Зорий Балаян Следственный эксперимент
В пожелтевших подшивках газет я прочитал о подвиге молодого человека, который вступил в схватку с матерым бандитом. Не поверилось. И немудрено. Безусый юноша, студент Ереванского политехнического института Михаил Мкртчян, находясь на производственной практике в Минске, случайно увидел на улице бежавшего ему навстречу вооруженного грабителя. Услышал доносившиеся вслед крики. Увидел у того в руке пистолет. Бандиту и в голову не приходило сворачивать с тротуара, по которому шел навстречу юноша. Он был уверен, что дорогу ему расчистят сами прохожие. Чего стоил один только вид человека, совершившего преступление, да еще с пистолетом в руке. Бандит не ожидал, что юноша, которого он не хотел замечать, так стремительно преградит ему путь. Он не успел выстрелить. Начавшаяся неожиданно схватка застигла его врасплох и ошеломила.
Это произошло более двадцати лет назад. Тогда о Михаиле Мкртчяне писали белорусские газеты. Рассказывалось в них о геройском поступке, о том, как министр внутренних дел республики вручил парню именные часы. Потом о нем писали молодежные газеты Армении. Спустя так много лет мне захотелось узнать о дальнейшей судьбе выпускника политехнического. Признаюсь, недолго пришлось искать героя. Выяснилось, что он стал прекрасным инженером. А сейчас Мкртчян занимает ответственный пост. Разговорившись с Михаилом, я сказал, что хочу написать о нем. Он отговаривал. Мол, четверть века молчали, не вспоминали, а теперь, когда находится на ответственной работе… «Можно - после пенсии», - предложил он шутливо. Я сдался, но, думаю, не совсем.
Сейчас я вспомнил об этой истории потому, что в статьях, в которых авторы рассказывали о Михаиле, довольно часто встречались слова «ограбление»,
«грабитель», «бандит». Обычные, очень точные слова, без которых, наверное, невозможно рассказать о том, как вооруженный рецидивист напал на сберкассу и, наставив По перепугавшихся женщин пистолет, взял большую сумму денег. Около шестидесяти тысяч.
Работая над повестью о том, как выкрали из банка более полутора миллионов рублей, я должен был быть очень осторожным с терминами. В моем случае не было нападения, столкновения с охраной, с работниками банка. Была кража. Помню, даже спорили специалисты. Кто-то из них сказал: «Мягко выражаясь, украли… полтора миллиона рублей. Чуть меньше, чем во время «ограбления века»…
Преступление мне показалось значительным, из ряда вон выходящим. И захотелось непременно написать об ограблении банка. Захотелось еще и потому, что буквально с первых часов мои знакомые, а подчас и незнакомые по-разному, по-своему рассказывали о «взятии банка». Чуть ли не у каждого была своя версия ограбления.
К версиям я еще вернусь. Пока скажу читателю, что не собираюсь во всех подробностях описывать многосложную работу оперативной группы, которую создали сразу же после совершения преступления. В группу входили опытные работники милиции и прокуратуры, представители других служб. Я попытаюсь лишь рассказать о работе одного прокурора, который давно стал легендой в нашем городе. О нем рассказывали были и небылицы. Называли его провидцем, оракулом. Говорили еще, что он становился беспомощным, если преступление совершали неопытные подростки или великовозрастные дебилы. В таких случаях прокурор, который долгие годы работал в уголовном розыске, потом следователем прокуратуры по особо важным делам, просто терялся. Он не мог предвидеть действий преступников. Чтобы предугадать очередной шаг человека, совершившего преступление, надо поставить себя на его место. А чтобы рассказать о самом провидце, оракуле, надо видеть его непосредственно в работе.
Я видел прокурора в его кабинете, из которого он редко выходил. Он творил, как творит ученый в лаборатории. Я следил за его медлительными движениями, за ходом его мыслей. И подумал, что скорее расскажу, нежели покажу события, связанные с ограблением банка и раскрытием преступления. Надо было бы поступить наоборот, но я все же решил рассказать. Еще не приступив к работе, я чувствовал, что напишу не просто очередную повесть, а повесть-репортаж. Одно знал твердо: в прокурорском кабинете я лишь соберу материал, услышу о самих преступниках. А вот репортаж придется вести непосредственно с места, где проводится следственный эксперимент…
В те августовские дни я по утрам спешил в кабинет прокурора, как на работу.
Собственно, так оно и было. Моя работа для других незаметна, никому не в тягость. Сидел в сторонке, чаще всего в уголочке, и слушал. Не сказал бы, что легкое это дело - слушать, и слушать внимательно, о чем говорят другие, запоминать, записывать то, что может пригодиться. А ведь еще надо знать, что именно может пригодиться, а что лишнее. Нынче не так важно получать информацию, как не загромождать память лишним грузом. И я записывал.
Прокурор Арташес Суренян каждое утро, встречая меня, говорил одно и то же:
«Садитесь вон там в углу. Сегодня, по-моему, для вас будет день интересным». Но никогда не раскрывал своих планов заранее. Не было исключением и то августовское утро. Суренян, бросив с ходу свое традиционное, добавил: «Следственный эксперимент». Он не сомневался в том, что я хорошо знаю, что это такое. Я действительно знал, о чем идет речь. Знал, с какой скрупулезностью будут «повторять» само преступление. На том же месте, лучше в то же самое время суток.
И каждый шаг необходимо снять на кинопленку. Дело серьезное. Статья предусматривает высшую меру наказания. А вдруг во время суда обвиняемый скажет, мол, все, о чем здесь, в этом зале, говорится, ерунда. Ничего подобного не было.
Меня застращали, заставили наговаривать на самого себя.
Бывали ведь и такие случаи. В самом деле, что терять человеку, который знает: его поведут на смерть. Говорят, каждый преступник, идущий, так сказать, на «дело», заранее знает статью, по которой его будут судить. В зале суда наивных людей не бывает. И не случайно обреченный человек изворачивается, хитрит, ищет лазейку. На худой конец стремится затянуть процесс - все подальше от рокового часа. Случалось, в самый разгар судебного заседания обвиняемый наотрез отказывался от своих прежних показаний. Вот тут-то по команде судьи опускали в зале занавес, И начинался… киносеанс. На экране демонстрировался фильм, рассказывающий и показывающий следственный эксперимент.
Суренян нажал на клавишу селектора и, не дождавшись, пока ему ответят, бросил:
– Заходите!
Я смотрел на хозяина кабинета чаще всего сбоку. Плотный мужчина сорока пяти лет, волнистые седеющие волосы, прямой нос с едва заметной горбинкой, большие карие глаза, огромный лоб. Знал я его давно. Никогда не видел этого человека в сорочке, в летней тенниске. В любую жару он надевал костюм с галстуком. Однажды я спросил его: мол, жара, духота, и - пиджак, галстук? Он ответил одним словом:
«Протокол». Немного погодя добавил: «Надоело все это». Я хорошо понимал, что надоел ему не только этот самый протокол.
В кабинет вошли два молодых следователя. Всего несколько дней я знал их обоих, но мы уже успели подружиться. Самсон Асатрян, небольшого роста, с бычьей шеей, длинные волосы на затылке и на висках тщетно пытались закрыть большую лысину. И долговязый Вардан Хачатрян с массивным носом, оседланным роговыми очками. Они вели следствие по делу, которое в те дни волновало многих. Каждое утро Самсон и Вардан докладывали, что было по разработанной схеме добыто накануне, и, получив соответствующие указания, отправлялись на новую встречу с задержанными, которые подозревались в ограблении банка. И каждый раз я отправлялся вместе с ними. Но на сей раз я понял: мы не поедем по обычному, ставшему для нас привычным маршруту. Сегодня будет проведен самый, пожалуй, главный следственный эксперимент. Преступники должны будут показать свой маршрут от начала до конца.
Куда ехали, как ехали? Как взбирались на чердак? Как вышли из слухового отверстия на крышу? И чтобы непременно на каждом этапе показывали все сами. Ведь это будет сниматься на пленку. Словом, надо восстановить картину ограбления в деталях, шаг за шагом.
Я должен был вкратце рассказать читателю, как ограбили банк. Это нужно в первую голову для того, чтобы рассеять кривотолки, приостановить поток новых и новых легенд, которые порождали другие легенды. И еще: я изучал дело для себя.
Легче всего обвинить охрану банка. Или безапелляционно считать, что ограбление совершили непосредственно его сотрудники. Хотя, спору нет, и охрана была виновата, и даже сотрудник банка оказался наводчиком. Однако ни охрана, ни сотрудник банка понятия не имели, как все же похищены деньги. Они многого не знали До самого суда не знали того, о чем я день за днем узнавал в ходе расследования.
Они не присутствовали на следственном эксперименте, как я, который в тот жаркий августовский день видел многое собственными глазами, словно свидетель преступления. Однако все началось задолго до ограбления банка. Еще до того, как преступники на одной из своих попоек узнали, где, в каком точно месте находится в банке комната-сейф.