- Все? - резко спросил Коваль. - Выплакались? Теперь рассказывайте. И он повторил свой вопрос: - Зачем вы проникли в дом Лагуты после его убийства?
- Я там не была... - упорствовала Ганка и обтерла платочком мокрое лицо.
И без того не очень большие глаза капитана Бреуса стали еще меньше.
- Разрешите, товарищ подполковник? - обратился он к Ковалю.
Дмитрий Иванович кивнул.
- А где вы находились восьмого июля между десятью и одиннадцатью часами вчера, когда произошло убийство?
Ганка растерянно заморгала.
- Дома вас в это время не было. Вернулись вы уже после того, как Лагута и Чепикова были убиты, - сухо проговорил капитан. - Где вы находились в это время? Можете объяснить?
- Дома была, - прошептала Ганка белыми губами, понимая, что ей предъявляют обвинение, перед которым и торговля самогоном, и спекуляция овчинами, да и все другое становятся мелочью.
- Неправду говорите, - твердо заявил капитан. - Вот свидетельство, товарищ подполковник. - Бреус расстегнул планшет и вынул оттуда исписанные листки. Один за другим он положил их на стол перед подполковником.
- Ясно, - сказал Коваль, мельком глянув на протокол. - Но вернемся все же к нашим баранам, - не обошелся он без своей любимой поговорки. Итак, - проговорил он сурово, - гражданка Кульбачка, зачем вы проникли в дом Лагуты?
- Я искала там свои письма, - вдруг выпалила Кульбачка. - Это было во вторник, двенадцатого июля, а восьмого вечером я была дома. Вы меня свидетелями не пугайте, - повернувшись к Бреусу, неожиданно дерзко сказала она. - Знаем мы ваших свидетелей. И у меня есть свидетели, которым я в это время отпускала водку.
- Ночью? - удивился Литвин.
- Почему ночью? В половине одиннадцатого или в одиннадцать. Когда убийство было... Вот и судите меня за то, что я после семи водкой торговала. Скажите на милость! - И она истерически рассмеялась. - Может, вы меня и в убийстве подозревать будете? Странный вы человек, Юрий Иванович, - вскинула она глаза на Бреуса. - Как у той свекрухи, у которой всегда невестка виновата. Пусть человека в хате и не было, лишь бы его кожушок там висел. Знаю, давно вы на меня зуб точите.
Глаза у капитана Бреуса заблестели. Что-то его развеселило в словах Кульбачки.
- Давайте по порядку, - произнес Коваль. - Какие письма вы искали ночью двенадцатого июля в доме убитого гражданина Петра Лагуты?
- Личные.
- Почему хотели их забрать?
- Это были такие письма, гражданин подполковник, что милиции к ним дела нет.
- Любовные? - снова позволил себе вмешаться капитан.
- Может, и любовные! - с вызовом ответила Ганка. - Это уже мое дело. И никому отчитываться не обязана.
Она зло смерила взглядом Бреуса с ног до головы. Ей казалось, что сейчас это для нее самый непримиримый противник.
- И вы нашли их? - спросил Коваль.
- Нет. Где уж там после вашего обыска! - Она махнула рукой.
- Никаких писем мы не изымали, - заявил Бреус.
- А может, там никаких писем и не было? - заметил начальник милиции. - Может, вы, гражданка Кульбачка, искали что-то другое?
Ганка ответила не сразу, пробурчала после паузы:
- Что же мне было там искать?
- Вы заявили, гражданка Кульбачка, что есть свидетели, которые подтвердят ваше алиби. Назовите их, - сказал Коваль.
- Ну, хотя бы Микола. Шофер наш из потребсоюза, - торопливо выпалила Кульбачка. - Как сейчас помню: я ему бутылку "Московской" отпустила, очень просил. Я и пожалела его.
- Микола? - переспросил Коваль. - А фамилия?
- На деревне его Гоглюватым называют... А мы у себя в райпотребсоюзе - Микола да Микола... Юрий Иванович его хорошо знает.
- Правильно, Гоглюватый его фамилия, - согласился Бреус. - Есть такой.
- А еще кто у вас свидетель?
Ганка буркнула что-то вроде того, что, мол, разве одного недостаточно.