Увидев разложенные угощения, Норрик довольно потер руки и кинулся к каше, загребая ее обеими горстями. Изголодавшись в лесу — да и, помнится, в последние дни ему тоже редко удавалось поесть досыта, — он всегда набрасывался на еду первым, и его спутнику приходилось прилагать усилия, чтобы не остаться без ужина. Вот и сейчас альфар беззастенчиво заграбастал три лепешки из четырех и перво-наперво все три понадкусывал, чтобы заявить о своих правах.
Но Эльфину было не до того — увидев послушницу, он забыл обо всем на свете и потянулся к ней.
— Здравствуй, — позвал он ее. Девушка ничего не ответила.
— Ты сердишься на меня? — догадался он. — Прости.
— Я не сержусь, — ровным голосом промолвила девушка, собирая грязную посуду, оставшуюся от завтрака.
— У меня не было другого выхода, — продолжал Эльфин. — Я бы ни за что не причинил тебе зла! Я просто хотел… понимаешь…
— Я все понимаю, — так же спокойно ответила она.
— Пожалуйста, позволь мне все объяснить!
Она сделала попытку уйти, но юноша схватил ее за запястье и подался к ней, опускаясь на колени. Норрик, чтобы не быть свидетелем унизительной сцены, бросил еду и отвернулся, презрительно фыркая. Гордости у него нет, у Эльфина, вот что! Так унижаться перед какой-то девчонкой! Да он себя в зеркало видел? С его внешностью ему на шею любая повесится, только мигни! А он вцепился в эту монашку, как клещ! И ведь посмотреть не на что! Разве что волосы да глаза… А фигура? Под балахоном ничего не разглядишь! Вдруг у нее ноги кривые? Эх, и почему не все родятся такими, как этот Эльфин?
— Пустите, мне надо идти. — Девушка попыталась высвободиться силой.
— Пожалуйста! — Эльфин рванулся за нею. — Всего одно слово! Не уходи! Ты мне снишься. Ты знаешь, что это означает?
— Я ничего не знаю! Позвольте мне уйти! — вскрикнула девушка. Ей все-таки удалось вырваться, и она бросилась к дверям, подгоняемая отчаянным криком юноши:
— А я? Скажи, я тебе хоть раз снился?
Хлопнула дверь. Вернувшись на место, Эльфин обхватил голову руками. Напряженная спина Норрика служила прямым вызовом, и он заговорил с несчастным видом:
— Я не могу без нее жить. Она мне так нравится…
Альфар тихо фыркнул, не отвечая, и Эльфин устыдился минутной слабости. Но как втолковать другу, что если магу кто-то снится, то это верный признак того, что данный человек должен сыграть большую роль в его судьбе! А эта девушка начала приходить в его сны еще в замке лорда Шандиара. Правда, потом, когда они расстались, он почти не вспоминал молодую послушницу, но стоило ему снова увидеть ее лицо, как все вернулось. И как теперь ему быть?
Задумавшись о своих чувствах, юноша совершенно забыл обо всем остальном мире, а также о том, что у него есть враги, которые не станут сидеть сложа руки. Пусть он ускользнул, но остались те, кто не мог уйти от предназначенной судьбы, те, кто не был ни в чем виноват, но должен был заплатить жизнью за его свободу.
Старшая наставница долго готовилась к операции. Совет наставниц выразил сомнение по поводу того, что данная мера целесообразна, но старшая сумела убедить всех.
В тот день еду для медиумов готовили с особым тщанием—в лепешки, кашу и травяной настой щедрой рукой был добавлен яд. Приправленный заклинаниями, он не мог быть обнаружен с помощью магии, а значит, от него не было спасения. Конечно, покорные хозяйкам-Видящим, медиумы могли просто подчиниться приказу и съесть яд в чистом виде, но в этом случае они были бы готовы к смерти. А это значило, что часть их Силы улетучится впустую. Убийство и самоубийство — это разные вещи.
У дверей комнат, где были заперты медиумы, старшая наставница расставила самых опытных Видящих, вручив им амулеты, которые они должны были заряжать высвобождающейся Силой. После того как расстанется с жизнью последний медиум, Орден окажется обладателем колоссального количества энергии, которого может хватить на все — и на то, чтобы отыскать и уничтожить беглеца, и на то, чтобы убить императора и его семью.
Среди ночи он внезапно проснулся от странной пугающей смеси боли, страха, отчаяния и гнева. Живот скрутило судорогой, шатаясь, хватаясь руками за стены и едва не наступив на мирно спящего Норрика, Эльфин бросился в уборную, где его долго рвало — сперва ужином, а потом и желчью. Спазмы сотрясали его тело еще долго после того, как желудок опустел.
К мукам телесным прибавились муки душевные. Страх, боль и отчаяние овладели его душой, и юноша забился в судорогах, скорчившись на полу. Хотелось кричать и выть от отчаяния. Волны Силы, взявшейся неизвестно откуда, обрушились на него, как морская волна на берег, грозя затопить его разум и смыть навсегда.
Где-то там сейчас ни в чем не повинные мальчишки, юноши и молодые мужчины один за другим расставались с жизнью, в последних криках и стонах выплескивая свои чувства, и каждый стон, крик или молчаливое проклятие находило отклик в его душе, задевая какие-то струны. Одни умирали молча, сжавшись в комок и пытаясь, стиснув зубы, перетерпеть внезапно скрутившую внутренности боль. Другие плакали и звали на помощь. Третьи в бессильной ярости посылали проклятья своим мучителям. Мальчики, еще не забывшие матерей, юноши, которым самая пора была мечтать о подвигах и любви, молодые мужчины, так и не успевшие ничего сделать в жизни. Они умирали один за другим, и он был вместе с ними, своими недавними собратьями, переживая то же, что переживали и они, раз за разом. И высвобождающаяся со смертью каждого медиума Сила улетала вместе с высвобождающейся душой, устремляясь в свой последний полет туда, где еще одна душа кричала и плакала от боли.
В какой-то момент сил оставаться наедине со своей болью не осталось, и он бросился куда глаза глядят, плечом распахивая дверь.
— Матушка!
Сон слепых стариков обычно чуток, и волшебница пробудилась и села на постели мгновенно.
— Что случилось, мальчик?
Она протянула руки, и юноша упал в подставленные объятия, наконец-то позволив слезам прорваться наружу.
— Матушка, матушка, — захлебываясь слезами, повторял он, — я не знаю, что со мною, матушка! Я умираю… Мне больно!
Продолжая прижимать его к себе, второй рукой слепая волшебница тихонько гладила его волосы и плечи, не переставая удивляться странностям натуры. Только несколько часов назад этот невероятный мальчишка-маг впитал в себя, как губка, даже не поморщившись, несколько формул высшего порядка, свидетельствующих о том, что его потенциал соответствует как минимум пятой ступени и что перед нею действительно уникум, единичное явление, — и вот пожалуйста, этот могучий маг рыдает, словно потерявшийся в лесу ребенок!
Прошло еще несколько долгих минут, прежде чем расстался с жизнью последний медиум, и Эльфин поднял залитое слезами лицо.
— За что, матушка? — прошептал он срывающимся голосом. — Почему они все… Почему?
— Успокойся, мой мальчик. — Слепая старуха привлекла его к себе, гладя по плечам и голове. — Успокойся. Все будет хорошо. Ты жив, а это главное.
— Но все остальные мертвы! Почему? За что? Неужели из-за меня?
— Не думай об этом. — Слепая поцеловала его в лоб. — То, что прошло, уже нельзя изменить. Думай о будущем. У тебя впереди вся жизнь. Перед тобой открыто столько возможностей… О, ты сам еще не знаешь всех выгод! Мой мальчик! Мой милый…
Весь еще находясь во власти тревожных дум и чувств, Эльфин послушно позволил увлечь себя на постель. Слепая волшебница склонилась над ним — длинные светлые волосы упали на его грудь.
— Мой прекрасный мальчик, — дрожащим голосом прошептала она. — Ты сам не знаешь своей силы и власти. Ты велик! Ты могуч! Ты можешь все… Я вижу перед тобой широкую дорогу, которая приведет тебя к славе. Твое имя прогремит из конца в конец обитаемого мира. Ты прославишься в веках, станешь самым сильным. Поделись со мной своей Силой! Дай мне немного твоего огня. Протяни руку — и мы пойдем по этой дороге вместе! Не думай, что я стара и слаба. Когда-то я была молодой и красивой… ты не веришь? — Она засмеялась дробным старческим смехом. — Посмотри на меня!
Старуха гордо выпрямилась. От ее былой красоты ныне остались только тени — разрез глаз, поворот головы, холеные тонкие руки.
— Я красива? — требовательно промолвила она. Эльфин не нашел что ответить, но его молчание оказалось достаточно красноречиво.
— Не бойся меня, мальчик, — промолвила она. — Это тебя следует бояться. Я не вижу твоего лица, но я чувствую твою душу. Ты прекрасен. Ты сводишь с ума. Иди ко мне!
— Не надо, наконец прошептал он.
— Почему? Я спасла тебе жизнь, я дала тебе приют и знания, я готова и дальше делиться с тобой всем тем, чего тебе так не хватает… Неужели ты думаешь, что кто-нибудь, кроме меня, сможет дать тебе столько знаний? Неужели ты надеешься где-нибудь отыскать учителя, достойного тебя? Таких нет! Ни одного! Уж я-то знаю! Во всем мире нет никого, кроме меня, кто смог бы сделать из такого самородка настоящий бриллиант. Так почему ты не хочешь поделиться со мной своим огнем?