Рамин запел другую песню, -- пусть
Она развеет в старом сердце грусть!
"Увидел я цветущий сад весенний,
Он создан для любви, для наслаждений.
Там -- движущийся кипарис прелестный,
Там у луны чудесной -- дар словесный.
Там роза райская, дыша весной,
Нежданно расцвела передо мной.
Она утешит сердце в дни ненастья,
Она умножит счастье в пору счастья.
Хотел ее любовником я стать,
А должен был садовником я стать!
Теперь, когда на розы ни взгляну,
Я вижу их расцветшую весну,
Чтоб не пробрался к розам дерзкий вор,
Ворота сада запер на запор.
Завистник, ревностью себя не мучай:
Дождешься ты от бога доли лучшей.
Тебе на небе нравится луна?
Она от бога небесам дана!"
От этой песни, что свободно пелась,
Душа у шаха страстью загорелась.
В нем ожила тоска по Вис, и вдруг
Он кубок попросил из нежных рук.
Он захмелел тотчас же от питья -
И ржавчина исчезла бытия.
Сказала Вис: "О царь, над миром властвуй,
На благо всех друзей живи и здравствуй!
Пройди свой путь в содружестве с победой,
Во всех деяньях славу ты изведай.
Как хорошо, что можем пить вино,
Что славить государя нам дано!
Кормилицу давай-ка позовем, -
Посмотрит, как мы счастливы втроем!
А если соизволит царь страны,
Расскажем ей, как мы теперь дружны.
Пускай часок побудет с нами ныне, -
Нет у владыки преданней рабыни".
Позвали мамку, оказав ей честь,
С красавицей велели рядом сесть.
Шах приказал: "Вина мне, брат, налей,
Вино из рук друзей -- всего милей!"
Рамин обрадовался тем словам,
Налил вина царю и выпил сам.
Вино, исполненное самовластья,
Его зажгло пыланьем сладострастья.
Он с кубком к Вис приблизился, горя,
Сказал ей потихоньку от царя:
"Пей, наслаждайся на пиру хмельном,
Посев любви мы оросим вином!"
То слово слух ласкало розоцветной, -
Ответила улыбкой чуть заметной
И молвила: "Пускай в твоем угодье
Посев любви познает плодородье!
В сердцах у нас на длительные годы
Пускай любви произрастают всходы.
Будь верен мне, одну меня любя, -
Ведь я люблю лишь одного тебя!
Ты наслаждайся мной, а я -- тобою,
Ты будь моей, а я -- твоей судьбою.
Друг в друге обретем рудник щедрот,
А шах пускай от зависти умрет!"
Царь слышал все, о чем они шептались:
Со стариком, как видно, не считались...
Но гнев сокрыл он, из себя не вышел, -
Казалось, будто ничего не слышал.
Кормилице сказал: "Наполни чаши".
Рамину: "Сердце ты обрадуй наше,
Твой голос будем слушать до зари,
Побольше пой, поменьше говори!"
Кормилица им разлила вино.
Рамин, чье сердце было влюблено,
Запел, а в песне были грусть и сладость...
Вот так ты пей и пой, лишь в этом радость!
"Приди, -- я пожелтел, я стал шафраном,
Смой желтизну мою вином багряным.
Пусть щеки расцветут, как лепестки,
Не станет в сердце ржавчины тоски.
Пусть мой цветущий лик врагов обманет,
Пусть не поймут, что сердце втайне вянет.
Нет, не доставлю радости врагу,
Я буду боль терпеть, пока смогу!
Зачем погряз я в пьянстве и в распутстве?
Затем, что есть забвенье в безрассудстве!
Вино прекрасно, если есть возможность
В нем потопить печаль и безнадежность.
Хочу я, чтобы в пьянстве и в разгуле
Моя тоска и горе потонули.
А ты поймешь, из-за кого я пью.
Красавица, ты боль поймешь мою.
Льва сокрушить моя сумела б сила,
Когда б меня любовь не сокрушила!
Господь, к твоей взываю благостыне:
Лишь ты подашь совет, что делать ныне,
Чтоб ночь моя сменилась ярким днем,
Чтоб я тоску не заливал вином!"
Услышав грустный звон и эти стоны,
Расплавился б и камень, потрясенный.
Рамин смотрел на среброгрудый идол
И страсть свою невольно песней выдал.
Ужели тот, кто сердце в пламя бросит,
От пламени успокоенья просит?
Где вступят хмель и страсть в союз ночной,
Там вспыхнет юности огонь двойной.