Хочу написать биографию Эдгара Артура Тарпа, младшего…
— Того, что обожал рисовать ковбоев и индейцев?
— Однако. Ты, значит, что-то да знаешь.
— Не он ли дружил с художником Уинслоу Хомером?
— Нет.
— А журналистские расследования ты оставил?
Флетч выдержал паузу.
— Я в отпуске.
— Значит, тебя опять уволили? Я рад, что не входил в число лучших учеников нашего выпуска, кому сулили самые радужные перспективы.
— Сам знаешь, на работе умников не жалуют.
— Так чего хотели эти джентльмены?
— Они не джентльмены.
— Твои слова весьма огорчительны. За границу мы посылаем лучших из лучших. Мне еще не удалось войти в их число.
— Меня это не удивляет.
— Так чего они хотели?
Оркестр уже играл «Глаза Техаса смотрят на тебя…»
— Они предложили мне поехать на конгресс ААЖ в Хендрикс, это здесь, в Виргинии, тайком установить микрофоны в спальнях моих горячо любимых коллег и записать их постельные разговоры, после чего передать пленки им, для последующего шантажа. Они пообещали, что чемодан с подслушивающим оборудованием будет поджидать меня в Вашингтоне, и не обманули, — глядя на коричневый чемодан, который он достал из ячейки 719 и вытолкнул из телефонной будки, Флетч отметил, что он совершенно не гармонирует с остальными чемоданами. — Ты хочешь сказать, что понятия не имеешь, о чем идет речь? Так я тебя понял, Дон?
— Не так уж часто нам сообщают о наших операциях со стороны.
— Позвонив вчера вечером из Лондона, я просил тебя разобраться.
— Я пытался. Проверил все, что мог.
— Тогда почему я стою в телефонной будке, опаздывая на самолет, лететь на котором у меня нет ни малейшего желания, и повторяю тебе то, что ты и так знаешь?
— Скажи мне еще раз, почему ты согласился. Я просто хочу убедиться, совпадают ли твои слова с тем, что мне уже известно.
— Сколько же можно твердить об одном. Дон! Меня шантажировали!
— Я знаю, но повтори еще раз.
— Ну…
— От тебя не убудет, Флетчер. Тем более, что мне уже все известно.
— Ну и ублюдок же ты, — Флетч только сейчас заметил, какой же грязный пол в будке. — Налоги.
— Ты никогда не платил налогов?
— Только те, что вычитали из моего заработка. Даже живя в Штатах, я ни разу не подавал налоговой декларации.
— Понятно. А в последние год или два?
— Тем более.
— Это указывает на то, что у тебя есть деньги, за которые ты не можешь отчитаться. Так?
— Да.
— Не понял.
— Да!
— Так почему ты звонишь мне?
— Ты — мой друг в американской разведке.
— Мы не друзья.
— Знакомый. А звоню я тебе потому, что хочу донести до начальства, чем занимаются подчиненные. К примеру, шантажируют меня, чтобы получить компромат на элиту американской журналистики, людей, занимающих важные посты в газетном бизнесе, на радио, телевидении.
— Ты полагаешь, что наша правая рука не знает, что делает левая?
— Я так не думаю. А если так оно и есть, вам должно быть стыдно за себя.
— Мне стыдиться нечего. Меня никто не шантажирует.
— Ради бога. Дон, перестань!
— Как, по-твоему, мы получаем информацию, Флетчер? Читая ваши паршивые газетенки? Или из телевизионных выпусков новостей?
— Дон, это противозаконно, и ты это знаешь.
— Я знаю много чего, — Джиббс чуть повысил голос. — Позвонив из Лондона, ты сказал мне, что эти парни особенно интересовались мистером Марчем.
— Да. Совершенно верно. Уолтером Марчем. В свое время я работал у него.
— К какому выводу ты пришел?
— Почему они выделили именно Марча?
— Да.
— Едва ли не самый влиятельный человек. «Марч ньюспейперс», — правое ухо Флетча раскраснелось, начало болеть. — Послушай, Дон, у меня осталось лишь несколько минут, если я хочу успеть на самолет. Ты говоришь…
— Нет, мистер Флетч. Говорю я, — другой голос, более зрелый, властный.
— Кто это? — переспросил Флетч.
— Роберт Энглехардт. Начальник отдела, в котором работает Дон.