– Хочешь сказать, что меня заколдовали?
– Ты сама себя заколдовала. Иногда и такое бывает. Как себя чувствуешь?
– Нормально, только нога болит поцарапанная и есть хочется. Я поела на кухне пирожков с капустой и с повидлом, но они одна видимость – вкусные, а в животе пусто.
– Их когда-то пекла мама Сандры. В Отхори нет настоящей еды, только сны о ней. А в больнице тех, кто с синдромом Рухлера, в первые дни не кормят – в расчете, что голод не тетка, пациент захочет есть и проснется.
– Значит, меня там голодом уморят?!
– Потом начнут кормить питательной кашицей через зонд.
– Фу…
– Думаю, тебе это не грозит, проснешься раньше.
– На улице еще светло, а ты уже здесь! Соскучился по мне?
– Когда я бодрствую в мире живых, я не помню о том, где был и что делал во сне. К счастью, не помню, а то была бы такая шизофрения… Так что я днем и я ночью – это две разные личности.
– Хм, интересненько… А здесь ты помнишь о том, где был и что делал наяву?
– Да.
– И что ты сегодня делал?
– Ничего особенного. Имей в виду, в Отхори времена суток меняются бессистемно и произвольно. Вчера была ночь, а теперь день, и он может тянуться хоть целую неделю напролет. С временами года иначе. В здешней Танхале постоянно ранняя весна, вечная Темная Весна… Сейчас я кое-что возьму, и пойдем.
В одной из комнат первого этажа он нашел среди разбросанных на полу игрушек и школьных принадлежностей серебряную цепочку с причудливой узорчатой подвеской, украшенной матово сияющими черными жемчужинами, надел на шею.
– Прелесть какая! – похвалила Эстелла. – А почему ты все время в этом джемпере?
– Это был мой любимый джемпер. Мне его бабушка связала. У меня в той жизни были мама и бабушка.
– А у меня…
Она запнулась: вроде бы у нее тоже кто-то был… Или не у нее – у Лерки, но она ведь больше не Лерка.
– Уже не помнишь? Ладно, пошли.
– Куда?
– Куда собирались. Властитель сейчас спит, но в сон об этом доме ему дороги нет – скорее всего, тут работает запрет, сознательно или бессознательно наложенный Сандрой. Выйдем на ближайший перекресток, и я попробую его призвать.
– Откуда ты знаешь, спит он или нет?
– Чувствую.
– Как чувствуешь?
– У меня на спине клеймо, оно реагирует на его присутствие.
– Ой… Больно? – тонким от жалости голосом спросила Эстелла.
– Просто ощущение тепла, ничего страшного.
– А покажешь?
– Там не на что смотреть. Идем.
Белых зверей во дворе уже не было, и следов не осталось.
– Без тебя тут какие-то ходили, похожие на лысых медведей. Смотрели на наши окна. Знаешь, кто это?
– Не знаю, но хорошо, что ты не пошла с ними знакомиться.
Сумрак пасмурного дня. Перестук капели, подтаявший снег под ногами хлюпает. Особняки с пристройками, лоджиями, балкончиками, крылечками и мезонинами выглядят не слишком богато, с налетом запущенности, но по-сказочному привлекательно. «Картофельный переулок», – прочитала Эстелла название на табличке.
– А зачем нам надо на перекресток?
– Оттуда проще кого-то позвать. Больше вероятность, что тебя услышат.
Опять попадались навстречу ненастоящие прохожие, из-под ворот выбралась рыжая дворняга, тоже ненастоящая, завиляла хвостом. Каким-то непостижимым образом Эстелла понимала, что это и не духи умерших вроде Проводника, и не здешние монстры – просто запечатленные портреты тех, кого больше нет. Глядя на них, ей хотелось заплакать, но впереди уже открылся перекресток с неработающим светофором, пустыми трамвайными путями и круглой тумбой на углу, оклеенной афишами и объявлениями. Самое большое, налепленное поверх всего остального, грозило штрафами домовладельцам, которые не убирают снег с крыш и не сбивают сосульки, представляющие угрозу для жизни прохожих. Подумалось: кто же во сне станет снег убирать?
– Лерка, я сейчас его позову, – хрипловатым от напряжения голосом предупредил Проводник, снимая с шеи усыпанный черным жемчугом кулон. – Не пугайся, когда увидишь. Властитель человек, но в Отхори он выглядит как чудовище. После Темной Весны его заковали в магические цепи, и в таком виде ему, наверное, легче их выдерживать.
Размахнувшись, швырнул украшение и что-то тихонько произнес, Эстелла ни слова не разобрала. Окрестные дома из грязновато-красного кирпича, с вывесками на первых этажах и ожерельями блестящих сосулек по карнизам, наблюдали за развитием событий, вытаращив мутные окна: когда-то еще на этом перекрестке произойдет что-нибудь интересное!
Беззвучный удар, от которого земля содрогнулась, и в десятке шагов от них воздвиглась черная скала. Нет, не скала – существо. Ростом под три метра, с жутковатой оскаленной маской вместо лица, как будто выкованной из вороненого металла, закутанное, словно в плащ, в черноватый туман, по которому то и дело пробегали серебристые просверки. Существо было опутано цепями разной толщины – они прошивали его насквозь, просвечивая в тумане, одни казались докрасна раскаленными, другие покрыты белесым налетом изморози.
Неисправный светофор над перекрестком, словно только этого и дожидался, замигал красным-желтым-зеленым, как рождественская елка.
Проводник склонил голову, так что волосы занавесили лицо.
– Подойди ближе, – произнес завораживающий, словно ледяной темный водоворот, низкий голос.
Он безропотно пошел. Эстелла вначале перепугалась, но потом стиснула кулаки и завопила:
– Давай, победи его, пока он на мне не женился! У тебя же крутая защита, вмажь как следует темной силе! Пусть знает, как меня похищать! Вперед, покажи ему, наша сила в креативе!
Не обращая на нее внимания, материализовавшийся ужас протянул к человеку страшную когтистую лапу. Сейчас или разорвет его, или сверкнет вспышка, и ужасу достанется, как вчерашним дохлым медузникам… Не случилось ни того, ни другого. Лапа коснулась Проводника осторожно – словно и хочется дотронуться, и боязно, что от прикосновения он растает.
– А это что еще за новый кошмар с тобой? – спросил Мерсмон.
– Это не кошмар, это Лерка Вишнякова с Изначальной. Когда Иссингри поймала Нутвера, ее случайно затянуло сюда за компанию с ним. Отпустите ее, пожалуйста.
– Она свободна.
– Вот видишь, Лерка, все в порядке, просыпайся, – повернувшись, сказал Проводник.
– Нетушки-конфетушки, так нечестно! Вы, что ли, из-за меня драться не будете?!
Он начал что-то рассказывать своему жуткому собеседнику, вполголоса, долетали только обрывки:
– Видимо, самопроизвольные чары в момент перехода… Защитная реакция… Оно прогрессирует…
– Ты знаком с ней наяву?
– Не сказать чтобы…
– Только не ври мне. Знаешь ведь, что это бесполезно.
– Не надо искать меня среди живых. Там я другой человек, другая личность. Ничего общего с тем, кого вы сейчас видите.
– Я хочу всего лишь получить информацию, не путай это с принуждением.
– Зачем вам информация?
– Хотя бы для того, чтобы случайно не причинить вред тебе или твоим близким.
– Да что вы все бла-бла-бла! – перебила Эстелла, обидевшись, что о ней забыли. – Похищать меня, чтобы жениться, кто-нибудь собирается или нет?! Проводник, жалко, что ты не вампир, но все равно сначала спаси меня от этого вашего темного лорда!
– Он все-таки вампир, – возразил Мерсмон. – Только питается не кровью, а моими нервными клетками.
Проводник, похоже, тихонько огрызнулся, но Эстелла не расслышала, что он сказал, потому что сама же захлопала в ладоши:
– Ой, как здорово! А я так и знала, у него же волосы длинные, как у вампира, только зубов таких же вампирьих не хватает, так и знала, так и знала!.. А-а-а-а-а!!!
Завизжала, потому что теперь уже к ней потянулась мускулистая черная лапа, удлиняясь, как в страшном сне. Да это и есть страшный сон… Другой лапой Темный Властитель удержал на месте Проводника, порывавшегося броситься на помощь.
Увидев слегка загнутые острые когти прямо перед своим лицом, Эстелла попыталась зажмуриться, но не смогла закрыть глаза, а в следующее мгновение когти располосовали ее на части. Как будто вся она с головы до пят пронизана тонюсенькими корешками и сейчас эти корешки немилосердно выдирают из нее с неимоверной болью… Давясь собственным криком, Лерка упала на колени в снежную кашу.
Голова кружилась, все вокруг плыло и зыбилось. После выдернутых корешков осталось множество саднящих канальцев, они постепенно закрывались, боль затихала.
– Еще немного – и морок, который она сама же создала, сожрал бы ее, не подавившись, – спокойным тоном произнес Мерсмон, стряхивая с когтей какую-то дрянь, похожую то ли на паутину, то ли на спутавшиеся нитки. – Это случается не только с гостями Отхори, но и с теми, кто бодрствует, причем куда чаще, чем принято думать.
Снова заговорили вполголоса, а Лерка сидела посреди грязного рыхлого снега, съежившись, и даже посмотреть в их сторону не смела. Все, что она сейчас чувствовала, укладывалось в короткую, но емкую фразу: «Стыд-то какой!» Она прекрасно помнила, какие номера откалывала, пока была Эстеллой. Провалиться сквозь землю… Убраться отсюда немедленно… Проснуться… Да, теперь она изо всех сил хотела проснуться, но ничего не получалось. Как будто стоишь на крыше небоскреба или на краю проруби, и сделать шаг вперед никакой возможности – раньше, чем успеешь, сердце начинает трепетать, трепыхаться, норовит выпрыгнуть через горло.