Она продолжала думать о другом человеке. Вечером Мила была потрясена последней работой Кости. Можно только догадываться, сколько у него замечательных других творений. И аллея любви, вероятно, может быть связанна тоже с ним. Так ей подсказывало сердце.
Женщина загадочно улыбнулась: «Опять обошел меня этот мальчик». Главное другое: «Прошло столько лет, у каждого прожита разная жизнь, а мы неведомо жили одним дыханием».
Когда у Милы родилась идея создания своего проекта, она как-то вечером озвучила его Ляльке. Та внимательно выслушала её, молча, подошла к открытому окну, протянула вперёд обе руки, медленно повернула ладони вверх, вниз и проникновенно, обращаясь к звёздам, тихо произнесла своё всегдашнее заклинание: «Хар-хар. Хар-хар». Потом тихо села в кресло, закурила сигарету и серьёзно добавила.
– Никому об этом не говори. Не спугни пришедшие мысли, дай им зароиться в нашем сознании. И помни, у мыслей нет границ, они с таким же успехом могут расселиться в голове другого человека. Так ещё наши предки говорили.
– Лялька, да это уже существует в мире.
– В мире, может, и существует, а у нас нет.
На следующий день у Милы на столе уже лежал бизнес-план нового проекта. Она внимательно просмотрела его и ещё раз загадочно улыбнулась: «Чувствовала подруга». Как тут не поверишь в существующую современную теорию «мысли о мыслях», о которой Аркадий когда-то ей говорил…
«…Он стал настоящим художником за эти годы. Великолепный скульптор. Сколько нежности в его работе, сколько чувств, динамики, жизни. Это какое же надо иметь чуткое, нежное сердце, чтобы создавать такие произведения… – И опять мысли о Косте, а не о муже… Что же это со мной творится?! Я влюбилась… Что теперь мне писать в этот дневник?»
Марта, шутя, любит повторять свою любимую поговорку: «Живи согласно графе в паспорте о дате рождения».
«Полста лет, а сорому нет», – сказал бы Аркадий о такой ситуации.
Она встала с шезлонга, положила очки и шляпу рядом с сумкой, посмотрела на море. Оно созвучно с ней слегка волновалось, словно искало своего ответа.
Мимо проходила девочка с мамой. В руках у неё на тонкой ниточке развевался голубой шарик.
– Держи крепко, – сторожилась мама, – иначе улетит!
Малышка, завидев торговую палатку, стала тянуть за руку взрослую женщину и просить мороженое. При этом она нечаянно выпустила ниточку из рук, и громко заплакала: «Шарик улете-е-ел!» Через несколько секунд её мгновенное, безутешное горе уже сладко таяло во рту. А мама строго продолжала: «Ешь маленькими кусочками! Не глотай всё сразу!» Мила, глядя на эту простую сцену, едва не расплакалась: как всё просто в детстве!
Маленькое голубое облачко удалялось от неё всё выше и выше в безбрежное небо.
Седой мужчина в шляпе и с рыженькой эспаньолкой стоял на своем месте в тени, недалеко от большого камня у скалы. Трость в его руках была неподвижна и не чертила загадочных кругов на песке. Он по-прежнему вглядывался в морскую даль. И где-то рядом, должно быть, существует та самая бухта любви, которой утром под её окнами интересовалась группа отдыхающих.
Мила позвала мальчика, торговавшего кукурузой. Попросила себе початок.
– Скажи, – обратилась он к маленькому торговцу кукурузой. – Ты его знаешь? Кто этот мужчина с палочкой у скалы?
– Конечно. Это отец дяди Кота. Он каждый день тут стоит. У него крыша поехала, как мама говорит, вот он её и ждет, когда она приедет на место.
Женщина отсчитала сдачу за кукурузу и протянула Миле.
– Не слушайте вы его. Ребенок. Мать Константина Михайловича давно утонула, а он – его отец – все ждет, надеется, что она вернется. Больной человек…
И они с сыном медленно зашагали по побережью, выкрикивая свою рекламу про раков, пиво, кукурузу.
«Вот как, оказывается, сложилась жизнь у Кости. Получается, Эдвард – это его родной дядя… Я совсем про него ничего не знаю…» Она собрала вещи и пошла к себе в номер, не переставая надеяться на встречу с Константином. Ей хотелось совершить прогулку по городу, но было немного беспокойно делать это в одиночку.
До вечера женщина так и не получила никакой весточки от спутавшего ее мысли вчерашнего спутника – мальчика из детства. Это очень её огорчало и настраивало на разные домыслы. От Аркадия тоже не было электронных писем, он все еще был в другом городе на своей конференции.
Вечером Мила пришла в кафе и села на знакомое место.
– Мадам! В указанной вами библиотеке сегодня санитарный день! А у вас? – Эдвард, улыбаясь ровными рядами вставных зубов, стоял рядом.
– А у нас – рыбный! – женщина посмотрела на стоявшую перед ней тарелку с филе судака под овощами. – Присаживайтесь, Эд!
– Вы, как всегда очаровательны и остры на язычок, Милочка. Репризы и шутки пишете? в «Камеди-клаб»…
– Можно ли мне вас попросить, сэр Эдвард?
– Пожалуйста, я весь во внимании.
– Не могли бы вы сегодня вечером составить компанию даме? Совершить с ней прогулку по городу?
– Кто эта невыгуленная дама?
– Скажу вам по секрету, что весь сегодняшний день меня не покидает мысль о том, – она наклонилась к его уху, – что давно… Я жила … здесь.
– Вы?! Да, с превеликим удовольствием, Милочка.
Глава 16. Сексолог и Жуков
– Попытка не пытка, а спрос не беда, вот я и решил вас попытать, проконсультироваться, – слегка заминаясь, начал Аркадий со своих пословиц.
– Это верно, – Наталья Анатольевна многие годы работала ведущим научным работником-сексологом в Федеральном Центре. Начинала со знаменитым Георгием Степановичем Васильченко. С уходом на пенсию консультирование не оставила. Полставки профессора её вполне устраивали, вот только операция на тазобедренном суставе выбила на несколько месяцев из привычной рабочей колеи. Сейчас дело шло на поправку, и попасть в родную стихию вопросов и ответов ей было приятно интересно.
Женщина попросила плотнее прикрыть дверь купе, достала из своей сумки портсигар и веер: «Такая моя слабость». Щелкнула зажигалкой, закурила папиросу. Утончённым женским жестом расправила старинное кружевное изящество. На веере, на самом его краешке, ещё из прошлого века, застыла маленькая капелькой зеленки, вероятно, когда-то нечаянно капнувшая из какой-нибудь стеклянной аптекарской склянки.
Наталья Анатольевна была потомственным врачом не в первом поколении, но давняя привычка курить папиросы, символизирующие эпохальную стройку молодой советской республики, и, при этом, манерно обмахиваться веером, делали доктора из ушедшей эпохи немного комичной, чем-то похожей на знаменитую актрису Раневскую.
– Замечательная овчарка. Как её зовут? – Аркадий любил собак, и те ему отвечали взаимностью, чувствовали его доброе к ним отношение.
– Альт.
– Нечасто встретишь такое имя. Как вам удалось его провезти?
– Начальник поезда, в котором мы сейчас едем, живет со мной по соседству. Когда-то я консультировала его сестру. Вот и договорились. Тем более собаку он знает лично. Проказ от неё не дождешься.
– Да. Как и люди, животные в определенном возрасте становятся предсказуемы. – Аркадий искал, но не находил слов, чтобы поднять интересующую его тему. Навстречу пришла сама Наталья Анатольевна.
– Кажется, это вы спрашивали у своих попутчиков про точку невозвращения? – спросила она Аркадия, и тот, не сдерживая себя (дорога тому располагала), выложил ей все как на духу.
Приветливость врача, профессиональный такт, грамотные вопросы давали непререкаемый шанс для откровенности. Поток беспокойной информации полился во всех существующих красках его воображения…
– Вот. В общих чертах и всё. – Он закончил говорить, резко нагнулся, чтобы немного скрыть своё волнение, погладил рукой собаку, мирно дремавшую у его ног, не реагирующую на шум колёс и эмоции клиента. – В каждой избушке свои игрушки.
– Моя многолетняя практика показывает, что решать вопрос о поднятии сексуального влечения в паре – то о чём вы мне поведали – можно лишь до определенного момента…
– Какого момента? Это время точно известно?
– В жизни, дорогой мой человек, ничего не известно. А всё, что связанно с сексуальностью – неважно, личной или партнёрской – ещё и индивидуально. На протяжении жизни отношения людей меняются, поэтому необходимо усвоить очевидную истину: былое чувство вернуть сложно, если точка невозвращения на каком-то этапе пройдена.
– Как же так?! У нас все вроде бы было хорошо…
– Вы только, что сказали – бы… Сейчас я с вами говорю об этом явлении с позиции научной теории и имеющейся практической информации… Вы же сами мне рассказывали, в общих чертах, о юношеской страсти, о том, что в зрелости все пошло иначе, а сейчас, как вы говорите – надлом. В жизни все меняется и сексуальные отношения тоже. Это своего рода аксиома. Вы, Аркадий Сергеевич, как ученый, как взрослый человек, должны знать об этом и понимать.