…На кладбище до одури пахло черемухой, пели птицы. Ночью прошел дождь, и все было чистое, умытое, свежее. Ольга стояла над открытой могилой. За спиной у нее топтался кладбищенский рабочий с цигаркой в зубах.
– Ну что, зарывать, что ли?
Ольга бросила на крышку гроба горсть земли и отошла в сторону, давая рабочему место. Ну вот и все. Бумаги Григория Матвеевича, несколько картин и пачка фотографий упакованы и сданы в камеру хранения на вокзале. Вечером Ольга увезет их в Москву. Больше ее здесь ничего не держит, не связывает с прошлым. Счет закрыт. Она заберет детей, начнет с ними новую жизнь в новом месте и никогда не станет оглядываться назад.
* * *На летучке шеф устроил ей жуткий разнос.
– Громова, ты работаешь плохо. Плохо! – Грозовский вышагивал взад-вперед по кабинету, видно было, что всерьез злится. – Ты вообще не работаешь! Уезжала на три дня, вернулась через неделю, ни хрена не сделала. Ты думаешь, я тебе деньги просто так буду платить?
– Дим, да почему плохо-то? Нормально Громова работает, – попыталась вступиться за Ольгу Дарья. – Пивняки, слава богу, довольны этими, как они… Гоблинами.
Но Грозовский был другого мнения.
– Хрен бы с ними, с гоблинами!.. Пивняки – это один – один заказ! И не самый большой! Слава тебе господи, хоть бармалеек с бармалейчиками Бойко разрулил. А поручали, между прочим, тебе, Громова! Ну? Что ты молчишь?
Ольга сосредоточенно разглядывала носок туфли. Как Дарья ее туфли называет? Ах да, чуни…
– Я предложила свой вариант… Но он, наверное…
– Наверное!..
– Хотя мне показалось…
– Когда кажется, креститься нужно! – сообщил Грозовский. – Народная мудрость.
– Хорошо, я постараюсь…
– Вот иди и старайся. Остальные тоже свободны.
Остаток дня Ольга честно пыталась сосредоточиться на рекламе стирального порошка, которой ее озадачила Дарья, но ничего не получалось. Полный ступор. То, что слоны Грозовскому не понравились, окончательно ее подкосило. Ольге казалось, она все очень здорово придумала, поняла, как делать эту треклятую рекламу. Думала, разгадала секрет философского камня. А оказалось – нет. Посмотреть бы, что там Вадим наваял. Может, будет понятно, что от нее требуется.
– Даш! А можно мне посмотреть, что Вадим придумал? Ну, хоть направление какое! А то я билась, билась и… ничего. Можно?
– Легко! Сейчас распечатаю! – Дарья пощелкала мышью, и принтер немедленно начал выплевывать листы. – Бери, смотри, учись.
Ольга вытащила из принтера стопку бумаги, посмотрела… Лицо у нее вытянулось.
– Торкнуло, да? – Дарья пристроилась рядом. – Заказчик на обсуждении крокодиловыми слезами плакал. От умиления. Идея заботы и силы. Слон, слониха и слоненок, счастливая семья.
Ольга с ужасом смотрела на Дарью. Что происходит? Она сошла с ума?
– Вадик три дня был национальным героем – такому монстру угодил! – продолжала Дарья. – Грозовский с ним только что взасос не целовался. По всей конторе носился, всем в нос его шедевры совал и поучал, что именно так надо работать! Между прочим, твои первые рисунки он тоже всем в нос пихал. А теперь вот Вадиковых слонов.
Ольга наконец обрела дар речи.
– Даша… Это мои слоны.
Дарья вскинула бровь, посмотрела на Ольгу поверх очков.
– Не поняла?
Ольга метнулась к столу и принялась рыться в ящиках. Должны были остаться эскизы, черновые варианты, она же Вадиму только чистовые отдала… А была еще куча неоконченных слонов, карандашных набросков, сто пятьдесят вариантов счастливого семейства… Да где же они, господи!
Ольга один за другим выдвигала ящики, вытряхивала содержимое прямо на пол. Ничего! Черт! Черт побери! Они же были! Они совершенно точно были здесь!
Дарья подошла, уселась в кресло и принялась постукивать карандашом по колену.
– Можешь объяснить, что это все означает? Что ты ищешь?
– Слонов! – Ольга раскраснелась, глаза блестели – она была вне себя. – Я ищу своих слонов! Потому что это мои слоны! Мои, а не Вадима Бойко!
Ольга отодвинула Дарью вместе с креслом и стала шарить на стеллаже. Может, там? Нет. Слонов и след простыл.
До Дарьи начало доходить.
– Хочешь сказать, что Бойко…
– Да! Да! Я показала ему слонов. Еще перед отъездом. Он сказал – слишком сахарно! Сказал, что сам покажет Грозовскому и чтобы я не обольщалась! Он их украл, понимаешь?! Украл и сказал, что это его слоны?! И эскизов нет! Ничего нет!
Ольга без сил опустилась в кресло. Ее трясло мелкой дрожью.
– Даша! Что теперь делать?!
Дарья задумалась на секундочку, глотнула кофе и резюмировала:
– Ничего. Все уже сделано.
Потом они сидели на бульваре, курили, и Дарья в сотый раз объясняла Ольге, какая она дура.
– Я не дура. Это мои слоны и моя идея! – твердила Ольга.
– Ничего похожего. – Дарья откинулась на спинку скамейки и щурилась на солнце. – Это была твоя идея. Ясно? Была. А теперь это идея Вадима Бойко. Заказчику, могу тебя обрадовать, совершенно наплевать, какая фамилия у художника – Бойко или Громова! Наши корпоративные дрязги – кто у кого украл, кто с кем переспал, кто кого под монастырь подвел, – они ведь никого, кроме нас, не касаются. И ни хрена ты не докажешь, и, главное, доказывать некому.
– Грозовскому…
Дарья присвистнула:
– Грозо-овскому… Оно ему надо? Ты думаешь, ему очень интересно слушать, что Бойко у тебя попер идею? Что ты скажешь Грозовскому? Бойко – негодяй, и все такое? Подумаешь, бином Ньютона, это и так всем известно! Грозовскому плевать на это.
Ольга не понимала, как можно плевать, когда один сотрудник у другого украл идею, выдал за свою… Хотя… Наверное, Дарья права. Грозовскому надо одно: чтобы работа делалась и чтобы заказчики были довольны. История про слонов некрасивая, конечно, но в сухом остатке – как раз то, чего добивался от них Грозовский. Работа сделана, заказчики довольны. Больше Диму ничто не волнует.
– Все равно. Это подло и нечестно! – Ольга снова закурила.
– Прости, пожалуйста, а тебе кто-то сказал, что бизнес должен быть честным?! – любезно осведомилась Дарья. – Так это тебя, Оль, обманули. В наших делах каждый сам за себя. Ты Вадиму, считай, собственными ручками подарила свою работу. Вместо того чтобы биться теперь в истерике и кусать локти – делай выводы. И учись защищать свои интересы. Потому что никто этим заниматься не станет. Ты кто?! Ты никто. Ноль без палочки. Самородок хренов! Никто тебя не будет прикрывать, и никто твои интересы защищать не станет! Вадим тут сто лет работает, его все знают, его заказчики любят! А тебя-то кто знает?! Иди-иди, в народный суд иди, в прокуратуру! Доказывай! А здесь за тебя никто не вступится, так и знай!
– И ты?
– И я.
Ольга опустила голосу, затоптала окурок:
– Ясно…
– Нет, дорогая! Ничего тебе не ясно. Если ты позволяешь вытирать о себя ноги, все будут вытирать!..
И в этот момент Ольга очень ясно поняла: больше никто и никогда не будет вытирать об нее ноги. Просто потому, что она никому этого не позволит. Она знала это совершенно точно. Вот просто знала – и все.
Ольга молча докурила, аккуратно затушила сигарету, улыбнулась – холодно, хищно:
– Спасибо, Даш. На самом деле ты мне очень помогла. Скажи, пожалуйста, ты не знаешь, здесь где-нибудь поблизости есть хозяйственный?
Дарья удивилась:
– Понятия не имею. Я по хозяйственным не хожу. А тебе зачем?
Ольга улыбнулась еще шире:
– Кое-что купить нужно.
В тот же день она отыскала хозяйственный неподалеку от метро и купила туристский топорик – тяжелый, острый, с удобной ухватистой ручкой, обтянутой красным ребристым пластиком. Пришло время расчехлить томагавки, дорогие бледнолицые друзья.
* * *«Интеллигентный» сосед Толик, коренной москвич, алкоголик с двадцатипятилетним стажем, ничего не знал об Ольгином решении откопать топор войны. Он культурно отдыхал в компании нескольких товарищей по интересам. К тому моменту, когда Ольга вернулась с работы, наотдыхались они практически до зеленых чертей.
Ольга едва успела отпереть дверь, как сосед, покачиваясь, нарисовался в прихожей:
– А-а, явилась!.. Ну, здорово, лимитчица! Как жизнь молодая?
– Спасибо, хорошо.
Ольга быстро пошла к своей комнате.
– Эй! Ребята! Соседка моя явилась – не запылилась! Ну че ты как неродная? Идем накатим!
– Спасибо, нет.
– Бре-езгуешь! Слышь, мужики! Брезгует она!
Ольга вошла к себе, но захлопнуть дверь не успела. Толик продемонстрировал небывалую прыть, догнал ее, затолкал в комнату, дернул за ворот так, что ткань затрещала, блузка поползла с плеча.
Швырнул на диван, облапал, задышал сивухой в лицо:
– Вот щас я твое нутро и пощупаю! Лимита проклятая! В печенках у меня она, лимита-то! Щас я тебе жизнь-то подслащу, стерва урюпинская! Брезгует, чистая больно!
Ольга рвалась из рук соседа, но тот держал крепко, смотрел дикими глазами, пыхтел: