Сэр Жерар время от времени докладывал о посетителях, которых нельзя не принять, уж и не представляю, сколько он уже отсеял, я принимал, жаловал, разрешал споры, наконец поглядел по сторонам, оглянулся на сэра Жерара, он все так же следит за мной, насупленный, как сыч на морозе.
– Что-то я Арчибальда Вьеннуанского не вижу, – сказал я. – Такой элегантный красавец, любимец женщин и веселья, он должен быть здесь в самой середке!
Он вздохнул, потупился.
– Ваше высочество…
– Что? – спросил я в тревоге. – Что могло случиться? Его любили все, а врагов не было. Этот баловень-аристократ просто рожден для счастья!
Он вздохнул еще тяжелее, развел руками и начал смотреть в сторону
– Говори, – велел я. – Он жив?
– Да…
– Искалечен?
– Снаружи нет…
– Выкладывай все, – приказал я. – Ну?
Он сказал невесело:
– У него появилась… возлюбленная. Ах, если бы одна из местных красавиц!… Наверное, он ими объелся… В общем, она живет в озере.
– Это в каком смысле? – просил я.
– В прямом, – ответил он. – То ли на дне, то ли не совсем на дне. В общем, поднимается на его зов. Нащлись любопытные, подсмотрели, как они обнимаются по пояс в воде. Самое греховное в том, что она не просто не человек, но еще и не похожа на человека: фиолетовая, как не знаю что.
– Вы тоже видели?
Он потупился.
– Да, я хотел понять, чем смогу помочь… В общем, у нее все фиолетовое, даже волосы, лицо, руки, тело, ногти… Сам Арчибальд все хранил в тайне, но когда все выплыло наружу, только отмалчивался и уходил в сторону. Но как-то раз его приперли к стене…
– Ох, – сказал я невольно, – у него вообще-то кровь горячая.
– Вот-вот, ваще высочество. Рассвирепел, выхватил меч и заявил, что изрубит всякого, кто еще раз спросит такое.
– Нашлись? – спросил я и сам же ответил: – У нас на что-то умное днем с огнем не отыскать человека, а на дурь и глупость отбою нет.
Сэр Жерар сказал гробовым голосом:
– Спьяну вызвались двое, но в короткой схватке он не просто зарубил обоих, но изрубил в неистовом бешенстве на части. Аббат принял его покаяние и велел ночь простоять на коленях, замаливая грех смертоубийства хоть и пьяных дураков, но все же людей. Больше его не донимали вопросами, но не из боязни, а потому что у человека все-таки горе, и сволочно лезть в душу с расспросами, в которых нет ничего, кроме желания поглумиться или повеселиться. Зарубил тех двух, ну и правильно сделал. Двумя дураками на свете меньше, что Господу угодно.
Я задумался, вот пришло серьезное испытание и для всегда беспечного и веселого Арчибальда. Сумеет ли он выйти из него целым или хотя бы не слишком искалеченным, все-таки у любого из нас больше шрамов остается на сердце, чем на харе, а те невидимы миру, и человек может всем казаться благополучным…
В коридоре простучали шаги, донеслись протестующие голоса телохранителей. Жерар вышел, плотно притворив за собой, слышно было, как и он вступил в дискуссию, голоса стали громче, он вернулся и доложил угрюмо:
– Барон Торрекс Эйц, ваше высочество. С сообщением.
– Давай сюда, – велел я.
Эйц, начальник дворцовой стражи, обедневший барон, простодушный и честнейший рыцарь, служит ревностно, но на глаза старается не попадаться вовсе, ибо, по его мнению, только та охрана хороша, которую не замечают, и если решился впервые напроситься ко мне в кабинет, то явно что-то важное.
Жерар распахнул двери, Эйц вошел не один, поддерживает под локоть дряхлого старца, на котором крупными буквами написано, что колдун, книжник, гадатель и вообше гонимый оккультник.
– Барон, – сказал я вопросительным тоном.
Эйц поклонился и сказал быстро:
– Ваше высочество, тысяча извинений, что отрываю от великих дел, но мне показалось, что это может быть важным.
– Слушаю вас, барон, – сказал я и кивнул Же- рару, – а вы останьтесь, мы не договорили насчет Арчибальда.
Эйц повернулся к служителю оккульта.
– Говори все, что поведал мне!
Старик взглянул на меня подслеповатыми глазами и прошамкал замогильным голосом:
– Не позволяйте выбирать короля!… Не позволяйте!…
– Уже поздно, – сказал я.
– Остановите, – сказал он стонущим голосом, – ибо в древнем пророчестве Иизеккуля сказано, что как только пятый король появится там, где уже собрались четыре, все королевство рухнет, рассыплется и пропадет навеки!…
В наступившей тишине Эйц пробормотал:
– А еще этому пророчеству три тысячи лет.
Я нахмурился, сказал рассудительным голосом:
– Если я правильно понял, то в пророчестве, которому три тысячи лет, сказано о том, что вот как только в Сен-Мари окажется одновременно пятеро королей, тут же вступит в силу некое древнее проклятие, и все, согласно его условиям, рухнет?
Жерар и барон устрашенно молчали, а оккультник сказал торжественным голосом:
– Именно!
– Напомните текст, – попросил я, – а то я как-то не совсем как бы все помню. Особенно когда впервые слышу.
Глава 9
Старик покряхтел, стараясь выпрямиться, но не получилось, однако все равно принял достаточно величавую позу и проговорил с великим достоинством и убежденностью:
– Когда луна взойдет и ветер воздуег, а сова закричит нечеловеческим голосом, то явятся четверо королей, и судьба изготовится, а когда и пятый король сотворится, то все пятеро обрушат свод земной, и земля запылает в небесном огне, и живые будут завидовать мертвым!
Я смотрел ошалело, потом спросил:
– И что… луна взохшта?…
– Сейчас день, – ответил старик с достоинством, – но она всходила вчера! И ветер стих, вы не заметили?
– А сова где-нить да кричит, – сказал я. – Да еше нечеловеческим голосом, бр-р-р.
– Вот именно! – воскликнул он скрипучим, как у засохшего дерева, голосом. – Вы сами увидели, что все совпадает, не так ли?… Настал этот день, предсказанный еще три тысячи лет назад!…
– А точно он? – спросил я.
Барон Эйц кашлянул, напомнил смущенным голосом:
– Я сперва проверил сам, прежде чем тащить его сюда.
– Что проверили?
– Старые хроники, – сказал он сумрачно, – и все летописи. Ни разу за всю историю Арндских королевств
в одном месте не собиралось пятеро королей! А у нас сейчас уже четверо.
Сэр Жерар обронил задумчиво:
– Герцог Готфрид будет пятым.
Я возразил:
– Да, но в этом случае Кейдан уже перестанет быть королем! Так что все равно четыре.
Они смотрели на меня молча, я видел по их глазам, что со мной не согласны, спросил раздраженно:
– Что?
Жерар сказал дипломатично:
– В истории немало случаев, когда в одном королевстве довольно долго существовали старый король и новый. Один взял власть, и его признали, а второй не отдавал корону.
Я фыркнул:
– Неужели пророчества учитывают такие мелкие нюансы?
– Пророчества вообще так пишутся, – ответил Жерар недовольно, – что понять бывает трудно даже понятливым, вот как вы, ваше высочество. Но это куда уж яснее, даже мой конь поймет… Пять королей!… Да тут и троих никогда не бывало… А чтоб пять? В самом деле небо рухнет.
– Знаете, – сказал я, – вы подняли интересную философско-этическую проблему современности насчет соотношения веры и знания, опыта и озарения, практики и рерихнутости, трудолюбия и алибабщины, правды и кривды, света и тьмы, козлов и бабочек…
Они слушали внимательно, только простодушный Эйц сразу отрубился и спросил обалдело:
– Ваше высочество, а при чем тут козлы и бабочки?
– Какие бабочки? – изумился я. – Что, я так сказал?… Ну, это я думал, наверное, о чем-то другом, у меня так часто бывает, думаю о деле, когда с друзьями насчет вина и ледей… Наверное, именно так и создаются пророчества, когда думаешь о важном, а язык что-то молотит сам по себе… В таких случаях говорят, сами боги вещают из тела такого вот… просветленного. Потому я, как видите, не отметаю это важное, даже эпохальное пророчество, а берусь рассмотреть его детально и скрупулезно. Так что, господа, если у вас все…
Сэр Жерар вздохнул.
– Ваше высочество, а что с ним?
Я буркнул:
– С кем это?
– Ну., вы же знаете, все как бы насчет Арчибальда.
– А я вот не знаю, – отрубил я. – Мне надо над крупными вопросами голову ломать, а вы со всякой мелочью прете.
Барон Эйц сказал с готовностью:
– Ваше высочество! Только прикажите, поможем и с крупными.
– Да? – спросил я с сомнением. – Ну тогда перетащите вот тот шкаф к дальней стене, а то глаза мозолит.
Барон, горя рвением, ринулся к шкафу. Я исподлобья наблюдал, как он подхватил край тяжеленного сооружения, где на полках масса толстых фолиантов в медных и латунных переплетах, попытался приподнять, не получилось, книги весят, кто бы подумал, тяжелее каменных глыб, напрягся сильнее, рожа покраснела, но оторвал край от пола и сумел передвинуть на дюйм.