Мысль в теории, быть может, для некоторых и соблазнительная, но все же довольно наивная, не отличающаяся большим уважением к своему королю, а в действительности, конечно, не достигающая тех целей, которые ею преследуются; не говоря уже о том, что «камарилья» также может состоять из не менее честных, проникнутых чувством долга и знанием нужд страны людей, чем деятели находящегося в данное время у власти министерства, около которого неизбежно образовывается своя «клика».
Удалять достойных придворных людей за истечением времени и брать к себе новых, малоизвестных, угодных лишь министерству, не всегда является и монарху, и самой стране на пользу.
Фрейлины и двор королевы не подчинены этим строгим парламентским обычаям, и женщины в этом отношении намного счастливее мужчин – сроков женской свите не положено, и выбор ее предоставлен всецело королеве.
В день нашего приезда королева Моод чувствовала себя нездоровой и не покидала постели, но к вечеру вышла и она, чтобы обедать вместе с нами.
Королева небольшого роста, очень худенькая, с красивыми большими глазами. Очень красивой ее назвать нельзя, но все же в ней есть что-то особенно женственное, что напоминает ее мать, королеву Александру. Она немного старше своего мужа. Принцесса Виктория, ее старшая сестра, оставшаяся незамужней, более живая, высокая, совсем не похожа на нее. Обе сестры чрезвычайно милые, простые и внимательные. С ними чувствуешь себя совсем легко.
Наследный принц Олаф, тогда еще белокурый, прелестный мальчик 4 лет, живой, порою уже задумчивый, быстро сделался моим другом. Я ему купил на городском базаре забавную игрушку, стоившую всего один оре, с которой он уже не расставался, забросив все остальные, более роскошные.
Теперь у этого ребенка уже родилась дочь Рагнгильда. Никогда рождение сына не вызвало бы в стране такого бурного восторга, как появление на свет этой маленькой девочки: за все 600 лет, со времени царствования Гаакона V, у Норвегии не было ни одной принцессы.
День в Bigdo, как и всюду, распределялся обедами, завтраками и чаем. По утрам король занимался делами и принимал доклады.
За столом собиралась только королевская семья, принцесса Виктория, Михаил Александрович, дежурный адъютант и я. К завтраку обыкновенно приезжала еще и фрейлина королевы, m-elle М. Фугнер, не жившая в доме, очень женственная стройная девушка, обладавшая изумительно нежным, мелодичным голосом.
Жизнь вели очень замкнутую, почти напоминавшую наше Царское Село. Крайне редко приглашался кто-нибудь посторонний. За долгое время нашего пребывания один раз или два завтракал у короля Нансен, да один раз обедали несколько человек из местного общества. По английскому обычаю, несмотря на домашнюю обстановку, обедали всегда во фраках или смокингах, а дамы надевали декольтированные платья.
К завтраку разрешалось быть в обычном одеянии; к чаю появлялись в чем-нибудь черном. Кушанья, всегда тонкие и обильные, приготовлялись прозаической королевской кухаркой, но настолько искусной, что ей были подчинены остальные два повара.
После обеда обыкновенно играли в карты, а иногда, крайне редко, ездили в театр. Я, из-за своего траура, оставался в таких случаях дома.
Король и королева делали все возможное, чтобы доставить разнообразие своим гостям. Обыкновенно мы старались проводить все время на воздухе. Король очень любил сам править лошадьми и почти ежедневно возил нас в своем экипаже по дальним окрестностям Христиании [современное название – Осло (с 1925 г.). – О. Б.], где мы иногда устраивали пикник.
Они очень живописны, эти окрестности, с их высокими довольно горами, покрытыми густым хвойным лесом, и с прихотливо извивающимися горными речками и водопадами.
Норвежские крестьянские и рыбачьи постройки также своеобразно красивы и имеют приветливый и зажиточный вид.
Мы много гуляли с королем и пешком. Эти прогулки совершались по всевозможным дорогам и тропинкам без всякой полицейской охраны, и Гаакон VII, как наш государь, любил заговаривать со встречавшимися по дороге простыми людьми.
Насколько я мог заметить, король уже со дня избрания и коронации пользовался большим расположением норвежцев.
Неожиданная встреча с ним всегда сказывалась у местных жителей самым радостным изумлением, искренним по своей простоте и неподготовленности.
В свою очередь и король держался с ними чрезвычайно просто, даже слишком просто – почти по-товарищески, как это порою мне бросалось в глаза. Случалось не раз, что во время нашей прогулки король, завидя кого-нибудь из жителей, с трудом поднимающихся на велосипеде в гору, приходил ему на помощь, подталкивая его весело и добродушно в спину до более легкой дороги.
Не всегда это были только дети или болезненные старики, а зачастую просто крепкие здоровые люди. Быть может, в подобных поступках скрывается известное преимущество королей, так как ни один из современных министров или вождей, как бы он ни жаждал популярности, все же не решился бы из-за опасения показаться «странным» последовать в подобных случаях примеру своего короля. Впрочем, их показная помощь, вероятно, вызвала бы у соплеменников и совсем другую оценку.
Когда король почему-либо не мог быть вместе с нами, он поручал своему адъютанту показывать нам исторические достопримечательности города. Их сохранилось, в общем, немного, несмотря на седую древность Христиании.
Наибольшее впечатление оставил во мне древний замок-крепость, подземелья которого еще ясно сохранили следы пребывания там многих знатных и незнатных узников.
Из-за этих мрачных напоминаний исторической жизни я обыкновенно избегал, по возможности, осматривать где-либо старинные крепости и замки. Все, что я находил в них исторически красивым и величественным, неизменно меркло перед впечатлением от их ужасных каменных мешков, свидетелей медленной смерти, пыток и казней.
И все же я видел этих исторических тюрем порядочно. Кроме цитадели в Христиании, мне приходилось осматривать во всех подробностях лондонский Tower и другие места заключения знатных англичан, видеть римские темницы, Шильонский замок, венецианские свинцовые тюрьмы, некоторые древние замки в Германии и даже клоповники в Бухаре; а казематы Трубецкого бастиона при большевиках я испытал на самом себе.
От всего разнообразия этих мест заключения мне веяло совершенно одинаковым ужасом. Только испытанные кем-то и когда-то человеческие радости и счастье еще могут откликаться в нас своими оттенками.
Для человеческих же заслуженных или незаслуженных страданий у меня имеется лишь одно сливающееся чувство грубой физической боли. Еще не испытав тогда сам тюрем, а лишь читая о них, я переживал вместе с их узниками все ужасы Французской и других революций; но никогда мне заключенные не казались столь несправедливо несчастными, как именно в революционное время в переполненных тюрьмах, на фронтонах которых так часто были начертаны забавные для такого места слова: «свобода, равенство и братство». Впрочем, мне и вообще эти слова казались, как я уже не раз говорил, ничтожными и даже смешными. Я презирал этот громкий призыв из-за отсутствия главного, единственно могущественного слова «Любовь».
Тем же глумлением и торжеством бунтующей улицы отличались и тюремные плакаты нашей Советской России с их хвастливыми утверждениями большевиков, что они «не мстят, а исправляют».
Мне была бы, пожалуй, более по душе другая старинная надпись, которую я как-то случайно прочел в нашем Плоцке на фасаде его старинной тюрьмы. Эта надпись была составлена почему-то на немецком языке и в своем переводе гласила:
«Вот здание, мимо которого каждый честный гражданин должен проходить с непокрытой головой. Оно оберегает его жизнь, честь и достояние».
Но и об этой столь, казалось бы, ясной надписи я не переставал порою задумываться: мимо таких зданий слишком часто проходили с тем же благодарным почтением и «честные» убийцы-большевики, и не менее «честные» грабители-санкюлоты. Все революции, настойчиво упоминая о правосудии и справедливости, никогда не бывают близкими друзьями…
Король нас водил показывать и свой главный дворец, в котором он живет и устраивает приемы по зимам. В нем же помещают и приезжающих изредка в Норвегию иностранных монархов109.
Дворец этот довольно обширный. Он красиво расположен на возвышении, в конце главной городской улицы, идущей, кажется, от вокзала.
Внутренность его комфортабельна, пространна, довольно красива из-за своей старины, но не роскошна.
Быть может, из-за тогдашнего тусклого, дождливого дня дворец мне показался холодным, серым и очень неуютным. Жить в нем я бы не хотел.
Ездили мы с королевской семьей и на выставку норвежских художников. Это была одна из очень немногих выставок последнего времени, которая мне действительно понравилась.