Да, интуиция у тебя всегда была что надо, мысленно добавила она, вспоминая ощущение медленного удушения, которое было у неё с утра в день, когда за дверью раздался медленный стук: Тук. Тук. Тук. Сколько времени прошло с тех пор? Вроде бы шли они с Генри недолго… но как будто это случилось сто лет назад.
– Если ты хочешь… – Генри всё ещё колебался. Ну не нравился ему этот тип, прячущий от них своё лицо. Даже несмотря на то, что пока не делал пакостей.
– Пожалуйста, Генри, – мягко сказала Айлин. Генри обречённо посмотрел на куклу (тот вроде бы злорадно заулыбался под носом) и вдруг разозлился на самого себя. Он ещё будет заставлять её просить. Разве он не чувствовал сам, что нелепая кукла сидит здесь не просто так, а предназначена для них, с какой-то непонятной целью?.. Страх, засевший в сердце, сковывал не только руки и ноги, но и взгляд – Генри просто не хотел видеть. Вот это уже была настоящая трусость.
Он бросил свой сук, взял более-менее уцелевшую деревянную доску у края пожарища и положил его на пепел, подняв серое облако. Доска глухо стукнула: оказывается, инвалидная коляска стояла всё-таки на настиле, а не на куче золы. Часть пола уцелела, но была погребена под слоем пепла.
Делая осторожные шаги по доске, Генри направился к кукле. Айлин осталась стоять у края, настороженно наблюдая за ним. Когда Генри дошёл до настила, обуглившиеся половицы душераздирающе заскрипели, и он подумал: ну вот, сейчас всё обрушится. Но пол выдержал; Генри только почувствовал, как он прогнулся под его весом, когда он встал на него обеими ногами.
Теперь он не сводил глаз с куклы. Белый предмет в руке оказался обрывком бумаги, и по груди разливалось разочарование, но зря, что ли, он проделал этот путь? Генри собирался выхватить трофей у треклятого манекена, даже если он засмеётся гробовым голосом и начнёт танцевать перед ним твист. Но у куклы не наблюдалось никакого желания танцевать. Просто восседала на месте, и лица было по-прежнему не видать.
Кого ты хочешь обмануть?
Подошвы ботинок нагрелись от тёплого пепла. Генри добрался до края импровизированного мостика и вытянулся вперёд, чтобы достать до кресла. Балансируя левой рукой, он коснулся обода колеса… потом обугленной руки манекена, с рублёными следами на кистях… и, наконец, взял листок. На нём не было ни частички пепла – только несколько слов, выведенных на середине. Генри намеревался ретироваться, как только листок окажется у него, но любопытство взяло верх, и он прочитал записку тут же, на месте:
Пускай моё тело изувечено, но я не дам тебе пройти. Путь, ведущий вниз, будет открыт только для Преемника Мудрости. А кто ты?
Генри прочитал скупые строки ещё раз. Ясности не прибавилось. Полная белиберда, и стоило ли так тужиться, чтобы…
– Генри, осторожно! – голос Айлин был наполнен неподдельным ужасом. Генри мгновенно вскинул голову. И увидел то, от чего волосы зашевелились на затылке: голова куклы более не покоилась на сожженной груди, как у пьяницы в баре. Кукла сидела на инвалидном кресле прямо, направив на него то, что осталось от лица: какие-то чёрные бесформенные провалы на деревянной черни, в которых человек с богатым воображением мог углядеть глазницы, нос, и рот, разинутый в беззвучном крике. Коляска скрипнула. Человек и кукла несколько секунд буравили друг друга взглядами, словно соревнуясь в крепости духа: кто сдастся первым? Кто не выдержит?.. Если так, то человек вышел победителем; по истечении этих долгих секунд кукла медленно откинула голову назад, обратив лицо к небу, к багровой луне, пересечённой линиями облаков. Деревянные руки соскользнули с подлокотников безвольными обрубками. Коляска откатилась на три дюйма, сопровождая путешествие громким поскрипыванием: скрипели сгоревшие половицы, выгнувшиеся дугой под непомерной тяжестью.
Мгновением позже кукла упала.
Только что коляска покачивалась на краю настила, и манекен мелко тряс головой, словно силясь податься вперёд и встать на ноги, потом раздался громкий треск, и сиденье опрокинулось с крикливым скрежетом, вываливая своего седока прямо на тёплый пепел. Обугленная рука один раз взмахнула, будто пытаясь за что-то ухватиться, но ничего не нашла. В воздух взвился пористый прах, защекотавший глаза. Но Генри и не подумал о том, чтобы моргнуть – во все глаза смотрел вниз, где в причудливом узоре переплелись деревянная кукла и его седло, даже после катастрофы образуя единое целое. Кукла раскинула конечности под неестественным углом, напоминая солдата, сраженного на поле боя. Чёрная голова отвалилась от туловища и скатилась в сторону. Манекен не шевелился и выглядел теперь совсем не страшным. Генри почувствовал, как парализующий страх улетучивается сам собой.
Он перевёл взгляд на сломанную половицу, которая стала причиной бесславной кончины куклы. Должно быть, коляска откатилась туда, где огонь изъел её больше, и вот результат: половица провалилась вниз, и на настиле зиял чёрный проём, за которым Генри углядел какую-то шершавую поверхность.
– Генри? – окликнула Айлин. – Ты в порядке? Господи, что с этой куклой?
– Похоже, с ней всё кончено, – откликнулся он, всматриваясь в щель на полу. Шероховатый материал, напоминающий дерево, не давал ему покоя. Откуда там может быть такая штука? Под зданием «Дома Желаний» имелось подполье?
Настил. Почему-то он не сгорел в пожаре, и это могло означать, что под ним толстые брёвна, которые не смог сожрать даже огонь. А значит…
Генри присел, провёл рукой по обломанной половице. Только сейчас он заметил, как она коротка; на обычную половицу такая длина явно не катила. А вот для замаскированного входа в подземный уровень здания – в самый раз.
– Айлин, можешь сюда подойти?
– Д-да, – она явно не ждала такой просьбы. – Ты что-то нашёл?
– Похоже на то, – с лёгкостью оторвав обломок половицы, Генри принялся за соседние. Выеденное огнём дерево ломалось с жизнерадостным треском, обнажая чёрный квадрат на том, что раньше было полом. Пока Айлин шла, переставляя ноги на доске дюйм за дюймом, он вычистил от досок большую половину прохода. Иного выхода не было; даже если это когда-то было дверью и его можно было открыть, сейчас шарниры были погребены под пеплом, и дерево скрутилось и распухло под жаром пламени. Генри уже видел под настилом крутую лестницу, уводящую вниз, в темноту. Ещё несколько половиц, и они смогут спуститься. Генри мог поставить доллар, если бы он у него был, что в темноте прячется дверь. Простая такая дверь без ручки и с круглым знаком, который ранее служил символом культа. Культа больше не было, но сила в знаке сохранилась.
Он думал, что особо спешить не стоит. Зловещая кукла валялась внизу разбитой и безголовой, Айлин приближалась к настилу. Генри чувствовал, что они скоро покинут этот зловещий лес под надзором багровой луны. В каком-то смысле здесь было даже хуже, чем в запаянных коробках метро и госпиталя. Но спешить было незачем.
Как выяснилось, Таунсенд опять ошибался. Времени у них было в обрез. И с каждой секундой его оставалось всё меньше. Всего в нескольких футах от настила человек, лежащий под надгробием серой золы, приходил в себя.
9
Джаспер Гейн очнулся, когда деревянная кукла упала вниз с коляски, завершив свою недолгую жизнь. Он услышал её стук – бум! – и почувствовал дрожь земли, словно это упала не кукла, а стопудовая спортивная гиря. Это и вырвало его из тёплого забвения.
Что-то давило на грудь. Давило нестерпимо, прогибая грудину, и, хотя боли не было, Джаспер тут же рванулся вверх изо всех сил, чтобы освободиться от этого гнета. Задвигал рукой, которая казалась залитой в бетон. С какой-то попытки ему удалось поднять её вверх, освободив из пепельного плена, но пользы это принесло мало: едва соприкоснувшись с воздухом, рука воспылала горечью, словно её облили кипящим маслом. Джаспер открыл рот, чтобы закричать, и пепел посыпался ему в рот. Вот теперь он действительно начал карабкаться вверх, забыв обо всём, сбрасывая с себя тонны золы и праха, страшась оставаться в этой мучнистой темноте. Над развалинами показались обе руки, нога, и наконец Джаспер поднял голову навстречу небогатому свету странной луны.
Запах.
Запах был, он его почувствовал сразу. Но в первое время его заглушил жар, который начал растекаться по жилам. Рука, которая первой познала жар, загорелась; огонь плясал между пальцами, перекинулся на запястье. Синее пламя игриво плескалось в ладони. Джаспер сжал кулаки, чтобы остановить это, но огонь продолжал выглядывать злорадными сполохами. Теперь горела не только рука; горели и грудь, и спина, может, даже голова. Огонь разгорался, снова превращая его в факел; Джаспер бессвязно закричал, обращаясь к луне над небом. Стой он на ногах, непременно свалился бы обратно в пепел, но его ноги, оплывшие под огнём, парили над мёртвыми руинами, не касаясь их. Джаспер кричал недолго – вскоре пламя принялось за лицо, опалило рот шипящим кнутом, и он замолк.