— Я?
— Ты! — Он вынул нож из раны и отшвырнул его. Хотелось вскочить, надавать девчонке пощечин, наорать. — Что ты подмешала в питье?!
Лицо девушки жалко скривилось, она всхлипнула.
— Приворотное зелье.
— Приворотное… — Он протянул руку, нащупывая в ворохе одежды флягу. Открыл, понюхал.
Обострившееся обоняние легко различило в чае примесь трав. Гриб линчжи, экстракт снежного лотоса, женьшень, свободоягодник… «Вечная страсть». Самый дешевый возбудитель. В борделях эта дрянь продается по момме за порцию. Стояк после него зверский, иногда длится до суток, но если злоупотреблять, однажды любитель сладострастных игрищ обнаружит, что уже ни на что не способен без зелья.
Принц почувствовал, как рукав пропитывается кровью, как капли стекают по тыльной стороне ладони, и засмеялся безумным смехом.
— Ты совсем дура?
— Я? — Тэруко снова всхлипнула.
— Ты! — Он поднялся, цепляясь за стену, брезгливо посмотрел на съежившуюся обнаженную девушку. — Подливать неизвестно что, не узнав состава и действия, — это ли не дурость?
— Но…
— Приворотных зелий не существует, принцесса.
Наверное, раньше он бы ее пожалел, такой жалкой и несчастной выглядела Тэруко. Но сейчас Джин был слишком зол.
Утратить контроль, потерять себя. Стать жертвой собственных темных желаний, сделать что-то страшное — его вечный ночной кошмар. И девушка, которая ежилась, пытаясь закрыться от его презрительного взгляда, чуть было не заставила Джина перейти черту.
Если для обычных людей наркотики — способ ощутить неизведанное, для Джина они — легкий путь в персональный ад. Бой с демоном, на который он приходит даже не безоружным. Связанным.
Счастье еще, что она подсунула ему всего лишь возбудитель. А если бы зелье вызвало злость? Желание убивать и мучить?
Эта дурища хоть понимает, к какой страшной грани подвела его, себя и всех находящихся во дворце?
— Ты хотела, чтобы я тебя изнасиловал?
— Нет! Я хотела…
— Знаешь, мне плевать. Плевать, чего ты хотела. Я рад, что смог остановиться, и втройне рад, что понял про тебя все уже сейчас. — Он смерил девушку брезгливым взглядом. — Забудьте все, что я сегодня сказал вам, принцесса. Я женюсь на вас, потому что должен. Но будь я проклят, если прикоснусь к вам после этого. Мне хватило этого вечера.
— Но… но я же… — безмолвно шевельнулись губы.
Дверь за Джином захлопнулась. Принцесса всхлипнула и бессильно опустилась на пол. Она ощущала себя сломленной, морально уничтоженной. Не было сил даже встать и одеться.
В сознании снова и снова прокручивались события последних двух часов, как надоевшая мелодия, от которой не избавиться.
Зачем она влила зелье во флягу с чаем? Она ведь даже не хотела угощать этим Джина. Использовать приворот — разве это не унизительно? Как будто Тэруко настолько уродлива, что не может понравиться мужчине просто так! Без колдовства.
Но она влила. Прокралась по тайному ходу и ощутила смешанное со смущением и страхом облегчение, когда поняла, что тренировка принца затянулась.
В тот миг, когда Джин повернулся и заговорил с ней так, словно ничего не случилось, Тэруко чуть было не сбежала. Стало так стыдно, так невыносимо стыдно…
Нужно было солгать! Выронить флягу, вылить отравленный чай на пол, придумать что-нибудь! Но Тэруко растерялась.
Трусиха и дура!
А дальше… дальше Джина словно подменили. Раньше Тэруко все время ощущала, как он отталкивает ее. Насмешкой, официальным тоном, оскорбительным равнодушием. Это приводило принцессу в настоящее отчаяние.
Но сегодня он словно не хотел, чтобы Тэруко уходила. Сам предложил спарринг. А потом извинился.
Какой счастливой была она эти полчаса, пока длилась тренировка! Как приятна была его похвала, одобрительная улыбка и мимолетные объятия, когда он удерживал ее за плечи, показывая прием, так хотелось, чтобы они длились чуть дольше. Или даже переросли во что-то большее.
Девушка съежилась, обхватила себя за плечи. По щекам потекли крупные слезы.
Страх… впервые она почувствовала его, когда обернулась. Что-то неуловимое изменилось в принце, словно человеческое тело было маской, костюмом, под которым прятался кто-то иной, чуждый. Чужак глядел на Тэруко из залитых изумрудной зеленью глазниц с щелевидными кошачьими зрачками.
Глядел и облизывался в предвкушении.
Инстинктивный ужас, бессмысленная попытка к бегству, жуткая беспомощность, паника… Никогда до этого принцессе не приходилось быть добычей и жертвой.
А потом они — принц и чужак разом — поцеловали Тэруко.
Ее первый поцелуй. Жгучий, пьянящий, жаркий. Развратные прикосновения, от которых до сих пор горит все тело, странная слабость и тянущее возбуждение внизу живота. Впервые в жизни Тэруко так сильно и ярко ощутила плотское желание, о котором раньше только читала в запретных романах. Бесстыжие горячие поцелуи, бесцеремонные, но такие искушающие ласки…
И даже беспомощность была сладкой, словно снимала с девушки вину за удовольствие. О, как силен был соблазн уступить, сдаться! Отдаться полностью, растаять в объятиях этого мужчины. Тэруко ведь не виновата, она не хотела, он заставил…
Что заставило ее сопротивляться до последнего, вопреки не только его, но и своему желанию? Упрямство? Страх? Гордость? Принцесса Оясимы не какая-нибудь служанка, которую можно по-быстрому зажать в углу и отыметь!
Что же она наделала?
Сама уничтожила все. Навсегда лишила себя надежды на счастье и уважение человека, которого любит.
Любит?
Нет смысла врать самой себе. Если это не любовь, то почему тогда так горит и болит внутри? Почему отчаяние так беспросветно, почему хочется завыть раненой волчицей?
Ничего не вернуть. Не поправить. Никогда.
Сама все испортила!
Звук гонга со двора — знак смены караула — привел ее в чувство. Тэруко выдохнула сквозь зубы, гася рыдания.
Надо встать! Подобрать сопли, одеться, уйти.
Позже. Она оплачет свою несостоявшуюся любовь позже. Там, где никто не увидит.
Девушка еще раз тихонько всхлипнула и начала одеваться.
Глава 16 СВОБОДА
— Именем сёгуна, стойте!
Засада поджидала в трех часах пути, в распадке меж двух пологих холмов. Десяток самураев в легком обмундировании перегородили дорогу. Командир и двое солдат впереди, и еще семь воинов за их спинами.
Волей-неволей пришлось остановиться.
— Она, — палец командира уперся в девушку, — пойдет с нами.
Старик гордо вскинул голову и опустил ладонь на рукоять меча.
— Нет, — обронил он.
— Уйди, отец. Разве тебе нужны проблемы?
Мужчина, не оборачиваясь, бросил за спину «беги!», обнажил меч и шагнул вперед. Он знал, что не выстоит в одиночку против десятерых. Когда-то давно мог бы. Тогда кои Комацу был молод, командовал двумя сотнями воинов. За отчаянную смелость и неумение отступать другие самураи прозвали его Черным Вепрем. Годы согнули кои Комацу, лишили былой стремительности, сделали слабым.
Но даже годы не научили его отступать.
Приказ молодой госпожи — любой ценой спасти и защитить от сёгуна фрейлину. Кои Комацу знал: ему не победить в этом бою. Но если он сможет продержаться достаточно долго, девушка успеет убежать.
Они ударили втроем одновременно. Он пригнулся, уходя от одного удара, отбил другой и третий одним слитным движением.
Еще тлеют угли в очаге! Черному Вепрю есть чему поучить молодежь!
— Уйди, старик, — раздраженно повторил командир.
Вместо ответа противник обрушился на него с яростной атакой, и командир с удивлением понял, что еще немного — и этот трухлявый пень, из которого разве что песок не сыплется, заставит его отступить.
— К оружию! — возмущенно заорал командир.
Солдаты отработанным движением обнажили мечи. Кои Комацу рассмеялся дребезжащим старческим смехом, отбивая одновременную атаку десятка клинков. Умереть в бою, исполняя приказ своего господина, — лучшая из возможных смертей для самурая.
Несколько мгновений происходило невероятное. Одинокий старик, без доспехов, вооруженный только катаной, держал оборону против отряда из десятка молодых мужчин в полном обмундировании. Раз за разом их мечи опускались, но встречали пустоту или тела своих же товарищей. Проклятый дед ускользал, словно был не человеком из плоти и крови, но духом. Над местом боя повисли звон мечей, возмущенные крики и стоны боли.
А над ухом внезапно раздался пронзительный слаженный свист, и солдаты вокруг старика рухнули, словно невидимый жнец взмахнул серпом.
Старый самурай выпрямился. Ему нелегко дались эти мгновения боя. Сердце стучало в нервном заполошном ритме, из груди вырывались сиплые вздохи, а ноги дрожали. А из-за повозки уже бежала девчонка, ради которой он ввязался в безнадежное сражение.