Илар на миг запнулся, не решаясь сказать правду, потом все‑таки ответил:
— В столицу иду. Хочу найти там себе работу. Я кроме как играть и петь ничего не умею.
— Но ты умеешь это делать хорошо! – довольно кивнул стражник – слушай, у меня предложение. Давай я поговорю с хозяином – он в пятом фургоне едет, в середине каравана, мужик хороший, может и позволит тебе ехать с нами? Мы в столицу едем, металл везем. А ты нам по дороге петь будешь – все веселее. Я командир охраны, Биргаз мое имя. Тебя как звать?
— Я И… Иссар – запнулся Илар – Иссар меня звать.
— Иссар, так Иссар – усмехнулся стражник, от которого не ускользнула заминка нового знакомого – так что, Иссар, говорить с хозяином?
— Конечно – счастливо улыбнулся Илар – если позволит, я буду вам петь на стоянках, могу рассказывать истории – я много знаю, и про создание Мира, и про битвы богов, и про путешествия на драконах героя Идруна, и про однорога, унесшего молодую деву Шессену, славящуюся своим дурным нравом – я тыщи историй знаю, не пожалеете! Только у меня еды нет. И денег нет. Так вышло…
— Да ладно – отмахнулся стражник – питаться будешь из нашего котла, небось не объешь. Спать можешь в фургоне, как и все. Можешь подрабатывать, кстати – в трактирах петь, мы все равно возле трактиров ночевать становимся. Спим только в фургонах, чтобы не обворовали. Шантрапы сейчас всякой столько, что только гляди! Ты, кстати, не воруешь? Смотри, не дай боги попадешься на воровстве…
— Да ты что… – обиделся Илар – я потому и остался без денег, что меня обворовали. Сам терпеть не могу воров и грабителей!
— Вот и хорошо. Я сейчас!
Стражник пришпорил коня и тот легкой рысью пошел вдоль каравана, к большому светлому фургону под полотняной крышей. Биргаза не было минут пять – в это время Илар, честно сказать, сильно волновался – вдруг хозяин каравана откажет! Зачем ему незнакомый парень, нахлебник, подозрительный тип с большой дороги?
Действительно – тут, на тракте, всякой шантрапы хватает.
Однако Биргаз вернулся довольным, и сходу сообщил:
— Хозяин согласен! Иди, подойди к нему, он на тебя посмотрит. Заодно и споешь. Оставь тут барахло — никуда не денется, мы следим. Инструмент только возьми.
Илар кивнул, и ловко спрыгнув с колышащейся на неровностях дороги повозки, погромыхивающей по булыжникам тракта, пошел к фургону хозяина.
Караванщик оказался добродушным на вид мужчиной лет пятидесяти, слегка полноватым, когда‑то обладавшим иссиня–черной шевелюрой, теперь полуседым, бородатым и курносым – типичный представитель расы торговцев, как черви пронизавших весь материк из конца в конец. Вся его жизнь проходила в дороге, и он не собирался терпеть лишения и страдать от недостатка комфорта. В его фургоне было все, что нужно для приятного времяпровождения – удобные лежанки, плита для разогрева пищи и кипячения воды, куча красивой посуды, а еще – симпатичная молодая жена, приятно улыбавшаяся незнакомцу.
Илар вскочил в фургон, усевшись на скамейку для погонщика, караванщик с интересом посмотрел на него, потом покосился на жену, изогнувшую в хитрой улыбке полные губы:
— Эй, эй, ты чего уставилась на молодого жеребца! Да при живом муже! Как тебя звать, молодое дарование? Иссар? Так? Я Юстан, а это моя похотливая жена Гатруза. Да ладно, не смущайся – шучу! Но на жену не заглядывайся! Не смотри, что я старый и толстый – бегаю медленно – все равно догоню, сяду на тебя, ты и помрешь!
Караванщик гулко засмеялся, его жена мило улыбнулась (на вид ей было лет двадцать с небольшим, не более), а Илар покраснел, чем вызвал у караванщика еще больший смех. Отсмеявшись, спросил:
— Ты вправду так хорошо играешь, как сказал Биргаз? Ну‑ка, побренчи нам чего‑нибудь!
Илар коснулся струн и запел песню про моряка, ушедшего в море и попавшего в плен к разбойникам. Он долго страдал в рабстве, а его любимая ждала, ждала всю жизнь, и только когда он стал седым и старым, моряка отпустили умирать на родину. И тогда он встретил свою любимую. Девушка так и не вышла замуж, состарилась, ожидая его у околицы деревни, а когда состарившийся на чужбине мужчина пришел, обнял любимую – оба упали мертвыми – их сердца не выдержали и разорвались.
Когда Илар закончил, жена караванщика плакала, вытирая слезы, а ее муж сидел грустный, будто заключил невыгодную сделку и теперь подсчитывает убытки. Он уважительно посмотрел на музыканта, и помотав головой, заявил:
— Это лучшее исполнение баллады, которое я слышал. А я слышал эту балладу раз десять, в разных вариантах. Ты и в самом деле талант! Только спой чего‑нибудь веселенькое, знаешь? А то мою любимую вогнал в слезы! Эдак у нее голова заболит, и ночью мне откажет! Знаешь песню про птичку с желтым клювом? Давай ее!
— Ну… она неприличная… – Илар смущенно посмотрел на Гатрузу – там есть такие куплеты, что при женщине как‑то неудобно петь… простите.
— Ишь ты, он еще и воспитанный! – восхитился Юстан – давай, давай, пой! Она и не такие словечки знает! Как‑нибудь разозлишь ее, так узнаешь такие ругательства, о которых и не подозревал! Видел бы ты, как она поливает руганью грузчиков, недостаточно быстро укладывающих металл в фургоны! У них уши в трубочку сворачиваются!
— Ну… если так… – растерялся Илар – тогда ладно.
И запел. О птичке с желтым клювом, которая забралась в окошко к молоденькой девушке, мечтающей о любви, и вдруг превратилась в парня, но это был не парень, а бог, ставший человеком. И этот бог вытворял такие вещи, перечисление которых заняло пять куплетов – длинных, довольно монотонных, но смачных.
Вся соль была в том, что девушка потом ничего не помнила о посещении бога, и когда ее живот стал лезть на нос, обвинила в этом мать, раскормившую ее своими вкусными пирогами.
Потом идут перечисления ругательств, которыми мать награждала распутную девицу и всякое такое прочее. Веселая песня. Она всегда имела успех в трактире, Илар запомнил песню, подслушав у трактирного музыканта.
Впрочем – и большинство песен он запомнил именно из трактира – как будто знал, что песни ему еще пригодятся. Память у Илара замечательная – что на слова, что на музыку, мелодию запоминал с первого раза. Да и насчет текста проблем не было. Натренировался на книгах.
— Недурно, совсем недурно! – воскликнул караванщик, утирая слезы, выступившие от смеха – да ты настоящий комедиант! Смотрел на тебя, так и представлял беременную девицу, жалующуюся матери! Ну, уморил!
— Это ты уморил парня – улыбнулась Гатруза – глянь, как он смотрит на пирожки. Голодный, да? На‑ка, поешь. Музицирование отнимает много сил, как и любовь. Надо хорошо кушать, вон какой худенький! Чего, мама тебя, не кормила? Кушай, кушай! Вот возьми – женщина налила большую глиняную кружку из кувшина, Илар почувствовал запах сока и с наслаждением отхлебнул – горло и правда пересохло.
— Вот так… ешь, ешь… – довольно кивнула женщина – а знаешь песню про Ниобу, страдающую по своему возлюбленному воину? А про мать, потерявшую дитя и разыскивающую его по свету? А…
— Да ну тебя! – фыркнул караванщик – бабские сопли! Нахрен твои слезы, нытье! Веселое надо! Про Курта–жестянщика, забравшегося к соседке и настигнутого мужем! Знаешь? Ага. И про Шастуна, которого полюбила принцесса, и держала его как собачку под кроватью! Тоже знаешь? Ну, молодец! Чувствую, дорога до столицы не будет скучной!
— Не загоняй парня‑то – укоризненно покачала головой Гатруза – петь на жаре не очень‑то приятно. Пусть отдыхает, а вечером нам споет.
— Еще пару песен, и все! – заупрямился Юстан – скучища! Поел? Давай‑ка пару песен забрякай, и тогда иди к себе в фургон. Будешь жить в первом фургоне. На стоянках можешь подрабатывать в трактире – я же понимаю, ты музыкант, это твоя работа. Но и нас не забывай, хорошо?
— Хорошо – благодарно улыбнулся и кивнул Илар, налаживая далир – я очень вам благодарен, уважаемый господин!
— Уважаемый господин! Хо–хо–хо! Я же говорю, парень воспитанный! Не из благородных ли, а? Из дома небось сбежал? На поиски приключений? Да ладно, ладно – не спрашиваю, твое дело. Я сам когда‑то сбежал от отца, богатого купца. Бродил по свету, пока не понял, какой я дурак и не принял у него дело.
— А сейчас чего бродишь по свету? – хихикнула жена – так и остался дураком? Может хватит считать придорожные столбы по всей империи? И возраст уже…
— Дура! – рассердился караванщик – какой еще возраст?! Ты чего несешь своим поганым женским языком?! Мне пока еще десяток таких как ты надо, чтобы мой петушок наконец успокоился и уснул! И язык‑то повернулся, глупая баба!
— Жила принцесса розовощекая, длина ее ног восхищала мир! – поспешно заиграл и запел Илар, гася начинающуюся свару.
Караванщик сразу притих, расслабился, и только иногда сердито взглядывал на иронически улыбавшуюся жену, не скрывавшую, что не боится крутого нрава мужа. Похоже, что для них такие стычки были не впервой, и Гатруза прекрасно умела ладить со строптивым муженьком.