Та, кого величают «Святой Матерью», не имеет ни малейшего отношения к святости. «Пробуждение Святой Матери» на деле выливается в Пробуждение Дьявола. То, что они именуют «Двадцатью Одним Таинством», не есть Таинство в любом понимании. Вместо Двадцати Одного Таинства они совершают Двадцать Одну Ересь – во имя рождения искажённого и истекающего кровью мира, творения Дьявола заместо нашей светлой благословенной Господом действительности.
Чтобы остановить Пробуждение Дьявола и вогнать его обратно в Геенну, надобно захоронить клочок плоти Колдуна, совершающего противобожеское действо, в глотке его истинного тела. Проткни затем его тело восемью копьями Пустоты, Темноты, Мрака, Отчаяния, Искушения, Истока, Бдительности и Хаоса, дабы не дать завершиться обряду вызова Дьявола. Сделай это, и нечестивая плоть Колдуна станет тем, чем оно когда-то и было по воле нашего Господа.
– Что это означает? – недоумевала Айлин, читая поблекшие слова, и с надеждой смотрела на Таунсенда. Тот почесал затылок. Вся эта религиозная абракадабра не внесла в голове ни толики ясности. Джозеф углядел в «Багровом Томе» нечто исключительно важное, раз выделил страницу аж тремя восклицаниями, но теперь его рядом не было (и слава Богу). Генри слова лишь вгоняли в ступор.
– Попробуем начать с чего-нибудь полегче, – он закрыл книгу. – Может, на этих записях есть какие-то соображения по этому поводу…
Айлин выцепила кончиками пальца блокнот в красноватой обложке, завалившийся за стопкой книг. Она ожидала увидеть внутри какие-нибудь записи – может, даже дневник Джозефа, но страницы были испрещены лишь неразборчивыми стенографическими каракулями, зачастую написанными поперёк линовки или вовсе по диагонали. Все страницы были замараны с двух сторон, некоторые листы – яростно вырваны. На их месте торчали зубчатые красные обрывки.
– Он был не в себе, – пробормотала она, перелистывая блокнот. Генри не услышал её, читая какую-то бумагу. Последняя страница, к удивлению Айлин, оказалась заполнена тщательно, едва ли не каллиграфическим письмом. Но скупые слова, в которые складывались буквы, заставили её закрыть листок ладонью.
Когда зазвонит колокол, Айлин = Возрождённая Мать (тело матери, кровь)
Что-то происходило. Прямо сейчас, пока они сидели в тёмной квартире на самом дне, косясь на тени от свеч. Снова отвратительное ощущение грядущей беды наполнило Айлин, вызывая горечь внутри, которая выступала каплями слезы на глазах. Лишь усилием воли она не разрешила себе заплакать. Плач ничем не мог ей помочь… а угроза с каждым вдохом становилась всё более явной, зависая над головой грозовым облаком.
– Что-нибудь интересное? – спросил Генри, разочарованно бросив свой лист на стол.
– Нет, ничего особенного, – сказала Айлин. – А у тебя?
– Только неразборчивые каракули. Хотелось бы знать, что он хотел, чтобы мы нашли.
Айлин взяла ещё листок, который лежал ближе всех. На красноватой поверхности был выведен длинный список, который показался ей знакомым. Вглядевшись лучше, она поняла, что видела его раньше – но тогда список был куда как короче.
01121. Джим Стоун («Десять сердец»)
02121. Бобби Рендольф («Десять сердец»)
03121. Шон Мартин («Десять сердец»)
04121. Стив Гарланд («Десять сердец»)
05121. Рик Альберт («Десять сердец»)
06121. Джордж Ростен («Десять сердец»)
07121. Билли Локейн («Десять сердец»)
08121. Мириам Локейн («Десять сердец»)
09121. Уильям Грегори («Десять сердец»)
10121. Эрик Уолш («Десять сердец»)
11121. Уолтер Салливан («Святое Успение»)
12121. Питер Уоллс («Пустота»)
13121. Шерон Блейк («Темнота»)
14121. Тоби Арчибольд («Мрак»)
С каждой новой строкой рука, составлявшая список, дрожала всё больше. Айлин едва различила фамилию Арчибольда в вытянутых буквах, которые лезли друг на друга. Список продолжался, но почерк разительно менялся, превратившись в знакомую каллиграфическую роспись.
15121. Джозеф Шрайбер («Отчаяние», «Хранитель Мудрости»)
Красная бумага задрожала в руке. Айлин сжала её пальцами изо всех сил, чтобы не выпустить. И тихо позвала:
– Генри, смотри…
Таунсенд читал записку быстро, проходясь взглядом сверху вниз. На второй половине списка глаз споткнулся о знакомые имена.
16121. Синтия Веласкез («Искушение»)
17121. Джаспер Гейн («Исток»)
18121. Эндрю ДеСальво («Бдительность»)
19121. Ричард Брейнтри («Хаос»)
И последние два, заключённые в кривой прямоугольник:
20121. Айлин Гелвин («Возрождённая Мать»)
21121. Генри Таунсенд («Преемник Мудрости»)
3
Голова болела невыносимо, до звука пожарной сирены в ушах. Но Джозеф Шрайбер за последние пять-шесть дней успел к ней привыкнуть. Человек сживается со всем: если бы месяц назад так раскалывалась голова, он едва смог бы встать на ноги. Не говоря уже о том, чтобы корпеть над своими записями, упершись локтями о рабочий стол.
Список лежал перед ним – наконец-то полный, без пробелов и белых пятен. Джозеф даже испытывал некоторую гордость. Вот он, результат его нелёгких трудов, которые растянулись на полгода. Буквально минуту назад он вписал в список последнее имя – имя Тоби Арчибольда, члена городского совета Сайлент Хилла. Как сообщили по радио, Арчибольд разбился насмерть, свалившись с высокой скалы во время отпуска в Мексике. Несчастный случай, с кем не бывает – вот только почему на спине незадачливого отдыхающего нашли странные цифры, вырезанные прямо на коже?
Джозеф догадывался, почему. Он знал, что за местом Арчибольда в городском совете и репутацией благодетеля ветшающего города скрывается нелицеприятная сторона. Мало кто в городе смел полагать, что благообразный чернокожий чиновник держит в своих руках узды, управляющие оборотом наркотиков в Сайлент Хилле. Ещё меньше людей было посвящено в то, что Арчибольд имеет полное право называть себя «отцом Арчибольдом» – что он, и не кто другой, стоит у руля одной из сект, обосновавшихся в захолустном городе Сайлент Хилл.
Теперь он мёртв. Не спасло его пребывание в жарких мексиканских краях, за тысячи миль от родного городка. Джозефа пробирала жуть, когда он сознавал, насколько стала могущественной власть маньяка Салливана. И ведь Арчибольд далеко не последний в кровавой цепочке – Джозеф был уверен, что в ближайшие дни объявится ещё один труп, пятнадцатый по счёту, с вырезанными на теле цифрами. Уолтер Салливан будет убивать, пока полицейские оболтусы ищут несуществующего подражателя, а единственный человек, знающий всю правду, сидит запертый в своей квартире.
– А может, Мистер Пятнадцатый – это ты, – сообщил Джозеф в пустоту квартиры, устало откинувшись на спинку кресла. – Да-да, господин журналист, вам бы не помешало бы об этом подумать… хорошенько.
Сухо рассмеявшись, он снова склонился над столом, но на этот раз не в состоянии что-то записывать. В глазах двоилось. Чернила в ручке кончились, и тонкая вязь букв стала едва заметной. Джозеф обхватил пульсирующую голову руками и стал раскачиваться вперёд-назад. Со стороны могло показаться, что он пытается заснуть, но на самом деле как раз наоборот – Джозеф отчаянно думал. Не о своём положении (об этом он перестал заботиться неделю назад с последней безуспешной попыткой проломить дверь). Ему нужно было придумать способ как-то передать добытые знания наружу, где нормальный мир продолжал жить по своим законам. Может, кто-то поймёт записи и попытается предотвратить череду бессмысленных убийств… здесь, в закрытой квартире, витал пагубный дух мира Уолтера Салливана, и знания были бесполезны.
– Ты должен что-то придумать, – Джозеф на мгновение поднял голову, вслушиваясь в собственный голос. – Не стоит отчаиваться.
Но что он может сделать? Айлин на отпуске в Калифорнии, и нет никакой надежды, что кто-то из соседей забеспокоится о нём. Фрэнк Сандерленд время от времени нажимает на кнопку звонка, но он слишком добродушен, чтобы сразу начать выламывать дверь. Наверное, считает, что Джозеф уехал в длительную командировку. Телефон не работает – спасибо ещё, что радиоприёмник время от времени включается по собственному желанию и сообщает последние новости (например, про смерть Арчибольда). Дыра в ванной пропала две недели назад после похода в Дом Желаний и встречи с заикой, который представился «Д-джаспером Г-гейном». А вторую дыру, в кладовке, в приступе паники замуровал сам Джозеф… когда ему приснился жуткий сон, как из глубин дыры вылезают разложившиеся мертвецы.
По крайней мере, пока он квартире, он находится в безопасности. С квартирой тоже далеко не всё в порядке, но здесь можно жить. Пусть Салливан считает её своей матерью, но это всего лишь квартира – кусок пространства, огороженный четырьмя бетонными панелями, и ничего больше.
Тяжко вздохнув, Джозеф взял со стола книгу в красном переплёте, который он за последние два дня почти стёр в порошок, перелистывая страницы. Если что и могло ему помочь (не только ему, но и будущим жертвам Салливана), оно скрывалось на этих пожелтевших листах, которые осыпались на глазах. Кто бы подумал, что когда-нибудь он будет читать такую белиберду.