— Я знаю, как ты это сделала, — сказал я.
Она отлично владела собой: никак не отреагировала, даже не шелохнулась. Только спустя некоторое время чуть заметно кивнула и спросила:
— Ты о чем?
— Не здесь, — предостерег я.
Заплыв все же состоялся. Мне пришлось ее догонять. Ей ничего не стоило от меня улизнуть, но вскоре она смилостивилась и дождалась, чтобы спросить:
— Что я сделала?
— Первый зонд. Это ведь была штучка с секретом?
Она оттолкнулась руками и почти выпрыгнула из воды.
— Слишком все неестественно. Два раза подряд дорадо разворачивается и заглатывает летательные аппараты. Разве он принимает искусственную пищу?
— По-твоему, весь фокус в моем зонде?
— Мне остается только гадать. Хотя чего тут сложного? Родни проходил курс омолаживания, а ты все эти месяцы наблюдала за дорадо, его привычками. С высоты у тебя был лучший обзор, чем у него. Ты могла ему подсказывать, где охотиться, когда поворачиваться…
— Каким же это образом?
— Уж как-то ухитрялась. — Я забарахтался, чтобы удержаться на поверхности. — Управлять можно не только разумными существами. «Развернись и укуси» — чем не эффектный фокус?
— Предположим, — сказала она, словно не желая расходовать силы на борьбу с моей логикой. — Но зачем мне было науськивать дорадо?
— Чтобы превратить Родни в звезду первой величины.
— Между прочим, ты теперь тоже богат и знаменит. Только как я могла предусмотреть именно такой результат?
— Ты натравила нас с Громом друг на друга.
— Неужели? — Она не скрыла улыбки.
— Ты погнала нас за своим Родни, устроила эту несчастную спасательную вылазку, — сказал я и тут же справедливости ради добавил: — Дорадо легко поддается дрессировке, но мужчин дрессировать еще легче.
Эти слова вызвали у нее приступ смеха и желание посмотреть на меня сверху вниз, по пояс высунувшись из воды.
— Ты утверждаешь, что я все это подстроила?
— Может быть, при участии Родни, — уступил я. — Хотя сомнительно, чтобы у него возникли даже малейшие подозрения.
— А ему нечего было подозревать, — отрезала Блондиночка. — Просто у тебя паранойя.
Подплыв ближе, я схватил ее за руку:
— У меня всюду натыканы камеры. Всюду! Если как следует приглядеться к твоим рукам на пульте управления…
— Что тебе от меня нужно? — спросила она изменившимся голосом.
— Сам не знаю, — сознался я.
— Отыскав доказательства того, что тебя обвели вокруг пальца, ты загубишь собственную репутацию, — угрожающе прошипела она.
Я барахтался в воде, держась с ней рядом, и молчал. Она позволила мне прижать ее к себе.
— Еще понятно, зачем было подвергать таким испытаниям Родни, — пробормотал я. — Его ведь надо было изобразить героем! Но зачем превращать в марионеток еще двоих?
— Учти, я ни в чем не собираюсь признаваться, — сказала она. Но не прошло и нескольких секунд, как последовало продолжение: — Ты же понимаешь, из какого теста слеплены герои, чего им больше всего нужно…
И, запрокинув голову, доверив мне удерживать ее на воде, она закончила, глядя на сияющий Сатурн:
— Когда твой герой не вполне тянет на героя, надо окружить его дураками.
Я отпустил Блондиночку. К моему облегчению, плеск от сильных гребков заглушил ее презрительный смех.
Robert Reed. "Hero", 2001 г.
Перевел с английского Аркадий КАБАЛКИН
Кейдж Бейкер СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА!
Иллюстрация Сергея Шехова
Этот сочельник Ив Долливер встретил в пути. Точнее говоря, на дороге, к югу от автострады № 1. А еще точнее, пытаясь добраться автостопом до Сан-Франциско. Нечего и объяснять: настроение у него было хуже некуда. И к тому же он упорно пытался найти причину собственного падения, восстановить ход событий, ввергнувших его в нынешнее состояние. Приходилось признать, что решение прожить некоторое время на пособие по безработице было, мягко говоря, опрометчивым. Но неужели только из-за этого он оказался здесь?
Очевидно, да. И пока Долливер неспешно трусил по узкому двухрядному шоссе, вьющемуся над скалами, его осенила еще одна унылая мысль, вернее, открытие: движение в сочельник было не слишком оживленным, и даже те, кому не сиделось дома в праздник, вряд ли остановятся ради оборванца в убогом засаленном пальтишке. Облака с каждым часом сгущались, небо мрачнело, машин становилось все меньше, а сырость пробирала одинокого путника едва ли не до костей.
Его уже не радовали великолепные пейзажи, зеленеющие рощи красного дерева, источающие легкий пряный аромат. Долливер успел миновать пару примостившихся на вершинах скал захолустных «спальных» городишек, жители которых в упор его не видели, хотя у него хватило гордости не просить милостыню. Только собаки обращали на него внимание, радуясь возможности выслужиться перед хозяевами: лаяли, рычали, рвались укусить незваного гостя.
Постепенно неумолчный шум прибоя, лизавшего черные утесы, стал манить его. Завораживать. Только мысль о том, какой грех он совершит, покончив с собой в святой праздник, удерживала Ива от прыжка вниз.
Вскоре совсем стемнело, и Долливеру пришлось передвигаться почти ощупью, чтобы не полететь в пропасть. Оставалось ориентироваться на плеск волн и тусклые отблески на невидимом горизонте: очевидно, бортовые огни танкера или рыболовного траулера. Наверное, придется переночевать в ближайшем городке, даже если для этого потребуется разбить витрину, чтобы попасть в кутузку.
За первым же поворотом его ослепило море света. Подковыляв к краю дороги, он увидел под самым холмом узкую лощину, разрезанную серой лентой дороги. В том месте, где речушка впадала в море, были разбросаны домишки. Прямо внизу возвышалась двускатная крыша большого здания. На черепице чернели огромные неровные буквы: НАВАРРО ЛОДЖ.
Надсадно кряхтя, Ив стал спускаться по серпантину и наконец нашел боковую тропинку, усыпанную гравием, рассекавшую заросли ольхи, серебристыми призраками отмечавшие контуры речных берегов. Сзади послышался скрежет, тьму прорезали узкие лучи, и Долливер, оглянувшись, поспешно отскочил на обочину. К его удивлению, автомобиль оказался настоящим раритетом: прекрасно отреставрированный экземпляр, выпущенный, скорее всего, в двадцатые годы. Живут же люди! Зря он не бросился под колеса, вчинил бы потом иск и наверняка озолотился бы!
Долливер немедленно устыдился собственных мыслей, но на душе отчего-то стало легче.
Он спустился к самой реке, с ревом перекатывавшей белые булыжники, и вскоре оказался в круге праздничного сияния. На подъездной аллее выстроились машины, окна Наварро Лодж были украшены красными свечками и гирляндами бессмертника. Двухэтажное здание самой неопределенной архитектуры задним фасадом выходило на реку и ольховые заросли.
К удивлению Долливера, все авто можно было смело отнести к разряду антикварных. Сверкающая латунь, хром; круглые, выпяченные, словно глаза стрекоз, фары; зеленая, черная, горчичная окраска; никаких багажников, кожаные сундуки громоздятся на задних сиденьях. Наверное, тут встреча клуба любителей старых машин. Как мило!
Зависть вспыхнула с новой силой.
Он потоптался у крыльца, не решаясь войти. За окнами мелькали силуэты людей, должно быть, автомобилистов, поскольку все были одеты в соответствующем стиле. В ночном воздухе приятно тянуло дымком. К этому времени уже успело подморозить, небо очистилось, и звезды казались крошечными бриллиантовыми искрами, жалящими и одновременно холодными.
До Ива донесся пьяный смех и металлический тренькающий звук: наверное, работал телевизор.
Тут он сообразил, что, если снимет пальто, наверняка произведет более благоприятное впечатление. Поэтому он повесил пальто на низкую изгородь, тянувшуюся вдоль подъездной аллеи, и немедленно поежился от холода. Пришлось рысцой вбежать на крыльцо и ворваться в вестибюль. Времени хватило лишь на то, чтобы отрепетировать короткую речь:
«Прошу прощения, господа, боюсь, что я попал в крайне неприятное положение. Видите ли, мы с моей приятельницей немного поспорили, и тут она останавливает машину и просит меня выйти посмотреть переднее колесо. Я, разумеется, так и сделал, и стоило мне захлопнуть дверцу, как она умчалась вместе с моими пальто, бумажником, кредитными карточками и сотовым. Не мог бы я рассчитывать на ваше милосердие, тем более, что сегодня сочельник. Я согласен спать в прихожей, на кухне, где угодно…»
Долливер подошел к стойке из темного дерева, украшенной праздничными венками из остролиста. Портье сосредоточенно склонился над книгой регистрации. Долливер, откашлявшись, робко пробормотал: