Есть за что бороться.
Поэтому Акио стискивал зубы так, что сводило челюсть, отворачивался и молчал.
В последнее время он стал терять сознание слишком часто. На самоуверенном лице мастера-палача поселилась озабоченная гримаса. Он даже распорядился увеличить промежутки между пытками.
Вдох. Выдох. Целебная мазь на раны и сочувственный голос:
— Подпиши…
Глава 10 НЕ ВСЕ ПУТИ
На этот раз Акио понял, где оказался, почти сразу, как только пришел в себя. Усилием воли отбросил воспоминания о боли, возвращая себе здоровье и силы, сел рывком и огляделся.
Пик Такэхая. Статуя первопредка отбрасывала косую тень через всю каменную площадку. Где-то совсем рядом шумел прибой. Акио успел удивиться — откуда здесь море? — а потом к нему прижалось женское тело, мир моргнул и сменился уже знакомыми стенами заброшенного храма.
Мия дрожала и всхлипывала, судорожно вцепившись в его плечи. Словно боялась, что он сейчас исчезнет, и пыталась всеми силами удержать его. И — проклятье! — она снова была обнаженной. Как и он.
Его императрица…
Нет, его женщина.
— Не ной, — хрипло сказал Акио.
Вассал не должен так разговаривать с сюзереном. Но какая из нее, ко всем ёкаям, императрица? Правительница должна уметь, не изменившись в лице, отправлять людей на смерть, а Мия так и норовит всплакнуть над каждым.
Девчонка. Маленькая, глупая.
— Ну хватит реветь. Заживет.
Нужно было выпустить ее из объятий, но он не выпустил. Наоборот, прижал к себе крепче, погладил пальцами вдоль тонкой ложбинки позвоночника, поцеловал в заплаканные глаза.
Мия была как исцеляющий бальзам. Каждое прикосновение к ней отодвигало куда-то в сторону память о подвале, наполненном болью и запахом жженой плоти.
Она послушалась его и затихла, уткнувшись в плечо. Только вздрагивала временами, словно давя рыдания. Акио откинулся на циновку, прижал к себе гибкое девичье тело и так лежал — бездумно, без движения. Он ощущал себя измученным, дошедшим до последней черты. И все соображения о долге и обязанностях вассала не могли заставить его выпустить девушку из объятий. Мия была нужна ему сейчас как воздух. Единственная реальность в зыбком царстве иллюзий, она воплощала в себе все лучшее, что было в его жизни.
Девушка снова вздрогнула и заговорила прерывающимся от слез голосом:
— Я все время думала — как ты, что с тобой? Но и самые жуткие мои кошмары не так страшны, как… — Она осеклась.
Акио криво ухмыльнулся. Блокаторы запирали магию внутри тела и ускоряли регенерацию в десятки раз, но даже она не спасала. Он выглядел немногим лучше, чем после сражения в Огненной долине.
Кроме лица. Лицо палачи не трогали. На суде сёгуну был нужен раскаявшийся, но внешне целый и здоровый Такухати.
— Заживет. И не такое заживало.
Мия тяжело выдохнула сквозь зубы, гася рыдания. Еще не хватало, чтобы Акио ее утешал, как слабовольную истеричку. После всего, что ему пришлось перенести…
Она почувствовала, как в душе разгорается холодный огонек ненависти к Ясукате. Новое, доселе не испытанное чувство, в нем таилась странная сила.
Сёгун был повинен в смерти ее родных, в смуте, царившей в стране последние годы, в бессмысленной войне, развязанной с Самханом.
Но по-настоящему Мия смогла его возненавидеть, только увидев, что палачи Ясукаты сделали с ее любимым.
— Зачем ему это?
— У него нет доказательств измены, ваше величество. Сёгун старается их получить.
— Ты, наверное, меня ненавидишь, — горько сказала она. И ощутила, как мужчина замер от изумления.
— За что я должен вас ненавидеть?
В горле поселился горький ком, не дававший ни нормально вдохнуть, ни сказать слово. Начинать этот разговор, признавать вслух свою вину было страшно. Страшно до нервной дрожи, до почти невыносимого желания уйти, сбежать, исчезнуть…
— Это я виновата, что тебя арестовали, — еле слышно выдавила девушка. — Это мой виим… и я не ушла тогда.
Она зажмурилась, ожидая, что Акио подтвердит это обвинение и оттолкнет ее. Признавая его право так поступить.
Но он усмехнулся и поцеловал девушку в макушку.
— Я виноват не меньше. Стоило избавиться от проклятого самханского золота. Я же знал, что Ясуката ищет повод.
— Тогда почему… почему ты говорил, что хочешь разорвать нашу помолвку?
Акио тяжело выдохнул прямо ей на ухо:
— Ты императрица.
— А ты даймё!
— По традиции императрица берет консортом одного из младших сыновей любой соседней правящей семьи. — Он зарылся лицом в ее волосы и сдавленно произнес: — Прости, я не знал. Когда выкупил тебя… и потом. Я сейчас отпущу. Еще минуту…
Споря с его словами, его ладонь скользнула по спине вниз, опустилась на талию, притискивая Мию к горячему мужскому телу. И губы прижались к чувствительному местечку за ухом, где под кожей билась жилка.
— Так ты меня все еще любишь? — жалобно спросила девушка.
— Люблю! — простонал он, покрывая поцелуями ее шею. — Мое сокровище… моя Мия…
— И я люблю тебя, — тихо сказала Мия. — Ты — самый лучший. Я не хочу принадлежать никому, кроме тебя! Мне противна мысль о прикосновениях другого. Хочу быть твоей, рожать тебе детей, видеть, что ты счастлив! Не прогоняй меня. Пожалуйста!
Акио потрясенно выдохнул и стиснул девушку так, что у нее затрещали ребра.
— Ваше величество…
— Не называй меня так! Я хочу знать, что ты — главный, хочу тебе подчиняться. Хочу быть с тобой, а ты не сможешь иначе. И я не хочу иначе. Мне нравится быть твоей Мией, а не госпожой.
— Ты понимаешь, о чем говоришь сейчас?
— Понимаю. — Она провела кончиками пальцев вдоль его скулы. Поцеловала совсем легко, в щеку. В голове было странно пусто, а сердце рвалось на части от нежности, любви и страха потерять его. — Я не справлюсь одна, мой господин. Меня никогда не учили править, в отличие от вас. Не отдавай меня чужестранцу!
В глазах Акио вспыхнуло синее пламя.
— Не отдам, — хрипло пообещал он. — Никому!
Их губы встретились, и Мия ощутила, как ее затягивает в какой-то темный водоворот. Огненная волна прокатилась по телу, выжигая все мысли. Она обняла мужчину так отчаянно, словно погибала и он был единственной надеждой на спасение. Укусила его, почти всерьез, пытаясь оставить свою метку. Впилась пальцами, силясь удержать — мое, мой, не отпущу!
Страсть на краю бездны, любовь перед лицом почти неизбежной потери. Не осталось нежности, только животный инстинкт, желание доказать — себе? миру? — что жизнь сильнее смерти. И исступленные поцелуи были полны горечи и безумного страха утраты.
Руки до синяков сжимали ее тело, но Мия всхлипывала не от боли, а от внезапно проснувшегося острого голода. Сейчас ей хотелось грубости, звериной, жесткой случки, хотелось ощутить его на себе и внутри как можно полнее. Словно смешанная с наслаждением боль могла доказать, что все это происходит по-настоящему.
Пальцы резко вошли в ее тело, и она вскрикнула, широко раскрыла глаза и подалась вперед, насаживаясь на них.
— Да! Возьми меня! Сделай своей!
Подчиняясь его желанию, Мия перевернулась. Ощутила ладонями прогретый камень. Грубые волокна циновки впились в колени. Все это было таким реальным, настоящим, реальней самой реальности.
Жесткие ладони, охватившие ее бедра. Сладкое и чуть тянущее чувство наполненности, резкие толчки и крик, эхом повисший под сводом заброшенного храма…
Акио входил в нее глубоко, резко. И дергал за намотанные на руку волосы, вызывая легкую боль и сладостное чувство беспомощности. При каждом его погружении Мия вскрикивала и всхлипывала, умоляя не останавливаться.
Случка. Грубая и жадная. Движения, которые вышибают из тела все мысли, кроме животной жажды спариться, слиться. Удовольствие, за которым скрывается страх потери.
Он склонился, нависая над девушкой. До боли сжал грудь, резко ущипнул за сосок. Мия содрогнулась от сладостного спазма, царапнула пол и застонала в голос.
Тело скрутило звериное, острое, почти болезненное наслаждение. Акио навалился, вдалбливаясь в нее, потом судорожно выдохнул и замер.
Несколько мгновений в храме стояла оглушительная тишина. Единственным звуком, который слышала Мия, был стук ее сердца.
Нет, ужас перед будущим никуда не делся. Его не прогнало лихорадочное соитие. Страх навсегда порвать ту тонкую ниточку, что связывала их, стремление впечатать себя в другого, оставить метку — на душе, на теле — никуда не делись. Недосказанность, обреченность повисли в воздухе, застыли на языке горькой ноткой.
Но все же то, что они сейчас сделали, рассказало о чувствах лучше сотни бесполезных слов.
Он коснулся губами ее шеи сзади, совсем легонько, лаская дыханием кожу. Выпустил волосы и провел ладонью, зарываясь в них пальцами.