Мия помедлила. Акио не запрещал ей читать его переписку с другими даймё, она сама воздерживалась от этого, из уважения к этой части его жизни. Части, в которой наложнице и даже секретарю не было места.
Но это было не просто письмо от равного. Коджи Накатоми, один из мятежных даймё юга. От того, насколько надежен этот человек, зависит судьба Акио, а значит, и самой Мии.
Сгорая от стыда, девушка развернула письмо и уставилась на столбики иероглифов.
Ей потребовалось перечитать послание трижды. Лист бумаги выпал из бессильно разжавшихся пальцев и спланировал на пол. Мия сидела, уставившись перед собой невидящими глазами.
Было не больно, только очень холодно, словно душа замерзла, заледенела в один миг.
Стукнула дверь за спиной.
— Вот ты где!
Девушка съежилась от звука его голоса.
— С утра за бумаги? — добродушно упрекнул даймё, обнимая ее за плечи. — Я видел твои записи. Неплохо, но ты слишком добренькая девочка…
Мия сжалась. Слушать, как Акио рассуждает как ни в чем не бывало, было невыносимо.
Он уловил ее настроение и нахмурился.
— Что случилось? — требовательно спросил Акио, заглядывая в лицо девушке. — Мия!
Преодолевая себя — больше всего ей сейчас хотелось разрыдаться и выбежать из комнаты, — Мия посмотрела в упор на мужчину.
— Вы женитесь?
Акио не смутился, только помрачнел.
— Женюсь.
Она уже знала, что женится, но все равно это признание было как удар под дых кулаком. Мия хватала воздух ртом и смотрела на мужчину с беспомощной обидой.
Даймё должен жениться, Мия не была наивна и понимала это. Понимала, но надеялась, что это случится еще очень не скоро. Может, пройдут годы. А может, Акио и вовсе не найдет женщину, которую сочтет достойной стать его женой.
Но так быстро и так внезапно! Без предупреждения! Не сказав ей ни слова!
А с чего он должен был предупреждать Мию? Где это видано, чтобы самурай спрашивал мнения наложницы, жениться ему или нет? И с чего это Мия вообразила, что она для Акио особенная? Только потому, что он диктует иногда ей письма и разрешил навести порядок в своем архиве? Или оттого, что иногда называл своим сокровищем и счастьем?
Слова — это просто слова.
— Мне нужен наследник. — Акио опустился на татами рядом и обнял Мию. Она, обычно с трепетом откликавшаяся на любое его прикосновение, застыла в его руках безжизненной куклой, но он словно не заметил этого. Нежно поцеловал девушку в лоб, погладил по распущенным волосам. — Продолжить род — мой долг. И это ничего не меняет, Мия. Ты останешься моей наложницей. Я буду заботиться о тебе. У нас будут дети, я признаю их и воспитаю, не делая разницы между ними и законными.
Мия со всхлипом глотнула воздух. Каждое его слово было как острый нож, который даймё вонзал ей в сердце.
— Вы приведете ее сюда? — спросила она чужим, неживым голосом.
Он задумался.
— Возможно. Или оставлю в Тэйдо. Южанкам плохо подходит Эссо. Здесь слишком холодно.
— Я тоже с юга, господин, — все таким же неживым голосом напомнила Мия.
На мгновение она увидела свое будущее — будущее наложницы сёгуна в его родовом замке на севере. Редкие визиты Акио, торопливые ночи вместе, и вот он снова улетает на юг, в Тэйдо, где его ждет жена, наследники и срочные государственные вопросы. Бесконечно долгие зимы на занесенном снегом куске земли, холодная постель, одиночество в душе, ранняя старость…
Это было так безнадежно, жутко и жизненно, что Мия чуть не закричала. В этот миг ей показалось, что даже участь гейши в «Медовом лотосе» лучше той, которую выбрал для нее даймё.
Акио нахмурился:
— И что?
Его руки напряглись, он чуть встряхнул Мию за плечи:
— Что за истерики? Прекрати!
Девушка подняла на него залитые слезами глаза. В груди ощущалась странная пустота, и эта пустота болела.
— Вашей супруге не понравится, что у вас есть наложница.
— Потерпит, — отрезал Акио.
— Отпустите меня, господин. Я уеду.
— Уедешь? — Он нахмурился. — Куда? Ты в своем уме, Мия?
— На Рю-Госо. В Самхан. Куда-нибудь.
— Не говори глупостей. Девочка моя, свадьба ничего не изменит.
Акио произнес эти слова со страстной убежденностью, он действительно верил в это.
Но Мия знала: свадьба изменит все.
Глава 18 САМЫЙ СЛОЖНЫЙ БОЙ
Мир заволокло серой пеленой тумана, словно злой колдун украл все краски и саму радость, оставив взамен ноющую пустоту в груди.
Мия вставала поздно, до последнего не желая расставаться со снами. Тяжелые и муторные, они все же были лучше опостылевшей реальности. Равнодушно позволяла служанке одеть и причесать себя, равнодушно спускалась к завтраку и жевала пищу, не чувствуя вкуса.
А дальше начинался длинный и тягостный день. Если Мию никто не трогал, она могла часами сидеть у окна, уставившись во двор невидящими глазами. Но чаще от нее чего-то хотели. Юрико жалобно всхлипывала и уговаривала сходить прогуляться, приходила госпожа Масуда с предложениями съесть что-то вкусное или уложить волосы в новую прическу.
Приходилось отвечать, вставать, идти куда-то и что-то делать.
Сложнее всего было с Акио. При взгляде на Мию он становился просто невменяемым. Дикие вспышки гнева даймё пугали девушку, даже несмотря на окутывавшую ее апатию.
Особенно плохо было в тот раз, когда он попытался поцеловать ее. Прикосновения, раньше вызывавшие жаркий трепет, теперь показались чужими и неприятными. Мия, помня о своем положении наложницы, попыталась скрыть это, но Акио все равно почувствовал ее равнодушие. Выпустил из объятий, грязно выругался и ушел в зал, где почти три часа рубил невидимого противника.
Несколько дней прошло в этой серой бесчувственной апатии. А потом в ее комнату пришел Юшенг. Остановился напротив сидящей у окна девушки, покачал головой и спросил: «Думаешь, спряталась?»
Мия хотела спросить, что он имеет в виду, но в этот момент осознание случившегося обрушилось на нее снежной лавиной. Пустота в груди взорвалась почти невыносимым спазмом боли, девушка скорчилась и зарыдала.
Она оплакивала свое короткое счастье.
Где-то хлопнула дверь, мужские руки обхватили ее, прижали к груди, низкий голос позвал по имени, добавляя ласковые прозвища. Ей захотелось обнять его, уткнуться в плечо, выпрашивая поддержки, но он был причиной этой пустоты и боли в груди, поэтому Мия отвернулась, отвергнув утешение.
— Что ты с ней сделал? — свирепо прорычал даймё у нее над ухом.
— Я — ничего, — раздался в ответ малоэмоциональный голос Юшенга. — Вы все сделали сами, мой господин. Осмелюсь заметить, еще немного, и вы проиграете вашу битву.
— Какую битву? О чем ты?
Хранитель знаний не ответил.
Этой ночью, когда Акио попытался обнять Мию, девушка вздрогнула и съежилась. Она не сопротивлялась, не стала вырываться, почувствовав его губы на шее. Просто лежала, готовая перетерпеть неизбежное. Но он остановился.
— Чего ты добиваешься? — сдерживая гнев, спросил даймё.
— Ничего, господин.
Это было правдой. Она не играла, не изображала обиду. Она даже признавала его правоту — даймё должен жениться и зачать наследника, так положено. Требовать, чтобы он пренебрег своим долгом ради какой-то наложницы — верх эгоизма и неблагодарности.
Но что-то внутри Мии не могло согласиться с этим.
Он встал. Мия слышала, как он одевается в темноте, и чувствовала облегчение.
Когда за даймё захлопнулась дверь, она снова заплакала.
Со слезами пришло освобождение. Боль никуда не делась, но теперь, когда Мия выразила ее, стало легче дышать.
«Я люблю его», — призналась себе девушка.
Дело было не только в гордости. Не только в желании оставаться единственной. Будь на месте Акио Такухати любой другой, Мия сумела бы смириться, признать, что так будет разумно и правильно.
Любой другой, но не Акио. Мысль о том, что другая женщина получит право на его время и внимание, станет матерью его детей, будет стонать и вскрикивать от его ласк, что другой он прошепчет срывающимся шепотом «мое сокровище», оказалась невыносима.
Как зарождается любовь? Давно ли Мия видела в Ледяном Беркуте только преследователя, опасного хищника, одержимого ее телом? Когда она смогла взглянуть на него другими глазами? В тот день, когда он попросил прощения? В ночь мидзуагэ? Или еще раньше, когда она поцеловала его по собственному желанию?
Даймё спас ее, окружил заботой, ввел в свой замок и свою жизнь. Он дорого заплатил за право называть Мию своей и вправе требовать покорности.
Но как быть покорной, когда человек, которого ты любишь, вот-вот женится на другой женщине?
Нет, Мия скорее откажется от Акио, чем согласится делить его с кем-то. А это значит, что надо бежать. Потому что по доброй воле даймё ее не отпустит.