— Разве я — не человек?
— Ты?
Эту задачку Блох был не в силах решить. Но его мучила мысль…
— Ленка, ты говоришь? Она где?
— Ее убили. Полковники убили, — сказал я.
— Нет никаких полковников.
— Полковники убили, — услышал я за спиной голос Костика. — Мы больше знаем, чем нам положено.
— А мне, — сообщил нам Блох, — все это надоело. Вы не поверите!
Говорил он с трудом.
— Слушайте меня внимательно, — сказал я, прижав его к стене. За моей спиной стоял Костик. И это было хорошо. Он лучше умел выражать мысли. Я был талантливым, а он умным. В пределах одного клона.
— Слушайте! Ответьте на один вопрос. Только на один. Для кого готовят операционную?
— Это не маршал, — доверительно сказал Блох. — Это большие деньги. Так что ваш Лешенька погиб зазря. А я уйду.
— Никуда ты не уйдешь, — остановил его Костик. — Лена уже пыталась уйти.
— Для кого готовят вторую операционную? Для кого из нас?
— Для кого из нас? — тупо повторил Блох. И тут подошел заведующий отделением.
— Отпустите его, — сказал Григорий Сергеевич. — Вы совершенно распустились.
Непонятно было, к кому относился последний упрек. Но в его голосе было столько власти, что даже Блох протрезвел. Отпустил стену и выпрямился.
— Тебя, Иван, интересует, для кого предназначена вторая операционная? Для этого совсем необязательно мордовать лечащего врача. Я предупреждал тебя, Иван, что твои приключения закончатся плохо. Эта операционная не имеет отношения к вашему клону. И немыслимо подозревать меня в том, что я могу что-то утаить от вас. Эта операционная готовится для девицы, которая пищит на сцене под нелепым псевдонимом Травиата и которой месяц назад президент вручил орден «За заслуги перед Отечеством». Потому что она — национальное достояние Федерации.
— Травиата? — В моем голосе, видно, прозвучало столько всего, что Костик тревожно спросил:
— Ты чего, Ваня?
— Надеюсь, тебе есть о чем подумать, Ваня, — сказал Григорий Сергеевич.
Он протянул длинную руку, схватил за плечо своего помощника и повлек к ординаторской.
— Вы хотите сказать?… — спросил я.
— Именно это я и хотел сказать.
— Но этого быть не может!
— Поверь мне — это решение ученого совета. И я не в силах его изменить. Завтра операция.
— Мне надо вам все объяснить!
— Ой, только не это, — раздраженно бросил доктор. — Мне все это ужасно надоело.
— Ему надоело! — Блох поднял палец к потолку. — На-до-е-ло!
Григорий Сергеевич потащил Блоха по коридору и, когда спиной почувствовал, что я все-таки иду следом, крикнул, не оборачиваясь:
— Я тебе не помогу! Уйди! Я с тобой вообще разговаривать больше не желаю!
Доктора исчезли за дверью, а Костик удержал меня за локоть.
— В самом деле, пустой номер. А что, твою красотку принесут на алтарь Отечества?
— А она, дура, думает, что ее готовят к счастливому браку.
— Браки заключаются на небесах, — заметил Костик.
У нас у всех вместо чувства юмора получилось чувство иронии.
— Там совокупятся ваши физиологически неполноценные души, — закончил он сентенцию.
— Души не бывают неполноценными, — возразил я.
— Что будешь делать? — спросил Костик.
— Думаю.
— Думай скорей. Ужин близится.
— Она решила, что мы с ней должны пожениться, — признался я. — И ей Мария Тихоновна разрешила. Значит, их главврач уже знала, что Дашку выбрали. Назначили на операцию.
— Сердце?
— Сердце.
— Сволочи!
Клон на глазах терял лояльность к власти. Это было плохо для власти, но куда хуже для клона.
— Мы становимся людьми, — сказал я. Костик кивнул.
— Я пойду к Марии Тихоновне, — заявил я.
— И ничего не добьешься.
— Я скажу ей, что если они не остановятся, то я уйду в город, у нас ведь даже паспорта есть.
— В охране, у полковника, а он скажет, что тебя не существует.
— Но вы-то меня поддержите?
— А не проще им будет нас усыпить — и в мусоросборник?
— Через пять минут здесь будет полно охранников.
— Я побегу к своим, — сказал Костик. — Мы постараемся закрыться. И будем думать. Тем более что многих придется убеждать. Ведь у нас один добрый всемогущий бог — Григорий Сергеевич.
— Я еще вчера был его рабом… И погубил Лешеньку.
— Лешеньку погубил его язык. Беги, пока не поздно. Только не к врачихе. Лучше постарайся проникнуть к ним в клон и рассказать девочкам, какая на самом деле их ожидает семейная жизнь.
Он толкнул меня в сторону хирургии.
И убежал к спальням.
Так началась война клона и людей. Хотя разве это война…
12
Он еще не успел скрыться с глаз, как я уже сообразил, куда пойду.
Туда, где меня не будут искать.
Никто не подумает, что я смогу туда направиться.
Я быстро прошел по коридору между операционными. Там уже было людно, но никаких сигналов еще не поступало. Наверное, охране было приказано изъять меня без шума.
Они опасались лишних свидетелей. Возможно, в бригаде хирургов были люди, которые не подозревали, что чужие органы попадают в наш Институт не случайно, а выращиваются вместе с людьми.
Ах, как много было болтовни по поводу появления на свет овечки Долли! Клонирование опасно! Клонирование ужасно! Не ходите, дети, в Африку гулять! Так будут создавать солдат!
Пока что солдат создавать нерационально, потому что ценность нынешнего солдата определяется не его мышцами, а знаниями, которые передать клону сразу не удается. Может, когда-нибудь научатся, и тогда сперма полковника «N» станет продаваться на международных рынках по цене бриллиантов. А пока оказалось, что деньги под клонирование можно получить, если клон тоже будет платить за право существовать.
Я дошел до боксов.
Прошел мимо палаты с маршалом, который оказался другим. Возможно, старшим лейтенантом запаса, не более того. А вот в одном из дальнейших боксов должна лежать, и ее готовят к операции, сама певица Травиата, кумир толпы.
Я отыскал ее бокс.
По оживлению вокруг нее, по суете, закрывающей мне путь внутрь.
Напротив и чуть наискосок была кладовка.
Такие кладовки появляются в нужном месте и в нужный момент, чтобы герой авантюрного романа мог в них спрятаться и дождаться того момента, когда коридор опустеет.
Так случилось и со мной. В конце концов я и есть герой авантюрного романа.
Напротив палаты, в которой поместили Травиату, и чуть наискосок был стенной шкаф, где хранились щетки, швабры, пылесос, банки с краской от какого-то из последних ремонтов и еще масса ненужных вещей, которые не давали возможности уютно устроиться, но по крайней мере помогли мне укрыться от преследования. Охрана отчаянно искала меня по закоулкам нашего отделения, перевернула все у женщин, в бассейне — где только они не рылись! Даже в кабинетах врачей, но вот хирургическое отделение, особенно тот отсек, который был выделен для завтрашней операции, казался им бесперспективным.
Я даже соснул немного. Потому что суета в коридоре никак не утихала.
Движение времени было для меня условным.
Я вылавливал какие-то мгновения, но точно о его течении не знал. Например, уже глубоко вечером в коридоре остановились две сестры, одна из них уходила домой и стала говорить товарке, что спешит, потому что боится опоздать на метро. Метро, я слышал, закрывают за полночь. Я пытался считать, вспоминал стихи, дремал…
Наконец я убедил себя, что пора идти.
Позже Институт уже начнет просыпаться.
Тело мое, хоть и затекло, умоляло меня еще повременить, ему так не хотелось решений и поступков.
Я вылез.
Постоял, готовый в любой момент нырнуть обратно в чуланчик.
Никого. Даже в концах коридора никого.
Я медленно открыл дверь в палату.
На обыкновенной койке лежала обыкновенная девушка.
Она была совсем не похожа на ту Травиату, которую я видел по телевизору и в журналах.
А похожа она была на Дашу.
Волосы прямые, русые. А почему она блондинка на сцене? Лицо бледное, скорее миловидное, но не более того.
Она была подключена к капельнице, за кроватью стояли мониторы — видно, они хотели перед операцией знать все, что происходит у нее внутри.
Я подошел к кровати.
Кровать была высокая. Куда выше той койки, на которой мы чуть было не поженились с Дашей.
Когда я подошел к ней. Травиата открыла глаза.
— Я не сплю, — сказала она. — Извините. Я знаю, что нужно спать, но ничего не получается.
— Это хорошо, — сказал я. — А как тебя вообще зовут?
— Вообще? Полина.
— А в самом деле?
— И в самом деле… Лариса, а что, не нравится?