К нему! – чьими портретами был оклеен нынче весь Париж.
К нему – о ком, не переставая, печатались статьи в журналах и газетах («…женился… встречается… развелся… встречается… поссорился… встречается… женился… встречается…»).
Он стоял на эстраде, широко расставив ноги, – знаменитый, сверкающий, глыбастый, – и девчонки ползли на эту крутую эстраду, как на небо. Полз-ли удостоиться, прикоснуться, исповедаться, отдаться.
– Come in! – грохотало в зале. – Come in!..
Было страшно. Было смешно.
Джонни ленивым тигриным движением снял с себя галстук и стал махать им прямо перед носом девицы-очкарика, которая была самой первой в длинной очереди поклонниц. Она уже забралась на сцену, и сейчас от недоступного идола ее отделяли каких-нибудь два шага.
Близости этой девица не смогла перенести.
Она рванулась вперед и вцепилась в самый краешек галстука великого кумира! «Мой!!!» – визжала она…
А кумир не отпускал. Кумир был сильным. И поклонница моталась на галстуке, как большая рыбина на леске спиннинга. Моталась и верещала. Моталась и плакала настоящими слезами…
Джонни продолжать петь!
Он уже не обращал внимания на свою первую жертву, он уже требовал у следующих: «Come in!..»
И они хлынули, будто прорвалась плотина!..
Певец едва успел отпрыгнуть в сторону, а галстук его был разорван сразу здесь же, при всех, на сцене на мелкие-мелкие кусочки…
«Come in!!»
Правым локтем я вдруг почувствовал, что моя жена почему-то хочет привстать, делает непонятные усилия, чтобы подняться с кресла.
– Ты что? – спросил я у нее.
Она посмотрела на меня каким-то чужим, сомнамбулическим взглядом, потом, опомнившись, ойкнула и сказала удивленно, почти испуганно:
– А ты знаешь… действует… Вот дьявол!..
И расхохоталась…
Таким и запомнился мне концерт Джонни Холлидея – звезды французской эстрады.
Я плохо разбираюсь в зарубежной эстрадной астрономии и поэтому не могу судить, какой величины была эта звезда.
Возможно, что не первой. Но уверен, что и не последней.
«Скажите, если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?»