Карине поцеловала Николая в щеку и выпорхнула из палаты. Николай подошел к Феликсу, стоящему у окна, и шепотом сказал:
– Иди домой, но сначала подойди к объекту. Если там что не так - сразу догадаешься. Хотя я уверен, там все спокойно. Ровно в пять повторишь вчерашний маршрут. Возьмешь с собой воды. Думаю, трех бутылок хватит. Завернешь их в белую бумагу. Так ведь нынче ходят в гости, неся водку или коньяк. Смело можешь» войти в подъезд. Но для того, чтобы не вызвать подозрения у случайно оказавшихся там жильцов… что нужно делать?
– Я не знаю. Я уже ничего не соображаю.
– Нужно погладить брюки. Посмотри только, в каком ты виде. Переоденься. А теперь иди.
Феликс медленно поплелся к выходу. Николай резко окликнул его.
– Я ошибся, - тихо сказал он.
– Это меня радует.
– Почему?
– Выходит, и ты можешь ошибаться…
– Да, я ошибся. Не вздумай переодеваться - плохая примета. Просто приведи себя в порядок.
– А бриться можно?
– Ни в коем случае. А еще лучше зайди сюда в четыре часа. Понял?
– Понял.
По-видимому, барахлил киноаппарат. По крайней мере, после того, как оператор что-то сказал Самсону, все засуетились. Вновь потащили Феликса кокну, откуда он, словно киноартист, готовящийся к дублю, примеривался, как должен подойти к некогда заветной двери. Застрекотал аппарат. Все ринулись за «киногероем».
Я смотрел на эти странные для меня киносъемки и не переставал думать о Суреняне, о прокуроре, который только раз побывал в самом банке - в день, когда состоялось ограбление. И больше практически не выходил из своего кабинета. На основании одних лишь расчетов он вычислил, что Феликс «взял» банк не с первого захода.
Раздельно допрашивая Николая и Феликса, прокурор узнал, что шеф понятия не имел, каким образом Индеец Джо проник на третий этаж. Однако не сомневался: все остальное до мельчайших подробностей разработано «шефом». Пожалуй, лишь место на полу, где намечалось пробить дыру, было указано не Николаем. Место это, как мы знаем, определил наводчик. Но остальное уже делалось под диктовку Николая.
Феликс потом, скорее желая выразить свое уважение к Николаю, нежели выдать того, скажет, что, работая (он так и говорил - «работая»), он все время отчетливо слышал голос шефа, его команды. Суренян спросил как-то: «А ты смог бы сейчас вспомнить какую-нибудь конкретную команду, которая якобы давалась тебе Николаем?» - «Смог бы, - сказал Феликс, немного подумав, - он, например, говорил: не пей воду большими глотками. Точно знаю, он об этом не предупреждал в больнице, а вот там, в музыкальной комнате, мне так послышалось. И я уже пил маленькими глотками, чувствуя, что пить хочется меньше, да и страх проходит. Я лишь остервенело работал, сверлил».
Когда в первый раз сверло прошло насквозь, Феликс почувствовал облегчение. Он начал ковырять ломом. Теперь уже Индеец Джо боялся отступить хоть на йоту от плана шефа, норовя как можно быстрее просунуть в дыру детский зонтик. Но долго еще пришлось ему ковыряться, прежде чем сложенный зонтик смог пройти в нее. Он привязал к ручке длинную веревку, обмотав второй конец вокруг щиколотки. Куски бетона один за другим падали в раскрытый зонтик. Он вновь вспомнил о своем шефе, который не переставал давать команды. Часто приходилось руками отрывать прилипшие к арматуре окаменевшие плоские плитки бетона. Как только образовалась большая щель, Феликс взялся за ножовку. Пилить он начал неровно, дергаясь, сломал пару полотен, пока наловчился. Однако второй конец арматурного прута дался куда быстрее. Он пилил лишь до половины, сгибал прут вниз-вверх и довольно легко ломал у основания.
Через полчаса Феликс определил глазом, что запросто сможет пролезть в отверстие.
Лишь потом измерят его точно: тридцать четыре на тридцать один. Он привязал к арматуре другую веревку, на которой через каждые шестьдесят сантиметров были завязаны узлы. Феликс осторожно опустил наполненный до краев зонтик на самое дно «колодца», поразившись бесконечности глубины. Спустил ноги в отверстие, и стал медленно пролезать в него. Повиснув под самым потолком, он схватил приготовленный рюкзак и ловко стал спускаться вниз.
В комнате было очень темно. Лишь уродливой формы дыра виднелась над головой.
Феликс включил фонарь, повел им вдоль одной стены, другой, третьей. Кругом были деньги, аккуратно сложенные в каких-то гнездах, которых он никак не мог разглядеть. Главное - не закрыты, не в железном сейфе. Собственно, он давно уже усвоил, что сама комната - это сейф. Стены непробиваемые, двери, наводчик говорил, как на линейном корабле - руками не откроешь. Не теряя времени, он стал запихивать пачки в рюкзак. Уловив взглядом высвеченные лучом фонарика наиболее крупные купюры, он брал в основном их. Брал, считая, и из других гнезд. Николаем была дана такая команда: разные купюры, но крупных - побольше.
Наполнив рюкзак до отказа, Феликс надел его и начал взбираться наверх. Вновь он с благодарностью вспомнил Николая, который заставлял тренироваться. На тренировке чаще всего поднимался на пять-шесть метров по канату с двухпудовой гирей. Рюкзак примерно такого же веса. И он легко поднялся под самый потолок, повис на согнутой руке, а другой стал вытаскивать пачки из рюкзака и выбрасывать через отверстие. Когда в рюкзаке осталась примерно половина содержимого, он запихнул его в дыру, оттолкнул в сторону… …По банковскому переулку медленно шел молодой человек, с каждой минутой чувствуя, как тяжесть все сильнее давит на плечи. Он приближался к просторной площади, время от времени оборачиваясь. Понимая, что вряд ли сумеет дотащить такой груз до больницы, Феликс намеревался остановить любую случайную машину.
Кстати, именно такая установка была ему дана. Остановить любую машину. На худой конец, можно и милицейскую. Предложение подвезти до больницы обезоружит любого и каждого. У площади Феликс остановился, опустив рюкзак на асфальт. Услышав шум приближающейся одинокой машины, он шагнул в сторону дороги. Машина тотчас затормозила.
– Чего это в такую рань в больницу да еще с рюкзаком? - спросил водитель, когда уже подъезжали к цели.
– С поезда я. Брат в больнице. Хочу прежде его повидать, потом ехать домой. Будь добр, если можешь - подожди меня во дворе.
– А почему не подождать для такого дела? Конечно.
– Я тебя не обижу.
– Будет тебе! Нашел о чем говорить.
Машина подъехала к воротам больницы. Натянутая цепь преградила путь. Феликс вышел из машины, подошел к сторожке, успев помахать рукой торчащему в окне Николаю, и вскоре вернулся к воротам. Сам опустил цепь и показал водителю рукой, чтобы подогнал машину к самой стене.
Николай исчез в просвете окна, словно его там и не было. Не успел Феликс добраться до машины, как он уже оказался внизу в больничной пижаме. Они обнялись. Водитель смотрел через ветровое стекло на братьев и улыбался.
– Ну, заводи, дорогой, - скомандовал Николай, - поедем с братом домой.
– Разве можно из больницы в такую рань? Больной небось?
– Ничего, друг, сто лет не виделись с братом, - сказал Николай, садясь в машину.
– А куда ехать?
– По дороге, по которой меня сюда привез, а у места, где подобрал, я покажу дорогу. А едем в район Саритах, - тяжело проговорил Феликс.
– А куда именно? - спросил водитель.
– Ты не так понял, друг. Брат хотел сказать: через Саритах к вокзалу, - вставил Николай, ущипнув Феликса за ногу, - там, не доезжая до вокзальной площади, - жилой дом.
Водитель машины от денег отказался наотрез, повторив: «Ценю тех, кто к родному брату относится с любовью».
Грабители взяли такси и через десять минут были у себя на квартире, которую снимали у одинокой старухи в старинном квартале города - Саритахе. Одноэтажный Уродливый домик, доживающий свой век в огромном городе. Такие дома не ремонтируются, к ним не подводятся коммуникации. Возле них всегда растет одно или два тутовых дерева. В углу обычно чистого утрамбованного дворика весной цветет сирень. В одном из таких домов по улице Нар-Доса Каланяны снимали комнату. В шестом часу они добрались до цели, затащили рюкзак в комнату и положили его на кровать Николая.
– Что будем делать? - тихо спросил Феликс.
– Прежде всего закроем дверь на ключ и начнем считать.
– А потом?
– А потом припрячем и поедем в больницу. Я там должен быть до того, как сестры начинают разносить эти дурацкие термометры. Ну, начнем, пожалуй. Как, по-твоему, что нам для начала нужно?
– Не знаю.
– Бумага и карандаш. Записывать надо, иначе запутаемся. Но вот еще что: прежде чем ты откроешь рюкзак, мы должны с тобой определить общую сумму. Угадать то есть.
– А это еще зачем?
– Для спортивного интереса. Как, по-твоему, сколько здесь килограммов?
– Два пуда будет.
– Будем считать, тридцать кило. Каких купюр больше?
– Крупных, как ты велел. Наверное, сторублевых намного больше.