Недостаточно устойчивые стены. Дерево впитывает силу, камень сдерживает её. Бетон и металл не могут ни того, ни другого.
Какая разница? Вопрос времени, не более.
Моросящий дождь за окном: унылая тоска природы по давно утраченной девственности. Вяло подыхают изувеченные сморщенные листья.
Простое зеркало в коричневой деревянной раме. В нём — тощее вытянутое лицо человека, которому следовало умереть тысячи лет назад. Редкая поросль на подбородке. В глазах — одиночество светлячка на дне пустой закрытой бочки из-под вина. Волосы чёрные, как шерсть кошки, которую невозможно найти в тёмной комнате; как пучина страха.
Как оно.
Этого человека не существует.
Так и есть; всё очень просто. Я был един во всех ветвях, пока мне принадлежали три атрибута могущества. Когда я утратил их, я стал ничем. Я упал с дерева, как будто меня никогда не было. Люди, которые знали меня, больше никогда обо мне не вспомнят.
Осталась только тень.
Ильма! Ты, наверное, всё ещё королева Кариэмы; ты живешь в моём дворце и не помнишь, кто раньше был твоим королём. Ты не помнишь, как мы любили друг друга и клялись, что наша любовь будет вечной; не помнишь, как несколько лет ждала моего возвращения из ученичества на островах Дракона и как не хотела отпускать меня, когда я принял Вызов; не помнишь, какую цену нам пришлось заплатить на Эльбисе, чтобы мы могли быть вместе.
Ты ничего не помнишь.
Если однажды произойдёт чудо: я вернусь в свою родную ветку и мы снова встретимся, Ильма меня даже не узнает. Ихер Чамен? — напряжёт она память, нет, впервые слышу. Кто он такой?
Это — тоже часть моей платы ему. За её жизнь и безопасность.
Люди видят меня, но не замечают до тех пор, пока я не замечу их. А когда я ухожу, то мгновенно исчезаю из их памяти и из их жизни. Не важно, зовут ли меня Ихер Чамен, Николай Крук или ещё как-то.
Но бывают и исключения. Бывают те, кто замечают меня сами.
Возможно, лучше бы их не было. Возможно…
— Зачем ты пришла?
Стоит надо мной — взволнованная, смущённая, испуганная. Птичка, нечаянно залетевшая в открытое окно чужой квартиры. Знакомый полумрак знакомого кафе, только музыка сейчас тише и ровнее. Это хорошо.
А зачем ты сюда пришёл, спрашивает бездушная сталь, упрятанная под толстые кости черепа, но я не отвечаю.
— Хочешь, чтобы я ушла?
— Н-нет. Извини.
— Значит, я могу присесть?
— Если хочешь… да, садись.
Теперь уже точно. Даже если она сейчас уйдёт, я не смогу выбросить её из головы. Значит, отсчёт начался. Сколько осталось? Неделя? Три дня? Или всего один?
— Дурак, — говорит Лада.
— Да, я дурак. Я действительно тебя впутал… кое во что. Я не хотел.
— Ты расскажешь, в конце концов?
— Может, выпьем чего-нибудь?
— Прекрати!
Боль несправедливой обиды. Если что, я не буду её удерживать. Я не смогу. Но Лада сидит и не спускает с меня глаз.
— Если я расскажу правду, ты не поверишь.
— Я попробую.
— Нет. Не получится.
— Тогда давай расскажу я.
— Ты? — оказывается, иногда и я могу удивляться.
— Ну вот, смотри. Я не знаю, конечно… Ну… может, ты кого-то убил. Может, даже не одного. И ещё у тебя есть какие-то… я не знаю… какие-то особенные способности. Ты работал на спецслужбу… на разведку какую-нибудь… Но ты что-то сделал не так. И сбежал. А они теперь тебя ищут, но ты прячешься. И думаешь, что если кто-то… ну, если ты будешь с кем-то, то они могут что-то сделать… Боже, я не знаю… я себя так глупо чувствую. Но ты сам виноват: ты же говоришь, что я не смогу поверить… Ну, хоть немножко похоже?
— Совсем не похоже.
— Ну так давай сам! Расскажи сказку.
— Сказку?
— Да. Только правдивую. Понимаешь?
— Кажется, да, — если бы я знал, с чего начать…
Но Лада вдруг перебивает — вспышка, стремительная экспрессия:
— Нет! Постой! Пока я не передумала… Дай, я скажу!
— Что?
— Ты ведь думаешь, что я тебя приму за сумасшедшего? А я думаю, что это я сошла с ума. С того дня ещё, боже мой… Ты, наверное, не понимаешь… ведь не понимаешь? Я думала, мне это чудится… или у меня с глазами что-то. Ну, я не знаю… такого не может быть, да, но мне всё-таки кажется, что это правда. Поэтому я, наверное, смогу тебе поверить. Но сначала скажу я. Ник, у тебя…
Слабый отзвук чего-то давно привычного. Заканчиваю за неё:
— Это правда. У меня нет тени.
Её звали Кори. Малорослая и нескладная, она смотрела на меня большими глазами — лягушонок, потерявший дорогу к родному болоту. Я почти случайно спас её от банды грабителей. У неё нечего было взять, но у них имелся и другой интерес.
Кори увязалась за мной. Несколько раз я гнал её, но она возвращалась. Ей некуда было идти — так же, как и мне.
Я не мог тогда думать ни о чём — кроме Ильмы. Множество раз пытался вернуться — и столько же раз убеждался, что это невозможно. В конце концов я устал.
Постепенно я привык. Кори ничего не требовала от меня. Хватало того, что со мной она не была одинокой. Она нуждалась в ком-нибудь, кто всегда был бы рядом. Я, кажется, тоже.
Была ночь, и в фиолетовом небе толпились чужие жгучие звёзды. Мы остановились на захолустном постоялом дворе, и там Кори предложила мне себя.
Нет, не так. Это просто произошло, вот и всё. Лишь где-то вдалеке пролетела вялая мысль: ну вот, Ильма, я снова тебя предал.
Потом мы спали — уставшие, но счастливые от того, что ещё живы. Наутро пошёл дождь, и мы вновь двинулись в путь по грязной просёлочной дороге.
Оно застало нас под вечер. Было пусто и зябко; уже тогда что-то невыносимо будничное ощущалось в неотвратимом приближении черноты.
Я отбивался от него всеми силами, но их было слишком мало. Когда я понял, что есть только один выход — тот же, что и в прошлый раз — оказалось уже поздно.
Она кричала. О, как же она кричала! Её лягушачьи глаза не отпускали меня до последней секунды. Даже после того, как все звуки смолкли, и только крохотная головка торчала наружу из ненасытной утробы мрака.
Я приготовился принять последний бой, но оно вдруг свернулось, опрокинулось в бездну небытия и оставило меня ни с чем. Дождь закончился. Из-за красных облаков предательски выползло солнце.
Я ушёл из тех мест и добрался до города под названием Теркабид. Тогда я уже знал, что люди не замечают меня.
В Теркабиде я познакомился с Анте. Она была статная; властность и уверенность в себе переполняли её. Она хотела обвинить меня в колдовстве, но я открыл ей имя истинного недоброжелателя. С тех пор мы виделись часто.
Анте первая обнаружила, что у меня нет тени. Или не первая — возможно, для Кори это просто ничего не значило.
Она задавала много вопросов и хотела докопаться до моей сути, но я ей не позволял. Однажды я сказал, что она утомила меня своим любопытством и я уйду от неё. Тогда она отбросила остатки высокомерия и стала просто женщиной.
Нет, мы не спали вместе. Я боялся, что оно может прийти вскоре после этого, и под разными предлогами отказывал ей. Мы так и не соединились — но оно всё равно пришло.
Анте тоже кричала, хотя оно не коснулось её ни единым из множества своих бесформенных щупальцев. Но я уже знал, что делать, и не позволил ему забрать её. Как и Ильма, она стала неуязвимой для его происков, но при этом навсегда ушла из миллионов миллиардов других ветвей. А я навсегда ушел из её ветки. Такова цена.
Потом была Селия, мягкая и уютная — милый несмышлёный котёнок. Она ни о чём не спрашивала и всего боялась; во мне она нашла неожиданную опору и защиту. Я был для неё такой опорой почти половину местного года и уже поверил, что оно наконец оставило меня в покое. Затем оно вернулось и развеяло по ветру мои иллюзии.
Меня выбросило в высокотехнологичный мир Альтакастры, но и там люди как и раньше не реагировали на моё присутствие. Так продолжалось довольно долго, пока я не повстречал Тьеру. Резкая и порывистая, с хищными чертами лица полная противоположность Селии и ничего общего с Ильмой. Я нечаянно сломал её транспорт, и она убила бы меня, если бы смогла. Но потом я помог ей достать новую машину, и Тьера меня простила.
Я не думал, что у меня может что-то быть с такой женщиной — уж слишком она была не в моём вкусе. Но у нас было всё — и многое такое, о чём мы с Ильмой даже не помышляли. Вскоре я осознал, что не хотел бы её потерять, и тогда оно настигло нас: история повторилась.
А затем повторялась и повторялась снова. Несколько раз; десять; двадцать. Теперь уже несколько десятков — а может, сотню или больше. Я давно потерял счёт; по правде, я никогда его и не вёл.
Однажды я изменил сценарий. Убедился, что она сама видит меня — и бежал, даже не узнав её имени. Уехал на другой континент и поселился в собственном доме с маленьким садиком. Надеялся, что таким способом обеспечу себе беззаботную жизнь. Наивный идиот!