Алеис уже вставал с постели и сам, довольно бодренько, передвигался по дому. Когда однажды, в ответ на предложенную помощь, он весьма резко посоветовал мне не вмешиваться, стало ясно, что прежней угрозы его жизни больше нет. Зато появилась новая — Я! Его подозрительность, плохо скрываемая недоброжелательность, необщительность и неблагодарность начинали меня тихо бесить. Доводилось мне слышать, что мужчины плохо переносят свою беспомощность, из-за чего в период выздоровления после тяжелой болезни бывают просто непереносимы. Но почему, скажите на милость, достается мне? Лине, он вон только что ножки не целует. А ведь я, понимаешь ли, из-за него ночей не спала (ну…, по крайней мере, недосыпала), а он… Какая черная неблагодарность!
Хорошенько подумав, я решила, что обижаться все же не стоит. На что? Спасибо не сказал? В ножки не поклонился?
А мне это нужно?
«Ну-у-у-у…»
Обойдусь! Еще вард и я помашу ручкой этому надутому индюку… и Лине. Хотя с ней расставаться как раз не хотелось. Мне будет не хватать ее глупых вопросов и благородно-идеалистических бредней. Что поделать, всегда мечтала о подруге-одногодке, а с нашими деревенскими девчонками дружбы так и не получилось. В моем возрасте они уже все замужем и с целым выводком детей. Им и без подруг-ведьм забот хватает.
Предоставив лорда Олланни самому себе, я решила прогуляться на рынок. Следовало купить кое-что из вещей для Лины. Да и этому самоуверенному ослу Алеису не помешало бы улучшить гардероб. Сейчас он щеголял в рубашках бабы Кииного мужа, который, судя по одежде, был раза в полтора мельче нашего лорда. Опять же, запас лечебных травок поуменьшился. И, конечно же, надо узнать о караванах или обозах направляющихся в скорости в Дакоран или близь него. Не буду же я вечно с этой компанией нянькаться?
Лине захотелось расширить свой кругозор, и она запросилась со мной. Чтобы избавиться от ее нытья пришлось согласиться. Проигнорировав неодобрительный взгляд Алеиса, и его попытку удержать леди Виран дома, мы нырнули в шумный мир базара. Лина, как ребенок, впервые приехавший с родителями на торг, бегала от лотка к лотку, из палатки в палатку. С восторженным видом тянула меня то в одну, то в другую сторону. Вопросы сыпались из нее как песок из дуршлага. Хорошо я отобрала у нее большую часть денег — то что осталось, она все до медяшки потратила на развлечения.
Несколько часов спустя, я мечтала только об одном — забиться в самый темный угол, где никакая любопытная аристократка не сможет меня отыскать с очередными восторженными ахами, и забыть, как звучит человеческая речь. Пока Лина восхищалась мастерством кукольника, я отковыляла в сторонку и устроилась в тенечке. Только я собралась насладиться несколькими мгновениями тишины и покоя, как в проходе за соседней палаткой обосновались две сомнительные личности, довольно громко обсуждая свои дела.
— …говорю тебе, плевое дело. Серебрушку тому, кто укажет девицу. Когда найдем нужную, пятьдесят койлов наши.
— И как мы узнаем ее? Ты ее видел?
— Неа, но Соли мне ее описал. Среднего роста, чернявая, глаза, что небо осенью. Бледная и худющая как это у благородных принято.
— Так теперь что, всех черноголовых, тощих синеглазок познатнее к Соли тащить? У него совсем мозги спеклись?! Да на нас тады, барчуки как волков травить будут.
— Ну… у нее еще на левой руке на сгибе две одинаковых родинки совсем рядом.
— И что ж теперь, всем рукава задирать?
— Все лучше, чем бабу с собой переть. Или тебе золото не нать?
— А если их уже нет в Холбе? Чай больше варда прошло.
— Могабыть и нет. Токмо ребята Соли за дорогами следять, не выезжали они отсюда.
— А можа и вовсе не заезжали?
— Нее. Парни одного шпыня потрясли из каравана, что их с Ночного забрал. Тута они.