Цена моего могущества оказалась удивительно простой. Массовая жертва. Собор мой был наконец достроен, и поэтому я созвал первых прихожан. Я обещал им особую церемонию, которой они никогда не забудут. Они все пришли – те, кто так долго и тяжко трудился на строительстве храма. Они пришли с семьями, с детьми. Они пели гимны и славили Господа, в которого я больше не верил. А я стоял в замаскированном пентакле и произносил слова, которым меня научили. И в единый страшный миг каждый мужчина, женщина и ребенок набросились друг на друга в безумной ярости и разорвали друг друга на кусочки. Отцы и матери убивали своих детей, а потом и друг друга. Это было изумительное зрелище, и я смеялся, смеялся, смеялся... Они, разумеется, до сих пор здесь, несчастные убийцы и их жертвы, связанные друг с другом ужасом потери и невольно совершенными страшными преступлениями. Вечные пленники заклятия, силу которому придала их смерть.
Когда безумные крики, стоны и хрипы слились в яростный вой, который стал резонировать по всему зданию, усиленный и сконцентрированный в соответствии с моим проектом, весь Собор содрогнулся. И в одно бесконечное мгновение сооружение, некогда взмывавшее к небесам, опрокинулось и устремилось в бездну. Само пространство вывернулось наизнанку. То, что должно было принадлежать Богу – радость и чудо людского мира, – было отдано в руки врага.
– Сволочь, – не выдержал Хок.
– Что?
Что слышал. Ты думаешь, твой рассказ нас впечатлил? Напугал? В свое время мы видали существ и похуже тебя, малявка. Ты мне только аппетит испортил. Все эти люди, принесенные в жертву твоему честолюбию... По-прежнему здесь, в этом ужасном месте! Из-за того, что ты сделал. Я видел среди мертвых детей. Детей, сволочь поганая! Я этого не потерплю. Чего бы это ни стоило, я растерзаю тебя и увижу этих бедняг свободными. Слышишь, Жареный? Чего бы это ни стоило!
– И что ты сделаешь? – поинтересовался убийца. – Прикончишь меня? Я давно умер, капитан Хок. Меня приговорили судьи ада, и моя пытка хуже, чем любое наказание, которое я мог бы принять от твоей руки. Духи мертвых заключены здесь навечно по моей воле, и ни ты, ни любая другая живая душа ничего не могут с этим поделать.
Хок вскинул топор и бросился вперед. Фишер поймала его за локоть и остановила.
– Нет, Хок! Это не ответ. Такому, как он, даже секира Верховного мага нипочем. Придется подождать более удачного случая.
– Она права, – поддержал Изабель Ламент. – Сдержи свой гнев, капитан. Он пытается спровоцировать нас. Продолжай рассказ, убийца.
– Все пошло не так, – сказал Жареный. – Громадный объем магической энергии, полученный в результате столь чудовищной кровавой жертвы, должен был сделать меня властелином мира. Я замыслил такие чудеса, такие ужасы! Я мог бы стать прародителем новой чудовищной эры. Но я был в безопасности от воздействия моего заклятия, только оставаясь внутри пентаграммы. Когда Собор вывернуло, со мной произошло то же самое, и я очутился снаружи пентакля. Глупейшая ошибка! Меня растерзали жертвы моих же собственных чар. Я умер и обрек себя на адские муки – и все зря! По глупости. Князь демонов мог бы предупредить меня, но, разумеется, не сделал этого. Наверняка он не один год смеялся при мысли о том, что я горю в преисподней по его милости.
– Что такое ад? – спросила Фишер.
Вечное и непрестанное сознание собственной вины, – ответил Жареный. – Мне не позволено сказать вам больше. Разве что... Даже после всего, что со мной было сделано, несмотря на всю мою бесконечную пытку, я все-таки не раскаиваюсь. Я по-прежнему горжусь тем, что сделал. Я почти достиг всемогущества! И я не теряю надежды. Потому-то вы четверо и оказались сейчас здесь. Вы являетесь частью плана, которого не понимаете, плана, сложившегося в необъятных умах существ, которые старше самого человечества. Сбросить тесные оковы порядка, переделать реальность и вызвать ад на земле.
– Что заставляет тебя думать, будто мы станем помогать такому дерьму, как ты? – спросил Хок, все еще стискивая рукоять топора.
– Не слишком-то воображай о себе, капитан Хок. Ад ждет и тебя, и твою женщину. Я всегда чую другого убийцу. – Он повернулся к Ламенту и широко ухмыльнулся, при этом его почерневшие губы растрескались. – Убийство привлекательно само по себе, не так ли, Пешеход?
– Ты не закончил рассказ, – бесстрастно повторил Ламент. – Почему ты здесь, а не в аду, где твое место?
Жареный пожал плечами, и на них заплясали язычки пламени.
– Первый Лесной король пытался вернуть Собор и созвал для этой цели множество могущественных чародеев, но сделанное мной не так-то легко исправить. И поэтому король выстроил вокруг Опрокинутого Собора огромный замок – в качестве саркофага. А затем велел своему самому могущественному чародею, загадочному персонажу по имени Магус, вызвать меня из ада и сделать стражем этого места. Дикая магия никого не впускает сюда и не выпускает отсюда. Вот она, ирония: создатель, запертый как раб внутри собственного творения! Так что теперь вместо преисподней я горю здесь. Боль та же самая.
– Но если Лесной замок служит Опрокинутому Собору саркофагом, зачем тут страж? – спросил Сенешаль. – Какой сумасшедший полезет сюда без острой необходимости?
– Из-за врат, – сказал Жареный. – И власти, которую они обещают.
– Это врата в преисподнюю? – уточнил Ламент.
– Нет, кое-куда похуже. И я собираюсь отвести вас туда. Да самой верхушки моего Собора, глубоко в землю. И либо вы сорветесь и погибнете к моему вящему удовольствию, либо доберетесь до врат. И я посмотрю, как вы их откроете и отправитесь в место, которое для людей хуже ада. Оно называется Греза. И там вы обречены на вечные муки без умирания. Вы познаете боль, и ужас, и отчаяние, а Греза не имеет конца.
– Как же ты любишь звук собственного голоса, – заметила Фишер.
– Греза не является частью материального мира, – сказал Ламент, игнорируя Фишер так же, как и Жареный. – Как же эти врата проведут нас туда?
– Вследствие содеянного мной Опрокинутый Собор не является более частью материального мира. Моя кровавая жертва выбросила его прочь из мира смертных. Ты, безусловно, заметил, что уже не во всем прежний, Пешеход. У тебя здесь нет власти.
– Бог везде, – ответил Пешеход.
Жареный пожал плечами:
– Пространство, занимаемое ныне Опрокинутым Собором, образует связующий мост между миром людей и миром Грезы. Неприметная задняя дверь, через которую Дикая магия вернется, чтобы править всем сущим.
Здесь Ламент и Жареный углубились в обсуждение отвлеченных подробностей, и Хок с Фишер быстро утратили нить беседы. Они немного отошли, чтобы тихонько переговорить между собой. Сенешаль направился к ним, лишь бы не оставаться одному.
– Сколько из этого, по-твоему, достоверно? – спросил Хок.
– Не знаю, – нахмурилась Фишер. – Все вроде бы увязывается одно с другим, но в основе – только слово сознавшегося убийцы.
– Зачем ему лгать? – спросил Сенешаль.
– А зачем ему говорить правду? – возразил Хок. – У него нет причин помогать нам.
– Может, ему нужно, чтобы мы открыли эти врата.
– Не исключено, – согласился капитан. – Думаю, на текущий момент нам придется иметь дело с этим ублюдком. Хотя бы ради надежды найти какую-нибудь возможность освободить души, запертые в этом жутком месте. Жареный находится здесь по заслугам. Они – нет. Я сделаю что угодно, чтобы освободить их.
– Это неподходящее место для обещаний, – покачал головой Сенешаль. – Мы понимаем далеко не все из того, что здесь творится.
– Верно, – согласилась Фишер. – Давайте только убедимся, что не выполняем за кого-то грязную работу. – Она окинула Собор нехорошим взглядом. – Мне очень не нравится это место. В своем роде здесь даже мрачнее, чем в Черном лесу.
– Жареный упомянул чародея по имени Магус, – сказал Сенешаль. – Вам не кажется...
– Прошли сотни лет, – сказал Хок. – Как это может быть тот же самый человек? Даже чародеи не живут так долго. Кроме того, я не заметил ничего, чтобы указывало на такой уровень могущества Магуса.
Жареный резко обернулся к ним.
– Магус еще жив? Мне следовало знать, что он по-прежнему здесь. Все так же плетет интриги, заставляя всех служить его целям... Нам нужно идти. Немедленно. Пока он не пришел сюда за вами.
– Ты боишься его, – сказал Хок. – Почему? Ты же мертв. Что еще он может тебе сделать?
– Он может послать меня обратно в ад, – ответил Жареный. – В конце концов, именно он вызвал меня оттуда. – Он обхватил себя пылающими руками, словно боясь развалиться на части, и сердито уставился на Ламента. – Почему вас здесь так мало? Я ожидал больше народу. Почему королева не явилась? Это же ее замок, ее королевство. Ее долг находиться здесь. Или она слишком напугана?
Ламент впервые улыбнулся:
– Окажись Фелиция здесь, она бы просто прикурила от тебя сигарету. Ей нет нужды присутствовать здесь. Мы представляем ее.