– Не соблаво… благо… лите… Да еще и «сударь»… Тьфу, действительно, гадость какая! – опять искренне согласился Юл, однако тут же начал прикидывать расстояние до двери. Такие чудовищные откровения добром закончиться не могли.
Тем временем Богомол Панда продолжал:
– Скучно мне, Двуглавый Юл, уже несколько столетий скучно… Но теперь все будет по-другому. Будем вспоминать славные боевые денечки и играть на арфе дуэтом. Покажу тебе, кстати, один менуэт – закачаешься! Корабль Странников тут, рядом, спрятан в подземелье дворца. Я вскрою камеру с Корректором Судьбы, пусть он подкорректирует и тебя тоже, чтобы подтянуть до моего уровня. Мне хватило получаса, а тебя, думаю, с часик подержать надо. Ты же у нас двухголовый, ха-ха-ха, – засмеялся правитель зловещим безумным смехом. – Потом мы прервем процедуру, чтоб ты не стал чересчур правильным и чересчур скучным, а проклятая железяка пускай вновь остается с носом. Надеюсь, этого развлечения мне хватит надолго и…
Тут Двуглавый Юл ринулся на правителя Хррр и треснул его по хитиновой морде с двух сторон одновременно двумя головами. Раздался треск, Богомол кувыркнулся навзничь вместе с креслом. Двуглавый рванулся к двери, распахнул ее и замер: полдюжины шершней преградили ему дорогу.
– Ах ты, мокрицын сын, – слабо скрежетал позади оглушенный Богомол Панда, возясь в кресле и пытаясь подняться, – убежать вздумал? Не выйдет! – Он приказал шершням: – Не кусать, взять живым!
– Слыхали, пчелки, что сказано? – весело сказал тогда шершням Двуглавый Юл, сжав кулаки. – Не кусаться!
И бросился в бой, один против шестерых. Потому как знал – шершни привыкли полагаться на свои смертоносные жала, а без них они были не так уж страшны.
(«– Вот честное благородное пиратское, я им крепко навалял, я почти прорвался!» – похвастался Двуглавый Атосу, и три его глаза оживленно засверкали.)
Но произошло непредвиденное. В пылу сражения один из шершней сорвался и вонзил свое жало прямо в правую глазницу правой головы Юла. Нестерпимую жгучую боль почувствовал Юл, успев подумать, что лучше так, чем играть на арфе дуэтом с полоумным Богомолом Пандой. И еще он успел услышать, как некий разъяренный голос велит поскорей тащить двухголового дурака в подземелье.
4…Очнулся Юл в диковинном помещении – по выгнутому потолку и стенам скользили картины, смысл которых было невозможно постичь. Двуглавый чуть приподнялся, тут же ощутив, как странно онемела правая сторона правой головы… глаз с этой стороны ничего не видел. Юл поднес руку к глазнице и нащупал повязку, а под ней – нечто инородное… напоминающее все же кое-что знакомое. Долго размышлять на этот счет было некогда, потому что с одного боку обнаружился сторожевой шершень – поистине гигант среди соплеменников, и со второго боку тоже стоял шершень, размером существенно мельче.
– Кажись, очухался, – сказал Здоровяк Мелкому.
– Где я?.. – простонал Юл, прикидываясь растерянным. На деле он сразу сообразил, где находится. Он запомнил рассказ Богомола про непонятные движущиеся картинки, а главное, только корабельные киберы Странников могли спасти его от шершневого яда и вмонтировать взамен потерянного глаза кое-что… очень, очень знакомое… как некогда они вживили серебряную клешню Богомолу Панде.
– Повелитель Аднап Ломогоб велел доставить тебя сюда, в секретную лабораторию, и дожидаться, пока механические штуковины починят твою башку, – сказал Здоровяк, вращая в лапе увесистую дубинку. – Сказал, ты нужен ему живым.
– А затем велено отправить тебя в ту камеру, где прямо в воздухе висит золотой куб, и запереть на сутки, – добавил Мелкий.
– На сутки?! – ужаснулся Юл. По-видимому, мстительный Богомол решил превратить его в полную амебу. Через сутки так называемой коррекции Двуглавый Юл начнет отсылать награбленное в сиротские приюты и учреждать на свои кровные дома для престарелых пиратов.
– А коли будешь упираться, – сказал Мелкий, тоже поигрывая дубинкой, – то велено не жалить, а угостить тебя вот этим… – Он многозначительно постучал дубинкой по своей мохнатой лапе.
– И приказано не жалея сил лупить по обеим головам сразу. Повелитель сказал, что убедился – головы у тебя крепкие.
На этом шершни сочли светскую беседу законченной, подхватили пленника под мышки и длинными узкими коридорами поволокли в камеру с кубом. Перед входом стражи остановились и втолкнули Юла внутрь.
Действительно, здесь прямо в воздухе висел золотой куб.
Дверь с отвратительным скрипом начала закрываться, и Двуглавому Юлу показалось, что это закрываются ворота в ад. Но вдруг одно воспоминание породило в нем надежду. Как-то в одной кантине случилось Юлу оказаться с шершнями за соседним столом. Весь вечер полосатые наемники поднимали кружки во славу Великого Шершня. Как смутно помнил Юл, этот самый Великий Шершень считался не то прародителем, не то покровителем всего шершневого рода. Кто-то из посетителей отпустил шутку на этот счет. Стол шутника был немедленно опрокинут, сам он зажален до смерти, собутыльники изрублены на куски, а потом вошедшие в раж шершни и вовсе полностью разгромили кантину, и вскоре только дымящееся пепелище отмечало то место, где некогда стояло заведение. Кто есть на самом деле пресловутый Великий Шершень, Двуглавый Юл понятия не имел, но в памяти отложилось, что это имя каким-то образом пронимает шершней до самых печенок…
– Постойте, друзья! – лихорадочно вскричал Юл.
Обращение так удивило шершней, что они застыли на пороге.
– Мы – кто?.. – переспросил Здоровяк у Мелкого.
А Юл продолжал гнуть свою линию:
– Вы что, так и не зайдете взглянуть… в последний раз? А! Понимаю – меня стесняетесь…
Это предположение поразило шершней еще больше.
– Мы – что?.. – спросил Мелкий Здоровяка.
– Да бросьте, если стесняетесь, я выйду. Все-таки… последний раз и все такое…
Стражи уставились на Юла.
– А вам не сказали? Там, на обратной стороне куба, портрет Великого Шершня. Выложенный драгоценными камнями. Я ж ювелир, ребята! Ювелир-кулинар. Правитель Аднап Ломогоб пожелал на завтрак топазов в гагатовой стружке. «Ступай, Двуглавый Юл, в подвал и наковыряй на десерт топазов с гагатами из портрета Великого Шершня, мне что-то кисленького захотелось…» – так сказал Аднап Ломогоб. Я сопротивлялся, я кричал, что это неправильно, я даже замыслил бегство… Сами знаете, чем это кончилось, и теперь я склоняюсь перед волей правителя как тростник на ветру. На завтрак он получит то, что пожелал отведать. Но вы можете взглянуть на лик Великого Шершня последний раз.
– Среди нас нет художников… – взволновался Здоровяк. – Никто никогда не видел портрета Великого Шершня!
– Ты лжешь, ювелир-кулинар! – злобно прошипел Мелкий.
Юл очень натурально изумился.
– Да как же я могу лгать, братцы? Что ж я, сам себе враг? Проверить-то проще простого – вон он, куб, а там, с той стороны – портрет, может единственный во Вселенной! – Увидев, что шершни колеблются, Юл, понизив голос, добавил: – Работа Странников, не иначе. Наверное, и сами Странники были шершнями… Но это доказательство сейчас исчезнет навсегда… ну, я приступаю…
Стражи, отпихивая друг друга, ринулись в камеру, а Юл, соответственно, из нее.
И тут заговорил Корректор Судьбы.
– Нет, ну много вранья слыхал, но такого… – успел услыхать Двуглавый Юл, прежде чем оказался в коридоре и лязгнул тяжеленным засовом. Для верности он сел на пол, подперев дверь спиной, а длинными тощими ногами уперся в противоположную стену. Потом осторожно просунул руку под повязку и вновь нащупал то, что находилось теперь на месте правого глаза правой головы… Что ж… могло быть и хуже.
Дверь сотрясали удары, спина ныла, но Юл, не обращая внимания, принялся хладнокровно прикидывать план действий. Богомол Панда полагал, что в камере Юл пробудет сутки. Судя по тому, что он оставил на корабле всего двоих стражей, Богомол не сомневался в своем плане. Решил, видать, что после такой травмы Юл будет слишком слаб. Двуглавый хмыкнул. Прежний Богомол Панда – не шибко умный, зато куда как более подозрительный, – никогда не допустил бы такой ошибки… видимо, несколько веков игры на арфе у кого хочешь вызовут размягчение мозгов. Да, тут Аднап Ломогоб просчитался. Но во дворце немало охраны… единственный шанс на спасение находился сейчас за дверью, которую Юл подпирал спиной. Теперь надо было не промахнуться со временем. Через сутки Богомол захочет узнать, что представляет из себя преображенный Двуглавый Юл, значит, надо открыть камеру раньше… но не слишком рано. А там видно будет.
Удары становились все реже. Юл задремал, скрестив руки на груди. Он просыпался несколько раз и вновь засыпал, а потом его будто толкнули в бок: «Пора!» Он поднялся, размял затекшие ноги и, приготовившись к чему угодно, отодвинул засов.
В камере стояла тишина. Золотой куб по-прежнему висел в воздухе, под ним на полу валялись две дубинки. Здоровяк сидел в одном углу и неподвижно смотрел на потолок, Мелкий сидел в другом углу, уставившись в пол.