– Слава богам!
– А теперь, – голос Шамаша хрипел, а он даже не пытался прочистить горло, словно не замечая этого, – скажи: как бы ты поступил? Отказался бы от города ради дочери?
– Но какое это имеет значение? – он хотел добавить – "Теперь, когда все решилось, когда не надо выбирать?", но промолчал. Ведь это было ясно и так.
– Я должен знать.
– Зачем?
– Чтобы понять, в чем я ошибся.
– Ошибся? Но все так хорошо, просто замечательно! Все мечты, наши самые заветные мечты исполняются, и… Хорошо. Я отвечу тебе. Я выбрал бы дочь.
– И увел бы караван из города?! – пораженный, вскричал служитель. – Жертвуя счастьем всех ради ее одной? Это неправда! Хотя… – совладав с вспышкой эмоций, он заставил себя успокоиться и задуматься. – Ты говоришь так, потому что знаешь: тебя бы никто не послушал. Тебе бы не удалось убедить остальных последовать за тобой, так ведь? Нет? Ну не можешь же ты лгать ему в глаза лишь потому, что он хочет услышать эту ложь!
– Я не лгу, – качнул головой Атен. Уж что-что, а это он знал наверняка.
– Но…
– Я выбрал бы дочь. И остался бы в городе.
– Что? Как это? – не понял его служитель.
– Объясни, – попросил Шамаш, хотя по его печальному взгляду полыхавших черным пламенем глаз было видно, что чего-то подобного он и ждал, задавая свой вопрос.
– Будущее моей дочери – не в пустыне, а в городе, – видя, что Мати, с испугом смотревшая на него, замотала головой, он продолжал, – пусть она думает иначе, пусть любит снега, а не зеленые стены леса. Это ничего не меняет. Я точно знаю – ей жить в оазисе.
– Может быть… – задумчиво глянув на девушку, затем – на ее отца проговорил служитель.-Может быть, – повторил он. – Дар предсказания, да? Боги даровали тебе его?
– Да, – кивнул караванщик, не видя смысла скрывать.
– Что ж… Неплохо, неплохо… Творец заклинаний, предсказатель, летописец, еще кое-кто… Пойдем, хозяин каравана, я покажу тебе город, сведу с купцами…
– Я не могу.
– Что? – во взгляде служителя была растерянность. – Мне казалось, мы решили все проблемы.
– Я не могу оставить дочь одну.
– Торговец, ты нужен своим людям. Есть вопросы, которые можешь решить только ты…
– Мати должна будет оставаться в повозке еще целых десять дней…
– Ей нужно одиночество, чтобы научиться… Постой, ты беспокоишься за ее безопасность, да? Тебя ввела в заблуждения эта стена с башнями и вратами? Это все чепуха, так, картинка, скорее украшение, чем защита. Защищает нас кое-что другое, куда более могущественное и надежное. Так что не надо, не беспокойся. Уж что-что, а защиту наш город гарантирует. И голодом ее морить, конечно, никто не собирается. Как только мы окажемся в храме, я велю рабам принести твоей дочери лучшие блюда. У нее будет все, что ей нужно, столько, сколько нужно и тогда, когда нужно. Рабы поймут ее без слов и без возражений сделают все, что она велит.
– Однако, когда рядом свой человек…
– Рабы позаботятся о ней лучше, чем сможешь ты. Ведь ты – мужчина. Ты не умеешь готовить пищу, и… И вообще…
– Ладно… Ладно, дочка. Ты уже взрослая… Бояться нечего: ты в городе. И, потом, повозку защищает заклятье… А вечером я вернусь… Хорошо?
Мати, хотя ее глаза, полные слез, молили отца остаться, кивнула. Ей ничего больше не оставалось.
"Может, так и лучше… " – ей совсем не хотелось входить в город.
– Пойдем, – караванщик двинулся в сторону врат, уже на ходу, чуть повернув голову в сторону мага, спросил: – А ты что медлишь?
"Нет! -Мати готова была кричать. Она и кричала – на языке мыслей. Так громко, что Шамаш поморщился. – Не бросай меня! Пожалуйста! Останься со мной! Хоть ты…!" "Малыш…" "Пожалуйста! Я не хочу оставаться здесь совсем одна! Я не могу! Я умру!" -Шамаш, идем же! – было видно, что Атен теряет терпение. Ему самому было тяжело делать этот шаг, но… "Я должен. Ведь я – хозяин каравана. И я нужен моим людям…
Я… Если я не уйду сейчас, то не сделаю этого никогда!" "Шамаш! Сделай же что-нибудь!" "Ты хочешь, чтобы я остановил его?" "Нет! Чтобы ты не уходил!" "Хорошо", – сказал он на языке мыслей, а затем, вслух – -Я остаюсь.
– Но почему?!
– Так нужно.
– Что значит…
– Не спорь с ним, караванщик. Ему виднее, – мягко остановил Атена служитель. Его губы чему-то улыбались, глаза искрились и вообще, горожанин выглядел довольным, словно все происходило так, как ему и было нужно.
– Это из-за Мати, да? – Атен повернулся, вернулся к нему, замер, глядя прямо в глаза наделенному даром.
– Да, – кивнул тот.
– Но почему? Ты и так защитил ее заклятьем, и…
– Порой участие важнее защиты.
– Участие? Что за ерунда!
– Наверное, – горожанин как бы невзначай вмешался в их разговор, произнося каждое слово осторожно, выверено, словно идя по узкой тропинке у края пропасти, – он имеет в виду: как важно быть рядом, не бросая перед лицом опасности, пусть даже призрачной, ту… которую любишь.
Шамаш резко вскинул голову. Его взгляд был остер, как клинок, и холоден, словно ветер метели.
Мати задрожала.
"Нет!" – она так мечтала… Но нет! Об этом нельзя говорить! Тем более чужаку!
Он не должен касаться своими грязными руками ее души!
Взгляд девушки метался от одного к другому и обратно.
"Нет! – немо кричала она. – Нет!" -Порой, – пользуясь молчанием Шамаша, продолжал горожанин, – чувства виднее со стороны. Порой мы сами не замечаем их, а вокруг все знают… Она еще так юна, и ты… Должно быть, ты думаешь об этом лишь как о будущем. Так ведь? Я прав?
– Мне очень дорога эта девочка, – тихо проговорил Шамаш. – Я никогда не скрывал этого и не вижу причины отрицать сейчас. Я не оставлю ее одну в тот миг, когда она больше всего на свете нуждается в том, чтобы рядом был хоть кто-то.
– Обучение языку заклинания предполагает одиночество… – Атен глядел то на одного мага, то на другого, зная, что те говорят о чем-то важном, но пока еще не до конца понимая, о чем?
– Я буду рядом, но не с ней. Она будет одна, но не одна.
– Ты говоришь загадками.
– Это не важно. Главное, она будет знать, что я рядом. Так ей будет легче.
– Легче ли… – караванщик вздохнул, взглянул на наделенного даром толи с сомнением, толи с укором.
– Атен, отдай мне свою дочь. Пусть она войдет в мою повозку хозяйкой.
– Но… – торговец вытаращил на него глаза, не зная, что и сказать.
– Я понимаю, – между тем, продолжал Шамаш, – она еще слишком молода для вступления в брак…
– По крайней мере, ей надо пройти испытание… – пробормотал еще не до конца осознавший произошедшее хозяин каравана.
– Я готов ждать столько, сколько потребуется. Если, конечно, ты не возражаешь.
– Что ты! Это великая честь… – Атен чувствовал себя где-то на грани между реальной жизнью и краем грез. Он стоял, не смея и шагу ступить, чтобы не ошибиться, приняв мечтание за явь, а ревность за страх.
– Вот и отлично! – к ним подошел служитель, который, как ясно говорил весь его вид, не упустил ни слова из их разговора. Но Атену было все равно. Что же до Шамаша… Он взглянул на чужака недовольно, однако не сказал ничего. – Я очень кстати оказался рядом. И, конечно же, засвидетельствую ваш договор.
– Это не договор!
– Ну, уговор. Какая разница! Не важно! Поздравляю! – он широко улыбался и вообще выглядел чуть ли не более счастливым, чем хозяин каравана.
– Мати… – Атен был уверен, что его весть обрадует дочь, ведь все девушки мечтают стать женами мага. Но Мати и в этот раз умудрилась удивить его. Она выслушала его не просто молча – совершенно безучастно. Так, словно речь шла не о ней вовсе, так, неизвестно о ком, далеком и совершенно чужом.
"Я хотел обрадовать ее, а она…" – и, махнув в сердцах рукой, караванщик зашагал в сторону городских врат. Бросив на остававшихся быстрый взгляд, сопровождаемый вызванной неведомо чем усмешкой, горожанин двинулся за ним следом.
"Шамаш… -стоило им переступить черту городских стен, Мати позвала бога солнца.
– Что же теперь будет?" – она была не просто напугана – у нее словно сломалось что-то внутри. И страх перестал быть страхом, и боль болью, и даже слезы в глазах показались не жаркими, словно огненная вода, а холодными, как лед в сердце метели.
"Все хорошо… Все будет хорошо", – попытался успокоить девушку бог солнца.
"Но ты… Но госпожа Айя… Я… – мысли летели обрывками снежного полотна, тая в глазах быстрее, чем в лучах жаркого городского солнца. Душа мечтала лишь о том, чтобы забраться в самый дальний край мироздания, спрятаться там, затаиться, вдали от своих мечтаний, обернувшихся вдруг таким сильным страхом, что она даже не думала о том, чтобы попытаться с ним справиться. А губы были готовы шептать слова молитвы, прося кого-нибудь из небожителей снизойти к несчастной смертной и перенести ее… куда-нибудь, все равно куда, главное – подальше от Шамаша.
Потому что… Она была так слаба, а почти что исполнившаяся заветная мечта столь прекрасна… Что он… Она… Госпожа Айя никогда бы не простила их, и… – Как же быть…" "Ни о чем не беспокойся".