Сдается мне, что там все не так гладко.
— Разумеется, — сказал Молдер таким тоном, что энтузиазм шерифа сразу поутих.
Действительно, ему ли, провинциальному шерифу, учить сыскному ремеслу столичного агента ФБР?
— Вы можете порекомендовать нам приличный отель? — спросил Моддер— И место, где мы возьмем напрокат машину, не хочется вас утруждать… Неизвестно, сколько дней мы здесь пробудем.
Шериф внимательно посмотрел на агента ФБР и, после паузы, кивнул:
— Пойдемте, я отвезу вас.
3
— Знаешь, — сказала Скалли, откладывая на тарелку обглоданную косточку, — после таких ребрышек я считаю, что эту Церковь Красного музея надо закрывать не думая. Это ж надо — призывать питаться травой с фруктами и отказывать себе в таком удовольствии.
Вместо ответа Молдер взял салфетку и аккуратно вытер капельку жира с губы Скалли.
— Спасибо, — кивнула она.
Они сидели в уютном кафе на одной из центральных улиц города. Шериф Мазеровски оказался прав: может, это и не самое фешенебельное заведение, но кормят здесь отменно. Скалли с сожалением посмотрела на пустую тарелку.
— Так что ты там, в Красном музее, хотел мне рассказать о переселенцах? — спросила она. — Я вообще не поняла про них ничего, кроме того, что они вегетарианцы.
— Я уже сталкивался с подобным учением, — терпеливо, словно послушной ученице, объяснил Молдер, разглядывая через стеклянную витрину довольно оживленную улицу. — Насколько я понимаю, эта община — часть лиги «Новая эра». Их философия основана на довольно старой идее, что, если человек окончательно потеряет надежду или отчается и захочет покинуть свою бренную оболочку, он становится совсем уязвимым и в него может вселиться новый дух.
— Новый просвещенный дух?
— Совершенно верно. А старая душа может оказаться, например, в теле коровы. Именно поэтому они все — вегетарианцы. Их логика идет еще дальше. Поскольку они считают, что старая душа может оказаться в любом живом существе, то не убивают даже тараканов… Согласно литературе их церкви, Авраам Линкольн был переселенцем, Михаил Горбачев, Уэйн Гретцки. Советники Никсона…. — Но не Никсон?
— Нет. Даже у них не хватает наглости утверждать, что Никсон был переселенцем. Хотя, надо признать, у них порой случаются чрезвычайно смелые заявления относительно природы и истории людей.
— Короче говоря, ты подписываешься под словами шерифа об их одержимости?
— Я не знаю, — честно ответил Молдер. — Теории придумывают философы, а защищают их и претворяют в жизнь — практики. Все зависит от конкретных людей.
— Почему тебя заинтересовало это дело? — в лоб спросила Скалли. — Я даже сформулирую вопрос иначе. Почему оно интересует тебя сейчас, когда ты поговорил с шерифом и ознакомился с документами, когда видел мальчика, когда сам побывал в этом Красном музее? Что тебя задело? Что здесь такого необычного?
— Положа руку на сердце, пока сам не понимаю, — он замолчал и снова бросил взгляд на улицу. — Хотя, ответь мне, что означают надписи черным маркером, одинаковые у всех трех пострадавших?
— Понятия не имею.
— Вот когда мы найдем разгадку, все разрозненные кусочки соберутся в единое целое, как в детской игре…
— А эти странные слова хоть как-то увязываются с религией Красного музея?
— Вполне возможно, что и напрямую, — пожал плечами Молдер— Постой, постой… Посмотри-ка туда.
Скалли, повинуясь его жесту, обернулась в сторону стеклянной стены, через которую просматривался большой участок улицы, освещенной электрическими фонарями и рекламными вывесками магазинов.
Перед одним из членов общины Церкви Красного музея разворачивалась машина. В ней сидели четверо молодых людей, явно уже испробовавших чего-то, крепче апельсинового сока.