Ульрих, – они нужны постоянно при дворе. 1Сак минимум такую церемонию могбы провести папский монсеньор… но опять же, это все те же апостольские протонотарии, почетные прелаты и капелланы Его Святейшества, а они все в одном экземпляре и вряд ли будут отпущены. Потому лучше подождать, когда приедет человек лично от папы, дабы коронация была признана легитимной и состоявшейся даже нашими противниками.
Я вдохнул воздух и задержал его на несколько мгновений, стараясь удержать себя от волны нарастающего гнева.
– Знаете, – сказал я почти мирно, – до этого вам ничто не мешало, а сейчас вы начинаете искать зацепки, чтобы увильнуть.
Ульрих нахмурился.
– Это не уловки. Значимость Ордена настолько превосходит значимость не только власти короля, но даже самого королевства! Орден – это воплощение Божественной воли!
Тшательно скрывая раздражение, я вымученно улыбался, а чтобы не выказать, что думаю и чувствую на самом деле, поднялся и начал прохаживаться вдоль стены с развешанными мечами и щитами, опуская голову и время от времени как бы в великой задумчивости потирая лоб.
– Я понимаю важность Ордена Марешаля, – сказал я наконец, стараясь, чтобы голос звучал вдумчиво и рассудительно. – Но мы в состоянии успеть сперва завершить коронацию.
– Еще раньше нужно провести выборы, – напомнил герцог Упьрих.
– Да-да, – сказал я, – вы совершенно правы, сперва выборы, однако на это уйдет настолько мало времени, что их можно считать уже состоявшимися. Коронацию… да, она может пройти не совсем в соответствии со всеми-всеми правилами, если ее проведет архиепископ Дитрих, прелат Его Святейшества, но в данном случае… гм… учитывая удаленность и труднодо- ступность Сен-Мари, можно, как я полагаю, временно провести коронацию именно отцу Дитриху с тем, чтобы прибывший затем нунций или прелат фьюкетто подтвердил факт коронации или провел ее еще раз.
Готфрид сказал тяжелым голосом:
– Если поторопиться провести коронацию, лорды могут заподозрить нас в нечестной игре. Это недопустимо!…
– Ну почему нечестной, – сказал я с тоской. – Просто изменившиеся обстоятельства велят реагировать несколько иначе…
Ульрих покачал головой, а Готфрид произнес тем же громыхающе тверды.м голосом:
– Никакие обстоятельства не могут изменить наши принципы верности и чести.
– Полностью поддерживаю, – сказал Ульрих. – Дорогой Готфрид?
Готфрид кивнул, глядя ему в глаза.
– Я отправлюсь сейчас же.
– На ночь глядя? – спросил я.
Он коротко усмехнулся.
– Сын мой, разве ты поступаешь не так?
У меня вертелось на языке, что я моложе и сильнее, но сказать такое герцогу – смертельно оскорбить, он никогда не признает себя слабее и мечтает красиво умереть в бою или просто на полном скаку навстречу ветру.
– Знаете, – сказал я, – а перемена вашего решения никак не связана с тем бредом служителей оккЛ'льта?
Они переглянулись, герцог Ульрих спросил вежливо:
– Каким именно?
– Впервые слышу, – сказал и герцог Готфрид.
Мне показалось, что первый чуть замялся с ответом,
а второй смотрит слишком прямо и твердо, словно старательно убеждает, что не врет. Скорее всего так и есть, однако п›'ганая ворона и муравьев боится, я смотрел на обоих и не знал, что сказать.
– Есть дурацкое предсказание, – сообщил я, – что касается выборов. Но даже если бы оно бьшо реальным, то я знаю несколько вариантов, чтобы провести выборы и не вызвать катастрофу
Герцог Ульрих покачал головой.
– Не слыхал ни о каком предсказании.
А Готфрид шагнул ко мне, огромный и массивный, крепко обнял и сказал на ухо:
– Лучший король на свете – это ты!
Глава 13
Ночью пришла Азагердия, все такая же бледная и жертвенно покорная. Первым моим желанием было отослать ее взад, не до утех, вся кровь собралась в голове и разламывает череп, мысли такие злые и суматошные, словно у дурака какого, кто мне только и подбросил…
Она удивленно посмотрела на меня, я за столом и в одежде, даже сапоги еще не снял, прошелестела встре- воженно:
– Ваше высочество, я что-то должна делать?
– Да, – ответил я. – Лечь, повернуться к стене и спать.
– Но…
– Обойдетесь, – оборвал я. – Леди, лучше спите! Для вас безопаснее. Я сейчас весьма зол. У меня сейчас совсем другие желания.
Она сказала с готовностью жертвы:
– Только скажите!
– Пойти перебить всех в Ордене Марешаля, – сказал я зло, – выстроить флот и проложить железную дорогу!
– Поняла, – произнесла она торопливо. – Сплю, сплю…
Поспешно легла, отвернулась и затихла, а я даже не посмотрел на шикарную лиру зада, в черепе стучат молотки, а за металлической решеткой на окне носятся нетопыри и злорадно скалят белые зубы, в то время как глаза зловеще горят красным.
Потом зашумел дождь, но тихий и ласковый, воздух стал влажным, словно я уже плаваю по морю, я посопел, но все равно не засну, не стоит и ложиться, а только ради утех… нет, это мелкая радость плебеев.
Утром сэр Жерар не вошел, а вбежал в кабинет, донельзя встревоженный, так не похожий на всегда сдержанного, строгого и даже мрачного секретаря.
Я все еще за столом, передо мной куча подписанных бумаг, указов, распоряжений, а еще коричневые круги на столешнице от чашек кофе.
– Ваше высочество, – вскрикнул он с порога, – ваше высочество!
– Ну? – сказал я угрюмо.
– Герцог Готфрид, – сказал он, – это верно, что отбыл из Геннегау?
– И даже из Сен-Мари, – ответил я веско. – И что? Крайне важные дела заставили герцога срочно отправиться в королевство Турнедо. Крайне важные!
Жерар охнул.
– Зачем? В такое время…
– Он трудится во славу, -заявил я твердо и посмотрел на него бычьим взглядом. – И во имя. Дабы вот!
Он спросил торопливо:
– Однако как же выборы?
Дверь открьшась, молчаливый Ульман пропустил в кабинет ряд высших лордов Тайного Совета, включая и новопринятых стальграфа и рейнграфа.
Я жестом поприветствовал их и сказал с гранитной твердостью:
– Не понимаю, что за беспокойство? Отъезд герцога Готфрида по важным государственным делам ничуть не нарушает наши планы. А также не мешает нашей уверенной поступи к! Более того, наш чеканный шаг вперед и дальше лишь говорит о целостности и непо- кобелимости нашего демократического общества с его приверженностью к важнейшим либеральным ценностям просвешенного тоталитаризма.