Им овладела эйфория, он не мог и мечтать об этом. Но все равно оставался факт, что в «Раю» происходит что-то зловещее.
— Хорошо, — пробормотал он, — я никому не скажу ни слова, но только потому, что тоже люблю тебя, Энн. Но я знаю, что что-то случилось, и ты с этим связана. Если я смогу помочь, я это сделаю. Если ты захочешь мне рассказать, я тебя выслушаю. Дорогая моя, я так о тебе беспокоюсь.
Внезапно Энн Стэкхауз не смогла больше сдержать слезы.
Глава 9
Гвин Мейс долго лежал в постели, пытаясь точно вспомнить, что его тревожит. Он проснулся, испытывая смутное беспокойство, как будто что-то случилось вчера, из-за чего он плохо спал, но сейчас он ни за что не мог вспомнить, что же это было.
В какой-то момент ему даже пришлось побороть нарастающую панику. Может быть, у него случился удар, и это повлияло на его мозг; или у него опухоль мозга. И он не узнавал эту спальню, небольшую и очень обыкновенную. Конечно же, он не дома, не в «Соснах», в своем просторном загородном доме, окруженном тремя акрами разбитого по плану сада и загоном, где Сара держала своего пегого пони. Где же он находится? В каком-то заведении, в палате психолечебницы или в тюремной камере? О Боже!
Он боялся встать с постели. Постель была приятным, безопасным местом, здесь можно натянуть простыню на голову и отделить себя от всего остального мира; тогда не надо никого видеть. Можно спрятаться. Он весь вспотел и дрожал. Он хотел в туалет, но боялся. В самом крайнем случае он помочится в постель, и хрен с ними, кто бы они ни были, эти люди, держащие его здесь пленником.
— Рут! — голос Мейса прозвучал пискляво, визгливым шепотом. Его жена должна быть где-то рядом, она ведь не оставила его в такой трудный час. Ему показалось, что он слышит ее шаги в соседней комнате за приоткрытой дверью.
Гвину Мейсу было за сорок, его вес примерно на десять килограммов превышал норму при росте 187 сантиметров. У него были темные волосы и круглое лицо; он мог очаровывать людей и одновременно проявлять беспринципность. Мейс был жесткий бизнесмен, и его полнота часто вводила в заблуждение коллег, которые недооценивали его. Добрый, но хитрый. Приятный в общении, пока ему не перечили.
— Рут!
Он услыхал шаги, дверь толкнули, она распахнулась вовнутрь; дверь была тонкой, из древесных плит, она стукнула о стену, потому что не было ограничителя. Рут Мейс стояла в проходе. Ее короткие темные волосы были аккуратно уложены, в косом луче утреннего солнца, падающем на нее сквозь неплотно задвинутые шторы, сильнее обычного выделялись несколько седых прядок. Ее поза была напряженная, как будто Рут страдала артритом, но она всегда была такая. На ней было голубое летнее платье, на ногах сандалии, в руках она держала нож, испачканный маслом, — значит, готовила завтрак. Довольно привлекательная, но улыбка у нее всегда такая официальная, а слова так тщательно подобраны. Осторожная женщина, похожая на девочку, которая никак не освободится от привычек своего строгого воспитания. Она была религиозна и настаивала, чтобы они ходили в церковь каждое воскресное утро. Ее мужа больше всего раздражала ее готовность извиняться почти за все.
— Ты, черт возьми, извиняешься за собственное существование, — сказал он ей через неделю после свадьбы, на что она разразилась слезами и... извинилась.
— В чем дело, Гвин? — она сощурилась от яркого солнца.
— Где... где мы, Рут? — он вцепился в простыню, как будто ему вдруг захотелось натянуть ее на себя, спрятаться.
— Мы на отдыхе, Гвин, — она почти каждый раз называла его по имени при разговоре, он уже давно махнул на это рукой. — Ты ведь знаешь, как тебе необходим отдых. У тебя чуть было не случилось нервное расстройство. Тебе следует научиться расслабляться, Гвин.