— Таррах! Сумеречная, что здесь происходит?
— Предложение, — ответила я.
— Отменяется, — отрезал Его Высочество наследный принц и с досады мои руки отпустил, выпрямился и потянулся за своим пиджаком. — Зачем же сразу драться? Могла бы сказать — нет.
— Потому что до вас не доходили прочие мои «нет». Теперь, надеюсь, все понятно.
— Более чем, — ответили мне надменно и направились прочь. — Дао-дво, — поприветствовал высокородный Гера, на мгновение остановившись у двери.
— Дао-уно, — ответил рыжий и посторонился, почему-то глядя при этом на меня.
А взгляд его был таким, что я чуть было не позвала Тэннона обратно. И пусть Гер открыл окно и вентиляционный люк, молча вернул дверь в петли, занял кресло для посетителей, не делая резких движений, я все равно жутко испугалась, когда он с интонацией принца спросил:
— Поговорим? — И почему-то скрипнул зубами и сжал кулаки.
— О чем?
Я была уверена, что он сейчас, как в ситуации с Бругом, обвинит меня во всех грехах и осуществит свою угрозу, звучавшую так «Еще один спровоцированный тобой случай, и я не побоюсь обвинений в садизме, лично тебя высеку».
Вспомнила и вздрогнула, а он неожиданно улыбнулся, произнес:
— Хотя нет, поступим иначе. — Поднялся, расстегивая свой тренировочный костюм, коему починка уже не поможет, и, направляясь в ванную комнату при палате, отдал приказ в браслет: — Новый костюм, белье и обувь ко мне. И сообщение для Тагаша: «Пришли обед в тридцать пятую, тюбик Ожогора и магического гида Сумеречной».
С удивлением посмотрела на свои руки, если браслета нет, то, что же там забинтовано?
— А?..
Дверь закрылась, отрезав меня от делового и такого странного метаморфа, который совсем забыл повысить на меня голос и во всем обвинить. Несколько минут я сидела в полном недоумении, а потом поняла!
Мамочки, его что, подменили?!
— Не-а, это наш, — с гордостью ответила вновь объявившаяся рядом кука. — А что?
— Странный.
— Уставший, — не согласилась та, ложась поверх моей руки.
— А может, заболел?
— Вроде нет.
— Головой стукнулся?
— А вот это было пару раз… на спарринге с фурией, — задумчиво согласилась теневая и просияла: — Но не особо сильно.
— Амидд? Они что же, помирились?
— А… у этих все не как у людей, — отмахнулась теневая и почему-то заверила: — Тебе нечего и переживать.
— В смысле? — Но ответа я не дождалась, из ванной вернулся Гер.
Отмытый, надушенный, важный и властный. Он без лишних разговоров направил теневую с поручением, а меня вытолкал в ванную вместе с простынею. Ибо мой мундир превратился в решето и на одежду более не походил, как и рубашка, и белье, которое словно бы вымочили в жирном бальзаме от ожогов. Узнав состав по консистенции, сообразила, почему мои руки так странно перебинтованы. Бальзам из «живых», в смысле ползающих. Наложен был на запястья толстым слоем под бинты и самостоятельно распределился по коже. Дорогое средство, очень дорогое и лишившее меня слов. А после душа я, будучи в удивленной прострации, получила новую порцию изумленного молчания вместе со своей сменной одеждой и приглашением на ранний ужин.
Кушать хотелось очень, но компания настораживала. Дао-дво спокоен, ест быстро и много, а я сижу и смотрю на него. Он не орет, и мне не верится.
— Ешь, — посоветовал рыжий, сдабривая внушительный кусок копченой ветчины ароматным соусом и посыпая его перцем.
— Не могу. — Я нутром чуяла, что он такой спокойный только лишь потому, что представляет меня вместо этого куска. — Жду, когда ты озвереешь.
— Правильно ждешь, — хмыкнул метаморф, прожевав, и серьезным тоном добавил: — Я имею на это все основания.
— Не сказала бы. — Уже озвучив это, следовало бы помолчать, но я уловила момент, когда многоликий куснул еще шмат, и нервно проговорила: — Понимаю, в тот несчастный случай ты лишился жизни. — Он промычал сердито, но я решила договорить: — А по нашим меркам она приравнивается к тридцати годам из максимальных девяноста…
— Тебе не понять, потому что столько не прожить.
Намек, не иначе. И все равно я продолжила:
— Ты многое перенес. Но вас, разведчиков, учат выдерживать и не такую бо…
— Я понял, — оборвал он. — Что еще тебе не терпится сказать?
— И мы уже установили, кто повинен в тех твоих страданиях.
— Точно не доживешь…
Гер отбросил приборы, сцепил руки перед собой. А я поняла, что мне срочно нужно занять рот. Правда, получалось плохо, под прожигающим карим взглядом рыжего кусок становился поперек горла. Давилась, но ела. И так долгую минуту, пока он не задал странный вопрос:
— Что ты знаешь о кровной привязке многоликих? Замыкании на опекающем?
— Что это уголовно наказуемо…
— И все? Это весь багаж твоих знаний?
— А у нас что, экзамен? — Я подняла на него взгляд и тут же опустила. Еще загрызет. — Три года назад стало наказуемым. Говорят, какая-то баронесса из оборотней за ночь забав с любовником непреднамеренно убила троих сводных братьев и двух дальних кузенов и стала единственной наследницей рода. Дело замяли, но в старых книгах по некромантии сказано, что связь опекающего с объектом опеки ощущается приблизительно так же, как и смертельное проклятье. — И совсем тихим голосом: — Золоченое забвение.
Все! Вот сейчас он вспомнит, как я его жизни лишала, и вспылит. Точно-точно, вот сейчас еще секунду и…
— О! — миролюбиво хмыкнул рыжий Дао-дво вопреки всем моим ожиданиям. — А я-то думаю, что ж в тот… несчастный случай, — эти два слова он произнес медленно, издевательски выделяя мою формулировку, — такие ощущения знакомые были, а вон оно как.
И я жду, когда ухмылка на его лице прекратит свой переход в открытую улыбку и превратится в оскал. Мгновение, еще мгновение и…
— Сумеречная, не смотри так затравленно, иначе у меня появится желание вцепиться в твою шею.
— Будто бы ранее такого желания не было.
— Было, и весьма оправданное. — Метаморф вернулся к началу нашего спора, а затем огорошил: — Ведь тебя на мне замкнули. Признаться, я и ранее испытал прелести жизни опекающего — с кузенами. Но с тобой понял всю глубину и многогранность этих ощущений. — И посмотрел так, что жалко его стало безумно. Но ровно до тех пор, пока многоликий не продолжил говорить с нарастающей злостью: — Сильный страх, испуг до дрожи, смертельную опасность и привлеченных тобой любвеобильных идиотов… я чувствую собственной шкурой.
— Чего?! Привлеченных? — Я тоже отбросила столовые приборы и сжала руки в кулаки, чтобы, не дай боже, не треснуть по рыжему Колоколом, Туной или хоть этим вот тяжелым подносом.
— Именно так.
Я резко поднялась и нависла над рыжим.
— Слушай, ты, — с трудом удержала рвущееся наружу ругательство, — а чем я, по-твоему, Тэннона привлекла, а? — Хороший вопрос, правильный, если учитывать, что я со спины на худощавого парня похожа, а с лица на девочку-подростка. Миленькую, но крайне юную, под стать фигуре. Вот и Дао-дво не сразу нашелся с ответом, прищурился, рассматривая возмущенную меня.
— Ладно Бруг в темноте перепутал, застрявшему в обороте простительно. Ладно Равэсс со сна принял за свою зазнобу, но быстро сообразил, как просчитался. Но наследный явился среди дня, ко мне. К изможденной, обмазанной бальзамом, дурно пахнущей и основательно потрепанной мне.
Я была готова к очередной порции язвительности на свой счет, но он лишь ухмыльнулся:
— А действительно, и чем ты его зацепила?
— Кукой! — рявкнула со злостью и села.
Глава 19
Как ни странно, но Амидд была права. Сумеречная не только прониклась его словами и явно посочувствовала его нелегкой доле, но и согласилась с пактом о НЕраздражении. Именно так, с большим упором на «НЕ», иначе Гер обещался применить максимально доходчивое внушение — физическое. О самом наказании он не задумывался, но был уверен — напугал. Иначе с чего бы это безобразие бледнело, поджимая губы и теребя длинный светлый локон? Правда, и от нее пришло условие — не орать и рук не распускать без доходчивого объяснения проблемы на нормальном человеческом языке. То есть даже рычать запретила ввиду полного непонимания с ее стороны и как следствие — неповиновения. И создавалось ощущение, что это не он, а она формулировки обдумывала и к разговору готовилась, пока летела «на помощь».
Впрочем, это было неудивительно. Чтобы подумать о своем плохом поведении, у нее время явно нашлось, в короткие промежутки затишья между происшествиями. Придя к этой мысли, метаморф младшей ветви рода Дао-дво уже хотел покинуть палату, но остановился в дверях, спросил:
— Слушай, Сумеречная, тебе у поганца Тиши что понадобилось? Едва проснулась и сразу к нему… Тебе что, прошлой вашей встречи не хватило, захотелось впечатлений?