– …Хорошо, – после паузы обреченно склонил голову Генрих. – Хорошо, я понимаю, что тебе нужно время… Тогда иди к машине, очередь подходит. Не люблю долгих проводов. В накопителе еще не меньше часа просидим, – взглянул он на часы. – Так что доедешь домой – сразу меня набери. Лететь спокойнее, когда знаешь, что с тобой все в порядке.
– Обязательно позвоню. Ты не обиделся? – теперь уже Катя попыталась заглянуть ему в глаза.
– На тебя? Что ты!
Нежно, едва касаясь Катиного лица, он провел по нему ладонью, зажал руку в кулак, будто пытаясь сохранить самое для него дорогое, и сунул ее за пазуху, ближе к сердцу.
– Я могу обижаться лишь на себя. Ну, да чего уж теперь, – забросил он за плечо дорожную сумку, махнул на прощание рукой и, не оглядываясь, шагнул в дверь терминала.
Вздохнув, Катя понуро побрела к выходу. С отлетом Вессенберга кратковременный праздник души закончился.
В это время одиноко стоявший в неосвещенном углу вестибюля мужчина приблизился к панорамному окну, проследил, как женщина в отороченной мехом бордовой курточке открыла дверцу автомобиля, завела двигатель, отъехала от бордюра и покатила вниз по эстакаде.
Подхватив походный чемодан, он тут же проследовал к очереди в терминал.
– Простите, нельзя ли меня посадить рядом со знакомым? Он уже зарегистрировался на рейс. Генрих… Запамятовал фамилию, – мило улыбнулся Ладышев сидевшей за стойкой девушке.
– С господином Вессенбергом? – заглянув в монитор, уточнила очаровательная блондинка.
– Да-да, конечно, с господином Вессенбергом.
– Сейчас посмотрим, попробую вам помочь… Вам повезло, у господина Вессенберга место 15а. Ваше – 15б, – наконец протянула ему посадочный талон девушка. – Счастливого полета!
– Огромное вам спасибо! – от души поблагодарил Вадим.
«Посмотрим, что за фрукт», – скептически хмыкнул он, направляясь к паспортному контролю.
5На аудиенцию к Ладышеву Катя собиралась основательно. Выглядеть нужно было на все сто, чтобы у него и мысли не возникло, будто она переживает. С вечера подобрала подобающий такому случаю комплект одежды: черные брюки, голубая водолазка под цвет глаз, черный пиджак. Все отутюжила, почистила. Обувь тоже выбрала соответствующую: черные кожаные полуботинки на довольно высоком каблуке. Просто, строго, но стильно. Вот только сумочка подкачала: как Катя ни изощрялась, та не желала выглядеть поновее. Ручки обтрепанные, заломы… Ничего не оставалось, как прямо с утра отправиться в магазин за новой. Но перед этим надо было попасть на маникюр. Хорошо хоть корни волос еще не успели отрасти, а так бы пришлось и к парикмахеру записаться.
А еще следовало купить красивый подарочный конверт. То-то удивится Вадим Сергеевич, когда откроет, – а внутри не сувенирчик, не надушенный девичий носовой платочек, а еще один скромный конвертик, в котором деньги. Вот так-то, господин Ладышев: не нужны мне подачки с вашего барского стола! Уж что-что, а цену себе мы знаем! Главное – человеческое достоинство!
Что, собственно, и собиралась продемонстрировать Катя.
Поначалу все складывалось удачно: утреннее время у маникюрши оказалось незанятым. Заколов волосы и добавив строгости выражению лица, Катя покрутилась перед зеркалом, потянулась за любимой утепленной курточкой и тут же расстроилась: не подходит… Ни по цвету, ни по фасону никак не вписывается в задуманный образ.
«А вот шубка была бы очень кстати… Черная норочка – в самый раз… – впервые пожалела она об отвергнутом подарке Виталика. – Заскочить к отцу? Надеть разочек и вернуть? Нет, никакого «разочка»! Сама себе потом не прощу! Лучше… выскочу из машины без куртки. Припаркуюсь поближе, туда – и сразу обратно, не замерзну! Оно даже к лучшему: засиживаться я не собираюсь, снимать верхнюю одежду не с руки, а так – сразу товар лицом! Вот она, я: красивая, гордая, независимая! Полюбуйтесь, покусайте локти и – счастливо оставаться!»
Представив эту греющую самолюбие сценку, она улыбнулась отражению, застегнула куртку и покинула квартиру.
Увы, дальше все пошло не по плану. За сумочкой по совету маникюрши (повелась на то, что там дешевле) она поехала в ЦУМ. Надеялась, что еще и время сэкономит. Однако вышло с точностью до наоборот.
Сначала долго не могла припарковаться, затем так же долго и нерешительно перебирала сумки: то фасон не тот, то цена зашкаливает. Еле выбрала! А ведь еще конверт купить! Когда же, наконец, вышла из магазина, то обнаружила, что машина заблокирована с двух сторон. Сама виновата, растяпа: оставила ее перед воротами, на которых висел знак «Остановка запрещена». Не думала, что застрянет в ЦУМе надолго. Вот ей и отомстили: в открытых воротах, нервно сигналя, стояла машина, позади – еще одна. Водителя в ней не было.
Пока его искали, пока выслушивала упреки, оправдывалась, прошло еще с полчаса. Затем застряла в пробке на проспекте Независимости: то ли кортеж со слугами народа пропускали, то ли какая другая беда впереди приключилась. Не выдержав, она повторила маневр других нетерпеливых водителей: развернулась через двойную сплошную и поехала на Воронянского в обход, что, впрочем, оказалось ненамного быстрее: в районе Червенского рынка снова уткнулась в пробку.
В итоге вместо двенадцати, как планировала, к офису Ладышева Проскурина подъехала без четверти два. И снова пришлось искать место для парковки. Когда, запыхавшись, она наконец попала в помещение «Интермедсервис» и «Моденмедикал», в обычно людном коридоре было непривычно пусто. Даже охранника не наблюдалось.
– Зиночка, добрый день! – влетела она в приемную. – А где все?
– На совещании… – застигнутая с лейкой в руках, недоуменно заморгала та. – Я как раз цветы поливала, когда ты позвонила. Смотрю в монитор и глазам не верю: ты – не ты? Добрый день!
– Жаль, – расстроилась Катя. – Как ты думаешь, совещание надолго?
– Не знаю. Как получится. Но, поскольку шеф в командировке, думаю, что недолго. А ты к нам каким ветром?
– Как шеф в командировке? – совсем расстроилась гостья и присела на стул. – Вообще-то я к нему…
– Так он неожиданно улетел. Даже для меня. Еще в пятницу никуда не собирался. А вы договаривались о встрече? Ой, я, наверное, забыла тебе позвонить и отменить… – отставила лейку огорченная секретарша. – Сейчас, секундочку, посмотрю в записях… – засуетилась она и принялась перелистывать блокнот на столе.
– Нет, мы не договаривались, – успокоила Катя. – Я мимо проезжала, решила заглянуть на минутку. Хотела передать кое-что Вадиму Сергеевичу, заодно и с наступающим праздником поздравить. Как же теперь быть? – задумалась она.
– Ой, как жалко! Ты сегодня такая красивая! Тебе так идет голубой цвет! Жаль, что шеф не увидит… А ты оставь у меня то, что хотела передать. Он завтра вернется, и я сразу отдам!
– Наверное, это выход, – вздохнув, согласилась Катя. – Зина, дай мне, пожалуйста, лист бумаги. Черкану пару слов.
– Конечно! Пиши, я не буду мешать! Я пока цветы полью и Нине Георгиевне позвоню, узнаю, как она там.
Пододвинув чистый лист бумаги и ручку, секретарша демонстративно отвернулась к окну, полила оставшиеся вазоны, спрятала в шкафчик лейку, вытерла салфеткой капли воды с подоконника.
Все это время Катя пыталась собраться с мыслями: раз уж не получилось все сказать при личной встрече, надо было как-то четко и лаконично изложить свою позицию на бумаге, а это гораздо сложнее.
– Здравствуйте, Нина Георгиевна! – покончив с хозяйственными делами, звонко поздоровалась по телефону Зиночка. – Как ваше здоровье? Как давление? Как Кельвин поживает? Может быть, нужна помощь?
Стараясь не прислушиваться и не отвлекаться, Катя набросала короткую записку, перечитала. Вроде неплохо получилось: и поблагодарила, и гордо объяснила, что не нуждается в помощи. Заодно легонько прошлась по его не лучшим человеческим качествам. Сложив лист, спрятала его в большой красочный конверт, сунула туда же конверт с деньгами, заклеила и передала Зине.
– …Да вы что?!! Я немедленно вызываю «скорую»!!! – воскликнула та, машинально взяв конверт. – И Андрею Степановичу сейчас позвоню! Вы только ложитесь в постель и не вставайте! У меня есть ключи! Я мигом!
– Что-то случилось? – насторожилась Катя.
– Нине Георгиевне плохо, давление за двести! – взволнованно пояснила секретарша, набирая новый номер. – Скорая?! Примите, пожалуйста, срочный вызов! Ладышева Нина Георгиевна, шестьдесят три года, улица Пулихова… Давление, очень высокое, она сердечница, гипертоник! Жена профессора Ладышева, он был известным хирургом. Кардиобригаду, пожалуйста, вышлите!.. Я сама дверь открою, я там буду через… – она глянула на часы, – минут десять! Хорошо… Спасибо!