— Приезжай…
Тошнота накатила с еще большей силой. Нонна хотела уже бросить трубку, поскольку самое главное сказано, но сестра, очевидно, не узнала ее хриплого голоса, потому что отчаянно кричала:
— Куда приезжать?! Кто это?! Что за идиотские шутки?!
С трудом удерживая остатки ускользающего сознания, Нонна прохрипела в трубку:
— Это… я… Нонна… сестра…
Трубка выпала из ее ослабевших пальцев, глаза закатились, и молодая женщина упала под бочок трупу соседа. Марина еще долго кричала в трубку:
— Нонна! Нонна! Что случилось?! Ты слышишь меня, Нонка?! Да отзовись же ты, наконец!
Потом валяющаяся на кресле трубка тревожно запищала зуммером.
* * *
— Ну простите меня, Нонна Евгеньевна, если сможете, — в десятый раз говорил Викулов, обхватив голову обеими руками и раскачиваясь на кухонном табурете из стороны в сторону.
— Да пошли вы… — очередной раз бросила ему она и отвернулась к окну.
— Я действительно не знал, что этот богатырник оказывает такое действие!
Нонна презрительно фыркнула и сказала:
— Как это не знали? Вы же говорили, что можно не пить и не есть, а только жевать этот чертов богатырник! Ясно же, что наркотик!
— Да я сам его жевал, честное слово! Силы действительно богатырские прибавляются, а никаких наркотических приходов у меня не было! Поверьте!
— Ну и как же вы все это объясняете?
— Понимаете, мужики говорили, что, если сделать настойку этого растения на спирту и еще добавить туда несколько цветков майки таежной… майка — это травка такая с желтыми цветками, от этого напитка здорово растет… ну… половое влечение…
— Что вы и решили испытать на мне?! — криво усмехнулась Нонна.
— Да, скрывать не буду! Чего уж теперь! Вы всегда мне нравились… Более того, я все время думал о вас в экспедиции… Мечтал, как вернусь, как войду в квартиру, а вы выйдете в коридор, как… В общем, я понимал, что не герой вашего романа. Мне пятьдесят пять… Я старше вас на целых двадцать пять лет… Не красавец… На что мне было рассчитывать? А тут такой напиток соорудили… Он выстаиваться должен. Мы в экспедиции так и не приложились. А тут как раз срок подошел. Почему бы не попробовать, чтобы хоть один разок… с любимой женщиной, с которой больше никогда… Разве это такое уж страшное преступление? Я не знал, что нельзя так много. Я думал, чем больше, тем лучше…
Нонна молчала. Викулов тяжело вздохнул и спросил:
— А все-таки скажите, что вы испытали? Неужели нечто омерзительное?
— А вы? — вместо ответа спросила она.
— Честно говоря, впечатление незабываемое. Фантастическое наслаждение… Просто неземное…
— Ага, неземное… потустороннее… Наркотическое! Наверняка сродни героиновому! Смотрите не подсядьте, Георгий Николаевич!
— А вы… а вам, Нонна… простите, конечно, за этот вопрос… вам не хотелось бы повторить… нет-нет, не со мной… Конечно же с другим… В принципе не хотелось бы? Думаю, что и вы должны были испытать нечто феерическое.
— Я испытала феерическое послевкусие. Думала, конец мне пришел. А с живота синяки до сих пор не сошли… Один черт знает, что вы со мной делали!
— Я любил вас, Нонна… я и сейчас люблю… И если бы я только мог рассчитывать…
— Не можете! Особенно после того… что произошло…
— Да? То есть вы хотите сказать, что если бы не произошло, то вы могли бы, так сказать, снизойти…
Нонна с пристрастием оглядела соседа. Вообще-то он был ничего себе дядька: высокий, широкоплечий и не лысый. Она ужасно не любила лысых. Волосы Георгия Николаевича были почти совсем седы, но густы и красиво пострижены. Да и лицо, пожалуй, вполне приличное. Среднее такое лицо. Не молодое, но и не старческое. Нормальное. Не противное. Нонна никогда не воспринимала соседа как мужчину именно из-за большой разницы в возрасте. А теперь она даже припомнила, каким он лежал перед ее диваном… голым… Брррр! Какое отвратительное слово. Лучше сказать: обнаженным… Его тело было крепким и поджарым… В общем, если бы не Борис и не этот чертов богатырник…
Нонна пристально посмотрела в глаза соседа и с насмешкой сказала:
— Так вы без своего… богатырника… может быть, и вообще ничего не можете…
Викулов усмехнулся:
— А ты проверь.
— Мы на «ты»?
— Как хочешь, Нонна… или… как хотите… один черт…
— Знаете, Георгий… А ведь я вас… ну то есть именно вас — не помню… Мне виделся какой-то огненный человек… такой красный, пылающий… Так что вполне можно считать, что между мной и вами ничего не было. Я даже смущения перед вами не испытываю. Там… в том дурмане… были не вы…
— А я именно тебя помню, Нонна. Может быть, потому, что именно тебя и хотел.
— Прямо вот так… именно меня?!
— Не совсем… Мне, пожалуй, виделась… птица… Такая… как сирена… с женским лицом. Лицо постоянно меняло выражение, но я точно знал, что это была ты…
— Не может быть… — растерялась она.
— Почему?
— Потому что… это странно… А какого цвета было ее оперение?
— Яркого такого, красного… И вообще, все происходило будто бы внутри пылающего костра…
— Да-а-а… — протянула она. — Пожалуй, ощущения похожи… Но это все равно не дает вам права…
— Конечно, не дает, — согласился сосед. — Правами можешь наделить меня только ты.
— Вы! — сердито поправила его Нонна.
— Ну хорошо… вы…
— Не наделю, — бросила ему она и ушла из кухни в свою комнату.
* * *
Следующая за разговором с соседом ночь была для Нонны бессонной. Она совершенно не хотела думать о Викулове и о том фантасмагорическом происшествии, но мысли сами собой возвращались к соседу. Каким образом случилось, что их, совершенно посторонних людей, посетили одинаковые видения? Нонна действительно ощущала себя птицей с красным оперением, а он, то есть Георгий Николаевич, был человеком огня. И все между ними происходило внутри костра. Тогда она просто не сообразила, что это был именно костер. Да, сосед прав. Она помнит нечеловеческое наслаждение, которое при этом испытывала, но никогда в жизни не захочет его повторить. Эти «игрища в костре» чуть не стоили им обоим жизни. Хорошо, Маринка вовремя приехала. И слава богу, что у сестры нашлись знакомые в районной больнице, а то и Нонну, и Георгия точно повязали бы как наркоманов-суицидников. Вид у них был жуткий.
Маринка потом долго стыдила сестру и приставала к ней с вопросами, как она могла дойти до жизни такой, чтобы напиваться какой-то дрянью вместе с престарелым соседом. Что могла ей ответить Нонна? Она сказала, что ее бросил Борис, но Марина не посчитала это убедительным поводом к столь странным действиям.
* * *
А от Бориса между тем не было никаких вестей. Похоже, он окончательно выбросил свою венчанную жену из головы. Маринка говорила, что он днюет и ночует у постели Аленки, которая, скорее всего, на всю жизнь будет прикована к инвалидной коляске. На вопросы Нонны о взаимоотношениях Бориса с Надей сестра твердила одно:
— Мне ничего не известно. Возможно, что им вообще сейчас не до этого. Они оба заняты только дочерью.
Борис занят дочерью. Маринка — своими неслабыми проблемами. А ею, Нонной, никто не занят. Даже собственная мать звонит редко, потому что скачет вокруг папеньки, у которого вдобавок к постоянной сердечной недостаточности разыгрался еще и хронический панкреатит. В общем, всем на Нонну наплевать. Нет, конечно, если она опять что-нибудь ужасное прохрипит в телефон, кто-нибудь из них тут же примчится ее спасать. А если не спасать? Если просто… Никому она не нужна… Никому… Иди в свою комнату — и живи в ней, пока опять не приспичит умирать с черным животом…
С живота мысли Нонны плавно перетекли на соседа. Только ему она и нужна. Она вспомнила себя птицу и то, как в ней чуть не разорвался огненный шар. Потрясающее состояние. Жаль, что такое невозможно ощутить без богатырника… А вдруг можно? Для кого ей теперь себя беречь? Ждать Бориса? Он, похоже, не придет… Никогда…
Нонна встала с дивана, сбросила с себя халат и все, что под ним было, завернулась в связанную матерью бордовую ажурную шаль с длинными кистями. Из-под сетки ажура соблазнительно белело тело. Нонна посмотрела на себя, обернутую шалью, в зеркало и осталась довольна. Бордовый цвет всегда шел ей. Она развела руки в стороны, как огромные ажурные крылья. На шее блеснул крестик, и Нонна сникла. Ей нельзя быть бордовой птицей. Она обвенчана с Борисом… Но он ведь об этом не вспоминает!
Нонна решительно сняла маленький крестик на хлопковом шнурке и запрятала его в шкатулку с побрякушками, потом как следует расчесала щеткой волосы и вышла из комнаты. Она медленно, крадучись, прошла по коридору, остановилась у двери соседа и через мгновение резко ее распахнула. Георгий Николаевич выронил книгу, которую читал.
— Нонна? — удивился он и сразу соскочил с дивана.