— Пять ноль, переоденьтесь… Мы вас будем ждать в кабинете у Бориса Борисовича. — Голос у полковника был грудной, мелодичный и очень приятный. Тон, каким были сказаны эти слова, был спокоен, почти кроток, на приказ это никак не походило, тем не менее чувствовалось, что полковник привыкла к незамедлительному исполнению своих «просьб».
Марго не сразу поняла, что Шуранова обращалась к ней, используя ее «агентский» номер 50.
«Хм, а „пять ноль“ звучит гораздо лучше, чем „пятидесятая“…» — машинально отметила про себя Марго.
— Что-то случилось с Димой, да? — почти по-детски, жалобно спросила Марго, обводя взглядом всех троих. — Борис Борисович? — Как утопающий хватается за соломинку, Марго с мольбой уставилась на человека, которому она уже привыкла всецело доверять.
— Да вроде нет… пока… — Синицын поднял на нее глаза. — Я бы назвал это осложнением…
— Что случилось? — повторила вопрос Марго.
Но Шуранова молча развернулась и направилась к выходу. «Стриженый» и Синицын, встрепенувшись, последовали за ней.
— Продолжим в кабинете, Маргош… — успел лишь шепнуть Синицын, ободряюще потрепав ее по плечу.
Глава третья Мысли вслух
1792 год. Санкт-Петербург
«Замечательно! — Дмитрий отошел от окна и сел в непривычно низкое кресло. — Итак, что мы имеем…»
Дмитрий много раз читал в книжках, что разведчик, попав в безвыходную ситуацию, обычно начинал свои размышления именно с этих слов. К сожалению, через секунду он понял, что в его случае это не очень работает. Голова оставалась первозданно пустой.
«Безвыходных ситуаций не бывает…» — неуверенно попробовал подбодрить его внутренний голос.
«Ну да, конечно! Особенно в идиотских детективных романах!» — только разозлился в ответ Дмитрий.
«Хотел бы я посмотреть на такого „Штирлица“, окажись он заброшенным не просто на вражескую территорию, но еще и в прошлое! Причем без каких-либо средств к существованию и перспектив к выживанию! Да к тому же… даже без трусов!»
Дмитрий даже покраснел от возмущения.
«Интересно, а это-то кто придумал?! Зачем им надо было трусы-то снимать?! Это-то кому понадобилось?! Сайрусу или Ленке, или как там ее… Это ж надо так вляпаться! Так вот куда она „пропала“! Подожди-ка…»
Дмитрий вдруг замер.
«А не связано ли все это между собой? Все то, что произошло с моим айфоном, который вдруг превратился в „машину времени“ после той памятной ночи, с которой все и началось, а Ленка исчезла. Но тогда… Это же все меняет!»
Дмитрий опять нервно заходил по комнате.
«Хотя что, собственно, это меняет? И кто такая эта Ольга Александровна, под которую Ленка здесь „косит“?!»
Дмитрий вдруг громко расхохотался. Ему представилось, что он и сам персонаж какого-то примитивного романа, где герой обычно разговаривает сам с собой вслух, чтобы читателю было понятно, что происходит. При этом автор обычно даже не догадывается, что читатель уже и так давно все понял. Это сравнение показалось Дмитрию настолько смешным, что некоторое время он трясся в конвульсиях истерического смеха, не в силах остановиться.
Понемногу успокоившись, точнее, взяв себя в руки, Дмитрий, чтобы хоть чем-то заняться, решил как следует изучить комнату, в которой оказался заперт. А вдруг его одежда лежит где-то аккуратно сложенной, и напрасно он думает, что с ним обращаются как с клиентом психбольницы или вытрезвителя.
Он забегал по комнате в надежде, что вот сейчас найдет свой многострадальный лейтенантский мундир, но все было тщетно. Зато он обнаружил множество разбросанных по комнате деталей женского туалета, а с другой стороны кровати — даже небрежно забытые на полу женские панталоны. Вообще, у него начало складываться впечатление, что его закрыли в женском шкафу. Только в очень большом.
Любая поверхность, будь то ночной, чайный или туалетный столик, бюро, секретер, была заставлена и завалена бесконечным количеством коробочек и коробок, флаконов и тюбиков, пудрениц, шкатулок, плоек, щипцов, гребешков и гребней, спиц и крючков для шнуровки платьев и корсетов. Все, чему положено быть металлическим, было сделано из серебра, часто еще и с добавлением полудрагоценных камней, а некоторые пудреницы и табакерки были явно золотые. Дмитрий присвистнул. Владелица будуара явно была не ограничена в средствах. На треногах, наподобие тех, на которые художники ставят свои мольберты, были развешаны платья всех мыслимых цветов и оттенков, с расшнурованными «спинами» и опавшими «хвостами» подолов и кринолинов, которые без каркасов свисали, как увядшие гигантские цветы. На стульях и креслах были навалены ленты, корсеты и предметы, по-видимому, нижнего женского белья, которые Дмитрий никогда в жизни не видел и даже предназначения которых не понимал.
«Вот бы Марго сюда!»
Однако эта мысль, кроме болезненного укола и напоминания о том, что он, скорее всего, по собственной глупости оказался в тяжелейшей ситуации, не предвещала ничего хорошего. Он опять стал думать о том, как переоценил свои возможности, и ему опять стало невыразимо стыдно за себя, за свои действия, за свою глупость…
Конечно, он в этом никому бы не признался. Но от себя-то не скрыться. При этом было совершенно очевидно, что в дальнейшем его положение будет только ухудшаться. Еще совсем недавно получить набалдашником тяжелой трости по голове казалось серьезным ударом по репутации «хрониста». Сейчас же он бы с удовольствием вытерпел еще парочку, лишь бы только вновь оказаться в своем времени или с айфоном в кармане…
Дмитрий еще и сам не понял, почему, но от этой мысли он вдруг ощутил какой-то непонятный прилив надежды. Мысль была проста до гениальности и настолько неожиданна, что он все еще не мог ухватить ее до конца.
«Подожди-ка… — Дмитрий опять сел. — Так, давай все по порядку…»
И тут вдруг его осенило.
«Айфон! Ну конечно!» — Дмитрий чуть не задохнулся от захлестнувшей его волны радостной надежды. Он даже удивился тому, что эта мысль не пришла ему раньше.
«По-моему, наш „пиратский капитан“ неплохо разбирается в айфонах, а уж у Ленки-то, или как там ее, точно был свой собственный! А значит… Боже мой, Климов, ну ты и осел! Ведь их айфоны просто обязаны быть теми же самыми временными транспортерами! А иначе как бы они перемещались во времени?!»
Дмитрий даже засмеялся, так ему понравилась собственная сообразительность.
«А если это так, то, значит, айфон у них можно и позаимствовать…»
Безудержная радость клокотала у него в груди. Как будто один из «вражеских» айфонов уже был у него в руках!
«Так, спокойно! Сначала надо разобраться, кто такая Ленка, как она связана с Сайрусом, что это вообще за банда такая свалилась на мою голову, где я, на хрен, нахожусь и на кой черт им понадобился. Ну а потом, глядишь, что-нибудь и придумаем. Только, Климов, права на ошибку у тебя больше нет!»
После того как у него появился план действий, Дмитрию стало намного лучше. Оставалось, правда, еще несколько важных вопросов, на которые пока не было ответов и от которых зависело правильное распределение собственных сил. Ну, например, а понял ли Сайрус, кем на самом деле был его «кучер»?
Или: что подумал «пират», когда не обнаружил у себя в кармане айфон Дмитрия?
Или: какую роль играет во всем этом Ленка? Если заглавную, то шансы на успех операции по своему освобождению казались Дмитрию гораздо более высокими. Если второстепенную, тогда все происшедшее с ним превращалось в хитросплетения какого-то обширного заговора, за которым непонятно кто стоит и еще более непонятно, какие цели преследует.
Или: что с Четырнадцатым?
Ну и, конечно, самый главный вопрос: собираются ли его, черт возьми, спасать, и если да, то как и когда?!
Глава четвертая Волпейпер
Наше время. Санкт-Петербург. Академия Времени
Еще никогда Марго так быстро не переодевалась. Честно говоря, чтобы скинуть хакаму [24]и кимоно и натянуть шорты с майкой, много времени не требовалось.
И вот Марго уже второй час сидела в кабинете Синицына и слушала, затаив дыхание, рассказ «стриженого». Несколько раз она ловила себя на мысли, что если бы рассказ молодого человека можно было записать, то получился бы вполне достойный фантастический роман, настолько невероятными были события, о которых он поведал. А начать «стриженому», который, как совершенно верно предположила Марго, оказался агентом под номером 14, пришлось с самого начала. С их первой встречи в Калифорнии. И даже раньше. С того момента, который до сих пор пор оставался «за кадром» и который теперь многое объяснял.