И тоже увидел это.
«Это» было телом высокого мужчины, скорчившимся на земле у входа. На голове зияла рана, и из нее на землю уже натекла лужица крови. Все трое разом бросились вперед, но Морри оттеснил их, не давая прикоснуться к лежащему телу.
— Спокойно! — приказал он. — Не прикасайтесь к нему. Помните правила оказания первой помощи? У него ранение в голову. Если сдвинуть его с места, он может умереть.
— Но мы должны знать, жив он еще или нет, — возразил Росс.
— Сейчас посмотрим. Эй, дай-ка сюда…
Он протянул руку, выхватил из кармана Росса тетрадь, в которой они вели записи, свернул ее в трубочку диаметром около дюйма и приставил к левой половине груди неподвижного тела. Прижав второй конец импровизированного стетоскопа к уху, прислушался. Росс затаил дыхание. Немного погодя на встревоженном лице Морриса появилось выражение облегчения.
— Мотор работает, — заявил он, — и вполне прилично. По крайней мере, мы его не убили.
— Мы?
— А кто же еще? Как ты думаешь, что тут произошло? Посмотри, сколько вокруг обломков нашей ракеты — один из них и кокнул его по голове. — Моррис поднялся на ноги. — Ну ладно, об этом — после. А сейчас ты, Росс, дуй домой, вызови «скорую», и побыстрее! Мы с Артом останемся с… э-э-э… с ним. Он может прийти в себя и начать дергаться.
— Ладно.
Росс исчез. Арт смотрел на бесчувственное тело. Морри взял его за руку.
— Сядь, парень, И перестань трястись. Неприятности начнутся позже. Даже если он ранен не слишком серьезно, то — я надеюсь, ты это понимаешь, — все равно деятельности клуба «Галилей» пришел конец. Во всяком случае, деятельности его ракетной и громыхательной секций.
Арт вконец расстроился.
— Думаю, ты прав.
— Не «думаю», а «точно». Отец Росса и так уже косо смотрел на наши забавы с тех пор, как мы повышибали все стекла в подвале, и я его очень хорошо понимаю. А теперь еще и это. И если у нас только заберут полигон, то можно будет считать, что мы легко отделались. Нам еще повезет, если он не предъявит нам иск за нанесение увечий.
С этим Арт согласился.
— Теперь придется снова собирать марки, — произнес он с отсутствующим видом. Иск за нанесение увечий! Полигон у них отберут, но это не главное, хотя площадка значила для троих юношей немало. Откуда взять деньги Арту с матерью, живущим в задней комнате магазинчика, и родителям Морри, у которых хоть и есть отдельная квартира, но — иск за нанесение увечий! Может быть, родители Росса и смогли бы заплатить, но Арт с матерью едва сводили концы с концами, несмотря на его приработки в свободное от занятий время, и иск наверняка пустит их по миру.
Сочувствие к раненому постепенно уступило место ощущению несправедливости происходящего. Чего ему здесь понадобилось, этому парню? Здесь не проходной двор: вокруг полигона расставлены предупреждающие знаки.
— Дай-ка я взгляну на него, — сказал Арт.
— Валяй, только не прикасайся, — предупредил Морри.
— Не буду. У тебя есть фонарик?
На площадке уже стало совсем темно.
— Конечно. Вот… держи.
Арт взял маленький фонарик и попытался осмотреть лицо жертвы, что было нелегко, ибо мужчина лежал ничком, уткнувшись лицом в землю, и к тому же оно было в крови. Вдруг Арт произнес каким-то странным голосом:
— Морри, ему ничего не будет, если я вытру кровь?
— Ни в коем случае! Он должен лежать так до приезда врача.
— Ладно, ладно. Уже не нужно. Я и так знаю, кто это.
— Ты знаешь? И кто же он?
— Мой дядя.
— Твой дядя?
— Да. Ну, тот самый, о котором я рассказывал. Дядя Дон. Доктор Дональд Каргрейвз, мой «атомный дядя».
2. ВЫЗОВ, ДОСТОЙНЫЙ НАСТОЯЩЕГО МУЖЧИНЫ
— Теперь я почти совсем уверен, что это мой дядя, — продолжал Арт. — Я бы сказал наверняка, сумей мы увидеть его лицо целиком.
— Не понимаю, как ты мог не узнать его до сих пор. Ведь он как-никак член твоей семьи, так что…
— Что с того? Последний раз я встречался с ним сразу после войны, когда он приезжал навестить маму. Давным-давно. И я тогда был совсем маленьким. Но этот человек очень похож на дядю.
— Но он не такой уж старый, — рассудительно произнес Морри. — Так что я полагаю… О, а вот и «скорая».
Он не ошибся. Рядом с водителем сидел Росс, показывая дорогу, а шофер бранился, утверждая, что дорога существует лишь в воображении. Несколько минут они хлопотали вокруг пострадавшего, и вопрос о его личности не затрагивался.
— Похоже, ничего страшного, — заявил врач. — У него глубокая скользящая рана. Возможно, сотрясение мозга. А теперь переверните его. Осторожно! А я буду поддерживать ему голову.
Когда незнакомца поднимали и укладывали на носилки, он открыл глаза и шевельнул губами, как бы силясь что-то сказать. К нему наклонился врач. Арт поймал взгляд Морри и, сложив вместе большой и указательный пальцы, подал ему утвердительный знак. На сей раз ошибки быть не могло: Арт успел хорошенько разглядеть лицо мужчины. Росс полез в машину, но врач жестом велел ему остаться.
— Потом, ребята. Приходите в больницу. Надо будет составить акт о несчастном случае.
«Скорая» уехала, и Арт рассказал о своем открытии Россу.
— Говоришь, это был твой дядя? — удивленно спросил тот. — Твой родной дядя? Чего ему здесь понадобилось?
— Ума не приложу. Я даже не знал о его приезде.
— Скажи… Я надеюсь, он ранен не слишком серьезно… Это тот дядя, о котором ты рассказывал? Тот самый, которого выдвинули на Нобелевскую премию?
— А я о чем говорю? Это мой дядя Дональд Каргрейвз.
— Доктор Дональд Каргрейвз! — Росс присвистнул. — Ну, ребята, мы чертовски удачно выбрали жертву!
— Не вижу ничего смешного. А если он умрет? Что я скажу маме?
— Я серьезен как никогда. Прежде чем ты расскажешь матери, мы сходим в больницу и разузнаем, насколько он плох. — Росс вздохнул. — Сначала поговорим с моими родителями, а потом я отвезу вас в госпиталь.
— Разве ты ничего не сказал им, когда ходил звонить? — спросил Морри.
— Нет, их не было дома. Они копались в саду, а я позвонил и побежал встречать машину. Может, они и заметили ее…
— Уж это как пить дать!
— Но у меня не было времени это выяснять.
Отец Росса сидел дома, поджидая их. Ответив на приветствие, он произнес:
— Росс…
— Да, сэр?
— Я слышал взрыв на полигоне и видел проехавшую туда карету «скорой помощи». Что стряслось?
— Понимаешь, пап… мы запустили новую модель на всю катушку, и…
Росс подробно описал все, что случилось. Мистер Дженкинс кивнул:
— Ясно. Идемте, ребята.
По пути к гаражу, который раньше явно служил конюшней, он попросил:
— Росс, сбегай к матери и скажи, куда мы едем. Пусть она не тревожится.
И двинулся дальше, опираясь на трость. Мистер Дженкинс, в прошлом инженер-электрик, был человеком спокойным и молчаливым. Своего отца Арт не помнил; отец же Морри был жив, но имел совершенно иной характер. Мистер Абрамс управлял своим большим, шумным, многодетным семейством, сочетая громкий голос и щедрую, любящую натуру, которой хватало на всех. Запыхавшийся Росс вернулся и полез было за руль, но отец прогнал его на пассажирское сиденье.
— Нет уж, благодарю покорно. Я хотел бы в целости и сохранности добраться до места.
Всю дорогу они молчали. Потом мистер Дженкинс оставил мальчиков в вестибюле больницы и велел ждать.
— Что он задумал? — спросил Морри.
— Понятия не имею. Но уверен, что он поступит справедливо.
— Вот этого я и боялся, — ответил Морри. — Но сейчас нам нужна не справедливость, а сочувствие.
— Главное, чтобы дядя Дон оказался в порядке, — подал голос Арт.
— Чего? О, прости, Арт. Ты прав. Мы совсем позабыли о тебе. Самое важное, чтобы твой дядя поправился.
— Честно говоря, пока я не узнал его, я больше думал о том, что матери придется выплачивать возмещение за увечья.
— Поменьше вспоминай об этом, — посоветовал Росс. — Человеку свойственно думать, в первую очередь, о собственных передрягах. Мой отец говорит, что главное — то, как ты поступаешь, а не то, что ты при этом думаешь. Для твоего дяди мы сделали все, что было в наших силах.
— Это «все» состояло в основном из того, что его не трогали до прибытия врача, — напомнил Морри.
— Как раз это и было нужно.
— Да, — согласился Арт, — только я не согласен с тобой, Росс, насчет того, что можно думать все, что угодно, если действуешь правильно. Мне кажется, дурные мысли могут быть ничем не лучше дурных поступков.
— Тише, тише. Вот как по-твоему, человек, который совершает отважный поступок, а сам перепуган до смерти, он смелее, чем тот, который делает то же самое, но не боится?
— Он менее… нет, он более… Тьфу, ты все запутал. Это же совсем разные вещи.