Тикали часы. Во дворе залаяла собака, включилась и выключилась чья-то сигнализация. Аспирин вспомнил о своей изуродованной машине – сегодня он отвел ее в гараж, но сил на общение с механиками уже не хватило…
Алена кашляла.
Чертыхаясь, он встал, прошел на кухню и выпотрошил аптечку. Несмотря на ворох вредных привычек, Аспирин был на редкость здоровым человеком – в аптечке, кроме упомянутых Аленой кондомов, лежала упаковка «Антиполицая», пачка пластырей и непочатая коробочка снотворного.
Снотворное Аспирин на всякий случай спрятал. Сам не зная почему. Интуитивно.
Начинался третий час ночи. Аспирин понятия не имел, где находится ночная аптека. Вспомнил: сегодня дежурит консьержка тетя Света, она живет в соседнем парадном, у нее наверняка есть лекарства.
Дом спал. Шум лифта показался очень громким, Аспирин даже вздрогнул. А если он застрянет сейчас – что, так и сидеть в западне до утра?!
Он спустился по лестнице.
Тети Светы не оказалось на месте. На закрытом окошке будки красовалась записочка: «Сейчас буду». Аспирин огляделся. Хороший заголовок: «Доктор Аспирин в поисках жаропонижающего». Хотя нет, длинное слово не укладывается в ритм. Надо бы так: «Доктор Аспирин в поисках слабительного»…
Хлопнула входная дверь. Вернее, еле стукнула, но в тишине ночного дома каждый звук казался событием. Аспирин обернулся; вошла женщина с зонтом под мышкой, соседка. Они здоровались уже лет пять, но он не знал ее имени и даже не помнил толком – с третьего она этажа или с четвертого?
При виде Аспирина женщина на секунду напряглась. Потом успокоилась – узнала.
– Добрый вечер.
– Добрая ночь, – пробормотал Аспирин и увидел себя ее глазами – помятый, избитый, не вполне вменяемый субъект. – Вы не знаете, где ночная аптека?
– На углу у метро, – сказала женщина. – Но там сегодня закрыто… – и после паузы добавила: – А что?
– Мне нужно жаропонижающее. Что-нибудь такое. Сбить температуру.
– Вы больны?
– Не я.
– «Фервекс» вас устроит?
– Да. Конечно. Его можно давать детям?
В глазах женщины что-то изменилось.
– Сколько лет?
– Примерно одиннадцать, – сказал Аспирин и тут же пожалел. – Ну, то есть одиннадцать, я имел в виду.
– Можно, – сказала женщина. – Вы в какой квартире? Я вам занесу.
– В пятьдесят четвертой, – Аспирин ощутил облегчение.
* * *Она позвонила в дверь через пять минут.
– Простите… Аспи… Аспирин?
– Алексей, – сказал он.
– Извините. Вот «Фервекс», его надо всыпать в стакан теплой воды, и еще я нашла у себя «Колдрекс».
В гостиной жутко закашлялась Алена.
– Ничего себе, – сказала соседка. – Врача вызывали?
– Нет, – сказал Аспирин.
Соседка нахмурилась. На лбу у нее обозначились две вертикальные морщинки, которых не могла прикрыть даже густая мелированная челка.
– Отхаркивающее даете?
– Чего?
Соседка заглянула в комнату. Алена никак не отреагировала – она по прежнему полусидела, скорчившись, прикрыв глаза.
– Как можно было довести ребенка до такого состояния! – резко сказала соседка. – Какая у нее температура?
Аспирин не ответил. Соседка смерила его возмущенным взглядом и без приглашения прошла в комнату. На ногах у нее были домашние тапочки.
– Привет, – она села на диван рядом с Аленой. Та наконец-то повернула голову. – Ты как себя чувствуешь?
– Скверно, – сказала Алена, и голос у нее звучал соответственно. – Это пройдет. Это простуда. Ерунда.
– Конечно пройдет, – сказала соседка. – Но надо сбить температуру… И я сейчас принесу отхаркивающее. У меня есть «Доктор Мом», он еще и вкусный… А это твой медвежонок, да?
Аспирин с соддроганием смотрел, как она берет чудовище на руки.
– Симпатяга, – сказала соседка. – Как его зовут?
– Мишутка.
– Держи его крепко, он тебе поможет выздороветь…
И соседка обернулась к Аспирину:
– Быстро дайте ей «Фервекс». Измерьте температуру! В случае чего – вызываете неотложку, а то и «Скорую», это же не шуточки…
Дверь за ней закрылась. Аспирин посмотрел на пакетик в руке. Перевернул. Прочитал инструкцию. Ничего не понял, хоть написано было – проще некуда.
– И почему это? – спросил в пространство. – Вот не пойму. Пусть придет твой гуру, мановением руки исцелит… Он же твое свидетельство состряпал прямо в сумке, не глядя, мановением руки… Так зачем эта комедия с кашлем? Что мне, тебя жалеть?
Алена закашлялась снова. Приоткрыла мутные глаза:
– «Жалеть»? Ты много о себе возомнил, Аспирин.
– Ну конечно, – у него уже не было сил на раздражение. – Ты у меня в доме, жрешь, спишь, травишь медведем, но я недостоин твоего внимания… Я – твое орудие… Чего ты трясешься?
Он подошел ближе, косясь на Мишутку. Тот лежал поверх пледа, раскинув мягкие лапы. Смотрел мимо Аспирина.
– Я никогда не расскажу ему об этой ночи, – сказала девочка. – Я все расскажу… кроме этого. Я встану на перекрестке. Сыграю песню. Брат услышит и отзовется. Тогда я пойду и найду его… даже если он мертвый… я сделаю его снова живым. И мы уйдем вместе. Нам откроют ворота. Я вижу, как они открываются, и там – солнце… А смерти нет. Много дней мы будем жить, и жизнь будет всюду. У них глаза светятся как звезды, они смеются… летают. И нет страха, хотя они знают, что такое страх. И нет боли, хотя они знают, что такое боль. Но я никогда не скажу ему об этой ночи. Никогда…
Она лежала, смотрела сквозь Аспирина, прижимала медведя к груди, и бредила. Преодолевая кашель, говорила и говорила, временами срываясь на непонятный Аспирину язык.
Легонько постучали в незапертую дверь.
– Тихо, – велел Аспирин. – Тихо… Она догадается!
Дверь скрипнула, открываясь.
– Это я, – сказала соседка. – Я принесла «Доктор Мом», грудной сбор – травы… Вы приготовили «Фервекс»?
– Вы врач? – спросил ее Аспирин.
– Нет, я инженер, – она отвела челку со лба, виднее стали две вертикальные морщинки. – А вы ди-джей, я знаю. Я иногда вас слушаю. Знаете, в маршрутке или в такси, у них же постоянно играет радио…
– Я сейчас, – сказал Аспирин. – Сейчас.
– Это ваша дочь? – вполголоса спросила соседка, когда под ее руководством он готовил на кухне лекарство.
Аспирин вздохнул:
– Честно говоря… Она приехала неожиданно. Из Первомайска. От матери. Говорит, что дочка. А я ее никогда раньше не видел, даже не думал…
– Мелодрама, – сказала соседка. – Так бывает?
– Не знаю, – признался Аспирин. – Со мной – наверное, бывает… Вы видели, что стало с моей машиной?
– Да, – соседка помолчала. – Очень странно. Как будто у вас в багажнике граната взорвалась.
– Вы никогда не видели гранат, – Аспирин помешивал ложечкой теплое, с запахом лимона питье. – От них совсем другие… повреждения.
– Так что же с ней случилось? С машиной?
Теперь помолчал Аспирин.
– Авария, – сказал он наконец. – Знаете… в широком смысле авария. Дырка во Вселенной. В мироздании. В узком смысле – в моем собственном…
– Вы плохо выглядите, – сказала она и вдруг положила ладонь ему на лоб. Прохладное прикосновение, умиротворяющее, спокойное; Аспирину захотелось, чтобы она подольше не убирала руку.
Но она убрала:
– А что случилось с вами?
Он отвел глаза. Она разглядывала четыре «зарубки» на его щеке:
– Что… большие неприятности?
– Бывает, наверное, хуже, – пробормотал Аспирин. И добавил, подумав: – Но редко.
– Машина – это всего лишь вещь, – осторожно заметила соседка.
– Конечно.
– У вас нет контакта с девочкой?
– А представьте, к вам приезжает ребенок и говорит, что он ваш сын?
– Да уж, – соседка посмотрела на чашку в руках Аспирина – разговаривая, тот механически помешивал ложечкой остывающее питье. – Ну, отнесите ей, пусть выпьет…
Аспирин вошел в гостиную. Поколебался, прежде чем приблизиться к дивану с лежащим на нем Мишуткой. Наконец, протянул руку:
– На.
Алена взяла. Принялась глотать – жадно, захлебываясь.
– Ты что, пить хочешь? – удивился Аспирин.
– Ей нужно обильное теплое питье – постоянно, – сказала соседка из прихожей. – И хорошо бы – молоко с содой… Я пойду. Спокойной ночи. Утром вызовите врача.
За ней закрылась дверь.
– Спасибо, – сказала Алена, возвращая пустую чашку.
– На вот, микстура, – он протянул ей зеленый пузырек и ложечку.
– Спасибо.
– Ты можешь умереть? – спросил он, глядя ей в глаза.
– Нет, – сказала она, но не очень уверенно. – Чтобы мне отсюда уйти, надо сыграть специальную музыку… Чтобы он сыграл. Больше никто не сумеет.
– Так чего мы волнуемся? – удивился Аспирин. – Ты же мне столько раз говорила, что не боишься смерти!
– Не боюсь, – подтвердила Алена шепотом. – Я другого боюсь… Я боюсь людей, которые сперва кажутся живыми… а потом оказывается, что они не просто мертвецы – они уже сгнили.