Наверное, все это вместе и подвигло меня на решительный поступок, никак не укладывавшийся в голове моей бедной родительницы.
Когда я впервые публично обнародовал свое решение, маму чуть было не хватил инфаркт, а папу - инсульт.
- Сынок, - жалостливо спрашивали они. - Ты хочешь нашей смерти?
- Нет, не хочу, - честно отвечал я, завершая свое сотое отжимание на отбитых костяшках кулаков.
За три месяца до призыва я стал методично осаждать кабинет военкома. Осада велась по всем правилам военной науки. Под всевозможными предлогами я отпрашивался из школы, с восьми утра занимая пост у двери кабинета.
Военком понемногу начинал меня ненавидеть:
- Чего тебе еще от меня надо?
-Хочу в десант! - до безобразия однотипно отвечал я, а военком мгновенно свирепел:
- Да сколько можно повторять одно и то же! Ты медкомиссию прошел?
- Прошел.
- Ну и как?
- Все нормально.
-Так какого... - он едва сдерживался, - тебе еще надо?!
- Дайте письмо, направление или еще что-нибудь в этом роде - словом, похлопочите!
На этом месте он обычно разъяренно хрипел, круто разворачивался и удалялся в свое военкомовское логово. Я тоже уходил, но в отличие от военкома, полный сознания выполненного долга.
Я рассуждал так: вода точит камень, а военкома - его собственная армейская дурость, а когда я отвечу на эту дурость еще более твердолобой, я выиграю.
Прошло чуть больше месяца, и мой нехитрый план, действительно, сработал. Внеплановой повесткой я был вызван в военкомат, где в торжественной обстановке бог знает из какой норы выкопанный военкомовский ветеран по бумажке зачитал радостную весть. Весть заключалась в том, что юноша, то есть я, вернет всевозможные долги Родине не на каких-нибудь стройках генеральских дач, а именно в спецназе внутренних войск. Крепко пожав вялую доисторическую руку ветерана, я хриплым от волнения голосом искренне поблагодарил его.
Уже сидя в плацкартном вагоне среди себе подобных, угловатых, но крепко сбитых природой товарищей по будущей службе, я все еще тупо улыбался, не веря до конца своему счастью.
Краповые береты! Легендарный спецназ, я буду там служить и получу тот самый, знаменитый, берет!
Задремывая под монотонный стук колес, я предавался мечтам и иллюзиям, где был суровым спецназовцем, с разрисованной маскировочной краской физиономией, весь увешанный гранатами, с автоматом наперевес...
Иллюзии исчезли, впрямую соприкоснувшись с реальным армейским бытом. Соприкосновение происходило в казарме, аккурат после отбоя. Трое бравых дедов-сержантов выстроили нас, угловатых новобранцев в необмятой, омерзительно пахнущей химчисткой форме, вдоль ряда двухъярусных коек для введения в реальный курс молодого бойца.
- Короче, салаги, - начал держать тронную речь один из дембелей. - Слушать сюда и запоминать. Вы сейчас в армии, а значит, будете жить по ее законам. Порядок такой: во всем слушаться старших, и не только по званию. Если я говорю: идти драить сортир зубной щеткой - значит, надо идти и драить. Если дедушка часа в три ночи захотел хлебнуть пивка - умри, но достань. И вообще слово деда закон, и не хрен спорить.
Дедуля выбрал самых борзых с виду новобранцев и немедленно перепоручил юные души воспитанию своих товарищей. Незрелые души долго хрипели и стонали, созревая до нужной политической кондиции под профессиональными ударами в неслабые грудные клетки.
Сержант радостно улыбался. В этот момент он был счастлив, по-настоящему счастлив, как может быть счастлива амеба, только что поглотившая своего ближнего. Показательная экзекуция закончилась напут-ственным словом этого законченного дедушки:
- Вот такая у нас кухня, салаги. Полгода летаем, как цуцики, потом понемногу заставляем летать других, а кто самый умный... Тот сам дурак.