Дмитрий Филимонов - Самый счастливый человек года стр 5.

Развлекаться всеми доступными средствами, а средств было предостаточно, все свободное время он был не в состоянии.

Работать, то есть ходить на службу, было как-то нелепо: Самый Счастливый Человек и вдруг пашет, как рядовая лошадь, — смешно!

Если бы у него были какие-нибудь таланты, он наверняка написал бы книгу, сочинил симфонию или живописал маслом родную природу, но музы, увы, его не посещали.

Оставалось только одно: ходить в гости, что Павел и делал.

Договорившись по телефону с приятелем о встрече, Бабиков побрился, оделся и в сопровождении трех активистов вышел из дома.

Стоял теплый летний день. По тротуарам шли спешащие по своим делам прохожие. В небе проплывали редкие облака.

Из-за угла, слева, выскочил мотоциклист и, резко газанув, направил машину в сторону Бабикова. Одновременно справа по улице тоже на высокой скорости приближались два легковых автомобиля. Единственное, что успел заметить Павел, это отсутствие номерных знаков на машинах.

Поравнявшись с Бабиковым, мотоциклист распахнул черную кожаную куртку и выхватил автомат.

— Ложись! — рявкнул один из активистов и рывком бросил Павла под стоящий рядом лимузин.

И в это же мгновение раздалась автоматная очередь.

Павел услышал, как над его головой что-то просвистело, как посыпались стекла из стоящей неподалеку телефонной будки, как дико заверещали какие-то женщины. Он прополз между лимузином и стоящей рядом «Волгой», так, чтобы видеть происходящее, и, затаив дыхание, с дрожью в теле наблюдал, как высыпали из подъехавших машин люди в плащах и открыли беспорядочный огонь, как активисты, распахнув куртки, ответили рваными очередями из складных автоматов, как двое в плащах упали, а мотоциклист свалился с мотоцикла и потерявшая равновесие машина придавила ему голову.

Через две минуты все было кончено. Активисты, радостно переговариваясь, прятали оружие, а на мостовой валялись окровавленные трупы в плащах.

«Пронесло, — усмехнулся про себя Павел, отряхивая костюм. — Когда-нибудь они меня все-таки прикончат. Суки! И чем я им мешаю? Уроды какие-то».

Пришлось вернуться в дом и переодеться.

Садясь в лимузин, он равнодушно отметил, что мысль о возможной смерти его абсолютно не тревожит.

— Ну и плевать! — решил он. — В конце концов, осталась неделя. Может, и не шлепнут. А там, я уже не буду Самым Счастливым…

Старый приятель встретил Бабикова с распростертыми объятьями и горящим завистью взглядом.

— Пашка! Твою мать! Ну наконец! Сколько лет, сколько зим!

— Привет, Витек, — скромно протянул руку Павел.

Они прошли в большую комнату, где за столом сидели в ожидании необыкновенного гостя еще человек восемь.

— Знакомьтесь! — восторженно плюхнул Витек. — Павел Бабиков, друг детства, Самый Счастливый Человек Года!

Дальнейшие события разворачивались по типичному сценарию: страстный интерес слушающих к каждому слову Павла, жадные недоверчивые косые взгляды, жратва всяческая, бутылки, извлекаемые из небытия в наполненном состоянии и уходящие в небытие пустыми, а на десерт — потные танцы в несвежей полутьме.

Павел лениво топтался у окна с красивой стройной брюнеткой, не желал ничего говорить, переваривал обильно уничтоженную им пищу и с удовольствием ощущал теплое женское тело, обещающее несколько приятных минут.

Хозяин квартиры и другие гости не обращали уже на Бабикова никакого внимания. Можно было сваливать.

— Душно здесь, — шепнул Павел брюнетке. — Может, сменим место?

— Сменим, — равнодушно ответила девушка.

Они попрощались с Витьком, убранным до безобразия, а посему ни бельмеса уже не соображающим, и вышли на улицу.

— А эти зачем? — спросила брюнетка, указывая на появившихся активистов.

— Охрана.

— От кого они тебя защищают? — усмехнулась девушка. — От назойливых почитательниц?

— И от них тоже, — буркнул Павел.

Было нечто в голосе спутницы, что раздражало его. Она как-будто слегка подсмеивалась над ним.

— Поехали, — сказал он, усаживая брюнетку в лимузин.

В ресторане, в уютном кабинете, чуть сбоку от основного зала, было тихо и свежо.

Официант принес все, что пожелали посетители, и растаял, затворив за собой дверь.

— Неплохо здесь, — констатировала брюнетка.

— Самое главное, — сразу перешел к делу Павел, — что сюда никто не войдет, пока я не дерну вот за этот шнурочек.

Девушка не отреагировала.

В красноватом свете настольной лампы она была удивительно красива: огромные, чуть раскосые азиатские глаза, прямой нос и полные, но без излишней припухлости ярко очерченные губы, черные, с просинью, слегка волнящиеся волосы, вольно спадающие на плечи и спину, делали ее похожей на героиню какой-то прекрасной, но забытой детской сказки. Таких, наверное, крал Змей-Горыныч, замыкал в темницу Кощей Бессмертный, а прекрасные Принцы, рискуя жизнью, освобождали, приносили на руках во дворцы и дарили спасенным красавицам свои гордые мужественные сердца в обмен на вечное, в сказках ведь все вечное, счастье.

— Я совсем не нравлюсь тебе? — удивленно спросил Павел.

— Если бы не нравился, меня бы здесь не было, — холодно ответила девушка.

Какая-то робость на мгновенье закралась в душу Бабикова, но, преодолев ее, как нечто постыдное, он обнял брюнетку и поцеловал.

Поцелуй остался безответным.

Карие глаза девушки смотрели куда-то сквозь Бабикова, отражая только его самого, да еще разве абажур настольной лампы.

— Тебе ничего не хочется? — тихо, впервые за последнее время неуверенно, спросил Павел, едва касаясь пальцами высокой груди девушки.

— Хочется, — равнодушно ответила она.

— Разденешься?

— Разденусь.

С замиранием сердца Бабиков наблюдал, как девушка расстегнула ремень и грациозно изогнувшись, сбросив на диван свое золотистое платье, осталась в миниатюрных прозрачных трусиках.

Тело красавицы не имело недостатков. Казалось, эго была не живая женщина, а искусно сделанная из розоватого фарфора бесценная статуэтка, до которой нельзя дотрагиваться, а можно только любоваться, да и то осторожно, чтобы жарким дыханием не затуманить плавные черты прозрачного и нежного творения.

— Ну что ты сидишь? — раздраженно спросило творение у зачарованного Павла.

Павел молчал. Он вдруг почувствовал, что ничего не хочет. Такого с ним еще не было, и черная мысль об импотенции бросила его в холодный пот.

— Ты что, перепил? — глаза девушки презрительно сузились.

— Подожди, — закашлялся Бабиков. — А как тебя зовут?

— А тебе не все равно?

— Нет.

— Меня зовут Наташа, но мне, между прочим, холодно.

Бабиков обратил все имеющиеся у него чувства в область паха, но там было по-прежнему тихо и пусто.

— Одевайся, — хрипло пробормотал он, — ничего не получится.

Желтоватый огонек загорелся в глазах девушки:

— Ну ты и… Сначала заведешь, а потом — «не получится»…

— Первый раз такое, — покраснев, отвернулся Павел.

Наташа расхохоталась.

Бабиков тупо теребил конец скатерти, проклинал себя, ресторан и вообще все вокруг, не зная, что ему делать и как выпутаться из этой идиотской ситуации.

Просмеявшись, Наташа села к нему на колени и с неожиданной теплотой стала целовать его в губы, глаза, лоб… Ее прикосновения были удивительно мягкими, ласковыми, и вскоре Павел забыл обо всем, отдавшись никогда ранее не изведанному чувству, ни с чем не сравнимому и ни на что не похожему…

Наташа ела мясо, запивая красным «Бордо» и ехидно поглядывая на Бабикова, говорила:

— А ты ничего, получше многих.

— А я уже подумал, что все, допрыгался, — затягиваясь, шутил Павел. — Представляешь, как обидно?

— Представляю. Бедненький.

— Да ладно издеваться-то. Знаешь, какая сейчас жуткая волна импотенции по всей Европе прет?

— Не знаю и знать не хочу.

Наташа допила вино и, вытерев салфеточкой губы, встала из-за стола.

— Ты куда? — удивился Павел,

— Домой, домой, Пашенька.

— А зачем?

— Ты совсем рехнулся. Зачем домой идут?

— Не знаю…

Павел обескураженно почесал под носом. Ему домой не хотелось.

— Мама меня ждет, Паша, мама. И еще один человек должен позвонить.

— А зачем он тебе?

Девушка посерьезнела:

— Зачем? Не знаю. Просто люблю его.

— А меня ты совсем не… любишь? — с трудом выговорил последнее слово Павел, удивляясь, как это он произнес его.

— Не знаю, Паша. Скорей всего нет. А того человека я люблю, и если он позовет меня, побегу, как собачка.

— Но ведь я, помимо всего прочего, еще и Самый Счастливый Человек…

— Да какой ты счастливый… — грустновато усмехнулась Наташа. — Ладно, я пошла.