Поверенный оставался с нами недолго, сказав, что вернется с мистером Голмвудом пятичасовым поездом…
Несчастный Артур! Я встретил его на вокзале. Он страшно переживает. Смерть отца и невесты потрясли его до глубины души. Хотя он был ласков со мной и изысканно вежлив с фон Гельсингом, я чувствовал, что он чего-то недоговаривает.
Мы поднялись в комнату Луси. Я хотел остаться за дверью, но Артур, взяв меня за руку, заставил войти.
— Ты любил ее, мой друг, — сказал он хриплым от волнения голосом, — она мне говорила. Ты был ее другом. Не знаю, как благодарить тебя за все, что ты сделал…
Положив голову мне на плечо, Артур зарыдал.
— Джон, Джон, — всхлипывал он. — Что я буду делать? Вся моя жизнь рухнула. Все, что было мне дорого, исчезло, я совсем один!
Когда Артур немного успокоился, я подвел его к гробу и откинул покрывало с лица Луси. Бог мой, как она была хороша!
Артур, взглянув на нее, затрясся как в лихорадке.
— Ты уверен, что она умерла? — чуть слышным шепотом обратился он ко мне.
— Да, конечно, — ответил я и, желая убедить его, прибавил: — После смерти лица часто меняются самым неожиданным образом.
Артур успокоился и, став на колени перед гробом, оставался довольно долго без движения. Я тронул его за плечо.
— Простись с ней, мой друг.
Он встал, приложился к ее холодной руке и бледному лбу и со слезами на глазах вышел из комнаты.
Я встретил фон Гельсинга в коридоре и повторил ему вопрос Артура.
— Я нисколько не удивляюсь этому, — ответил он. — Я сам время от времени сомневаюсь в действительности ее смерти.
За обедом Артур с трудом скрывал волнение. Фон Гельсинг ел молча, погруженный в свои мысли. Наконец после кофе он обратился к Артуру:
— Мистер Голмвуд…
— Ради Бога, не называйте меня так! — перебил его Артур. — Я смею считать вас своим другом. Вы так много сделали для моей несчастной невесты! Я знаю, что она ценила вашу доброту даже больше, чем я, и если я оскорбил вас, высказав удивление, когда вы оттолкнули меня от постели Луси, то прошу прощения!
Профессор кивнул.
— Я знаю, что вы не могли не удивиться моей резкости, не догадываясь о ее причинах. Да и теперь вам еще трудно доверять мне, так как то, что происходит вокруг, вам непонятно. Но придет время, когда вы все узнаете и будете благодарить меня за себя и за нашу дорогую покойницу, которой я поклялся дать покой.
— Уверяю вас, милый профессор, что доверяю вам вполне, — поспешил сказать Артур. — Я знаю, у вас честное сердце, вы друг Джона и были другом Луси. Действуйте, как считаете нужным.
Фон Гельсинг немного помолчал.
— Вы знаете, что миссис Вестенра оставила вам все свое состояние?
— Нет! — удивленно воскликнул Артур.
— Теперь, поскольку вы это знаете, я прошу у вас разрешения прочитать все письма и бумаги, принадлежавшие мисс Луси. Поверьте, я действую не из простого любопытства. У меня есть идея, которую она бы одобрила, я в этом убежден. Бумаги все при мне. Я взял их, когда мы с Джоном еще не знали, что все переходит к вам, не желая, чтобы они попали в чужие руки. Если вы позволите, я сохраню их и никому, даже вам, не покажу. Будьте уверены, они останутся в сохранности и со временем я верну их. Вам, пожалуй, трудно дать мне такое разрешение, но вы это сделаете для блага Луси, не правда ли?
— Профессор, действуйте, как считаете нужным, — повторил Артур. — Я убежден, что Луси сама дала бы вам полную свободу. Когда придет время, вы расскажете мне все.
Фон Гельсинг встал.
— Благодарю вас, Артур, — сказал он серьезно. — Но впереди еще много страданий. Надо вооружиться терпением и мужеством.
Я провел ночь на диване в одной комнате с Артуром. Фон Гельсинг не ложился. Он бродил по дому, беспрестанно возвращаясь к гробу Луси.
ДНЕВНИК МИННЫ ГАРКЕР
22 сентября, в вагоне.Андрей спит.