Чтобы найти работу, если не имеют оной, или чтобы получить новую, лучше оплачиваемую, если они и так при деле.
— Ты, несомненно, права.
— Примерно треть участников конгресса ищет, кого бы нанять. Конгресс, мой дорогой мистер Флетч, как тебе хорошо известно, большая мясная ярмарка. И нет нужды напоминать, что я — солидный кусок мяса.
— Если память мне не изменяет, с тобой ни одна комната не покажется пустой.
— Не заметить меня может только слепой.
— А как насчет остальных шестнадцати с семью десятыми процентов?
— Что-что?
— Ты вот сказала, что половина участников конгресса ищут работу, а треть — работников. Остается шестнадцать и семь десятых процентов. Что делают здесь они?
— А, вот ты о ком. Это люди, которые могут бросить любое дело, даже если они не ударяют пальцем о палец, и поехать куда, за чем и когда угодно, лишь бы за чужой счет, а еще лучше, за счет своей компании.
— Вас понял.
— К сожалению, бедная Кристал Фаони, да, полагаю, и ты, не входят в их число, ибо приехала сюда на собственные, быстро убывающие сбережения.
— Кристал, как ты узнала, что я безработный? — Если бы ты работал, то собирал материал для очередной статьи и на конгресс тебя бы не загнали даже под дулом пистолета. Так?
— Но, Кристал, ты же знаешь, я делаю все, что мне скажут.
— Помнишь, как тебя нашли спящим под прилавком в кафетерии редакции?
— Я заработался допоздна.
— Но, Флетч, ты был не один. С одной из дежурных телефонисток.
— И что?
— По крайней мере, на тебе были джинсы. С аккуратно застегнутой молнией. И ничего более.
— Мы заснули.
— Я понимаю. Джек Сандерс едва не лопнул от негодования. Сотрудники кафетерия отказались в тот день работать…
— Больше всего шума бывает из-за сущих пустяков.
— Я осталась без ленча, Флетч, а для меня это не пустяк. Если бы ты тогда работал у старины Марча, то вылетел бы на улицу, не успев надеть рубашку.
— Ты-то работала у Марча, не так ли?
— В Денвере. Там меня и уволили. За аморальное поведение.
— За аморальное поведение? Тебя?
— Да.
— Что же ты такого сотворила? Объелась бананами?
— Ты сам все знаешь.
— Не знаю.
— Это известно всем и каждому.
— Кроме меня.
— Наверное, кроме тебя. Едва ли кто стал бы рассказывать тебе подробности того скандала. На твоем счету их куда больше.
— Многим очень нравится совать нос в чужие дела.
— Знаешь, вместо того, чтобы висеть на телефоне, мы могли бы уютно устроиться в темном уголке бара и совмещать приятное с полезным, благо меню тут богатое.
— Скажешь ты мне или нет?
— Я забеременела.
— Кто же смог это заметить?
— Заметили, можешь не волноваться.
— Без мужа?
— Естественно.
— А причем тут Уолтер Марч?
— Я не проявила должной скромности. Говорила, что собираюсь родить и воспитывать ребенка одна. Тогда мы все думали, что времена изменились.
— Это точно.
— Забеременела я, разумеется, сознательно. От отличного пария. Фил Шапиро. Помнишь его?
— Нет.
— Парень, что надо. Симпатичный. Умный. Из благополучной семьи.
— И что случилось с ребенком?
— Я думала, что смогу родить его, не выходя замуж. Но оказалось, что рожать можно или замужней или безработной.
— Аборт?
— Вот именно.
— Ужасно.
— А на моем банковском счету было тогда чуть больше двух тысяч долларов.
— Ох уж этот Марч.
— Он многих увольнял за аморальное поведение.
— А вот я, как это ни странно, в их число не попал.
— Просто он не поймал тебя. Слышал-то предостаточно, но не верил. Даже я не могу поверить во все, что говорили о тебе.
— Все это ложь.
— Я была в редакции в то утро, когда тебя нашли в кафетерии. И осталась без ленча.
— Извини.
— И человек, воткнувший ножницы в спину старины Марча, должно быть, имел на то веские основания.
— Твоя работа?
— Если меня обвинят в этом, огорчаться я не буду.
— Могут и обвинить.