Ребус кивнул и постучал по крышке багажника:
— Вместительный?
Эркарт подошел и открыл багажник.
— Ого-го, — сказал Ребус, — места хоть отбавляй. И довольно глубокий, да?
Багажник, помимо всего прочего, был безукоризненно чист. Ни пятнышка, ни царапинки. Впечатление такое, будто им никогда не пользовались. Внутри лежала небольшая канистра для бензина, красный треугольник аварийной остановки и набор клюшек для гольфа.
— Он любит играть в гольф?
— О да.
Ребус закрыл багажник.
— Я сам не играю. Мячик слишком маленький, поле слишком большое. Ну что? В дом?
* * *Вид у Грегора был такой, будто он побывал в аду и вернулся оттуда на общественном транспорте. Волосы в последний раз он расчесывал, наверное, вчера или позавчера, одежду менял тогда же. Он был выбрит, хотя в некоторых местах, пропущенных бритвой, оставались щетинки. Он не дал себе труда подняться, когда вошел Ребус. Просто кивнул и показал стаканом на свободное место — одно из тех жутких мармеладных кресел. Ребус с опаской приблизился к нему.
В хрустальном графине у Джека был виски, а на ковре рядом с ним стояла бутылка, пустая на три четверти. В комнате пахло затхлостью и запущенностью. Джек отхлебнул из стакана, потом почесал красный распухший палец о граненую кромку.
— Я хочу поговорить с вами, инспектор Ребус.
Ребус сел, утонув в кресле.
— Да, сэр?
— Я хочу рассказать кое-что о себе… и, возможно, о Лиз, в некотором смысле.
Это была еще одна заготовленная речь, еще одно продуманное вступление. В комнате, кроме них двоих, никого не было. Эркарт вышел, сказав, что приготовит кофе. Ребус, еще не пришедший в себя после разговора с Уотсоном, попросил чая. Хелен Грейг, похоже, не было — у нее заболела мать. «Опять», — сказал Эркарт, направляясь на кухню. Преданные женщины — Хелен Грейг и Кэт Киннаул. По-собачьи преданные. А Элизабет Джек? Может, это сучья преданность?.. Боже, какие непотребные мысли приходят ему в голову! Нехорошо так думать, в особенности о мертвой, в особенности о женщине, которую он никогда не видел! Женщина, которая любила, чтобы ее привязывали к стойкам кровати, когда…
— Это не имеет никакого отношения к… Впрочем, не знаю, возможно, имеет. — Джек задумался на несколько секунд. — Понимаете, инспектор, я не могу отделаться от ощущения, что если Лиз читала эти газеты и если ее это задело, то она вполне могла сделать что-нибудь… Оставить меня… или даже, возможно… — Он вскочил на ноги и двинулся к окну, глядя в него невидящим взглядом. — Я думаю, а что, если это я виноват в ее смерти?
— Виноваты, сэр?
— Да… в смерти Лиз. Будь мы вместе, будь она здесь, этого, возможно, не случилось бы. Не случилось бы. Вы меня понимаете?
— Что пользы винить себя, сэр?
Джек резко повернулся к нему:
— Но я так чувствую.
— Сядьте, пожалуйста, мистер Джек…
— Давайте лучше — Грегор.
— Хорошо… Грегор. Я прошу вас, сядьте и успокойтесь.
Джек подчинился. Утрата по-разному влияет на разных людей: слабые становятся сильными, а сильные — слабыми. Рональд Стил швырял книги, Грегор… Грегор раскис. Он снова чесал палец.
— Все это настолько нелепо, — проговорил он.
— Что вы имеете в виду? — Ребус хотел, чтобы чай принесли поскорее. Может быть, в присутствии Эркарта Джек возьмет себя в руки.
— Этот бордель, — сказал Джек, поднимая глаза на Ребуса. — С которого все и началось. Причина, по которой я туда пошел…
Ребус подался вперед.
— И почему же вы туда пошли, Грегор?
Грегор помедлил, проглотил комок, набрал в грудь побольше воздуха и, казалось, все еще не решался ответить. Наконец он заговорил:
— Чтобы встретиться с сестрой.
В комнате повисла такая тишина, что Ребус слышал тиканье собственных часов. Дверь распахнулась.
— Чай, — сказал Иэн Эркарт, входя в комнату.
* * *Ребус, который мысленно торопил приход Эркарта, теперь не мог дождаться, когда тот уйдет. Он поднялся с кресла и подошел к камину. Открытка от «стаи» была на том же месте, но теперь рядом с ней стояли другие — с выражением соболезнования от членов парламента, от семьи и друзей, от избирателей.
Эркарт, казалось, почувствовал атмосферу в комнате. Он поставил поднос на стол и, не сказав ни слова, вышел. Едва дверь успела закрыться за ним, как Ребус спросил:
— Вы хотите сказать — вашу сестру?
— Именно. Моя сестра работала в этом борделе. Мне так сказали. Я думал, это шутка, грязная шутка. Или ловушка, чтобы заманить меня в бордель. Да, ловушка. Я долго думал, прежде чем пойти, но все же решился. Он говорил так уверенно.
— Кто?
— Звонивший. Были эти звонки…
Да, конечно, и Ребус собирался о них спросить.
— Пока звонок переводили ко мне в кабинет, на том конце трубку вешали. Но как-то вечером человек дождался меня и сказал: «Ваша сестра работает в борделе в Новом городе». Он назвал мне адрес и сказал, что если я приду туда в полночь, то как раз начнется ее… смена. — Слова давались ему с трудом, как еда не по вкусу на каком-нибудь банкете — выплюнуть нельзя, и приходится жевать, изо всех сил стараясь не проглотить… Наконец он проглотил. — Ну вот я и пошел. Звонивший сказал правду. Я пытался поговорить с ней, когда появилась полиция. Это и в самом деле оказалось ловушкой. Газетчики уже меня ждали…
Ребус вспомнил женщину на постели, как она дрыгала ногами в воздухе, как задирала футболку перед фотографами…
— Почему вы сразу этого не сказали, Грегор?
Джек резко засмеялся:
— Ситуация и без того была хуже некуда. Ко всему еще объявить, что у меня сестра проститутка?
— Тогда почему вы говорите мне это теперь?
Голос его прозвучал спокойно.
— У меня такое чувство, инспектор, что я слишком глубоко нырнул. И я делаю аварийный сброс, чтобы не пойти на дно.
— Вы должны были знать, сэр… Должны были сразу понять, что кто-то роет вам яму.
Джек улыбнулся:
— О да, я понял.
— Есть какие-нибудь идеи: кто? У вас есть враги?
Снова улыбка.
— Я член парламента, инспектор. Просто чудо, что у меня еще есть друзья.
— Да-да. Эта ваша «стая». А не мог ли кто-нибудь из них?..
— Инспектор, я голову себе над этим сломал, но ничего не надумал. — Он поднял взгляд на Ребуса. — Честное слово.
— И го`лоса по телефону вы не узнали?
— Он был приглушенный. Сипловатый. Вероятно, мужской. Но это вполне могла оказаться и женщина.
— Та-ак. А ваша сестра? Расскажите о ней.
Рассказ был короткий. Его сестра ушла из дома совсем девчонкой, и с тех пор никто больше о ней ничего не слышал. Доходили какие-то смутные слухи о том, что она уехала в Лондон, потом — что вышла замуж, и всё. А потом был этот телефонный звонок…
— Откуда звонивший мог узнать? Как можно было это обнаружить?
— Не знаю. Сам я никому о Гейл не рассказывал.
— Но ваши школьные приятели наверняка о ней знают.
— Кое-что знают, наверное. Хотя вряд ли кто-то из них ее помнит. Она на два года моложе.
— Думаете, она приехала сюда, чтобы отомстить?
Джек развел руками:
— Отомстить за что?
— Тогда из зависти.
— Почему же она не связалась со мной?
Это был хороший вопрос. Ребус сделал себе заметку на память — нужно связаться с ней. Может быть, она еще здесь.
— С тех пор вы о ней не слышали?
— Ни до, ни после.
— Зачем вы хотели увидеть ее, Грегор?
— Ну, во-первых, мне в самом деле было интересно. — Он замолчал.
— А во-вторых?
— Во-вторых… Не знаю, может быть, уговорить ее перестать заниматься тем, чем она занимается.
— Ради ее блага или ради вашего?
Джек улыбнулся:
— Разумеется. Вы правы. Такая сестра вредит имиджу члена парламента.
— Есть формы проституции и похуже, чем торговля телом.
Джек кивнул. На него эта фраза явно произвела впечатление.
— Очень глубокая мысль, инспектор. Могу ли я использовать ее в одной из своих речей? Хотя вряд ли я теперь буду произносить речи. Как ни верти, моя карьера покатилась под гору.
— Никогда нельзя сдаваться, сэр. Вспомните Роберта Брюса.[35]
— И паука, хотите вы сказать?[36] Ненавижу пауков. И Лиз тоже… — Он запнулся. — Ненавидела.
Ребус хотел продолжить разговор. С учетом того количества виски, которое выпил Джек, он мог вырубиться в любую минуту.
— Позвольте вас спросить о последней вечеринке в «Гнезде глухаря»?
— Что вы хотите знать?
— Для начала — кто там присутствовал.
Необходимость включить память, похоже, немного протрезвила Джека. Хотя он и не смог почти ничего добавить к тому, что уже сказал Барни Байерс. Вечер прошел за пьяными разговорами, утром пешком прогулялись до ближайшего холма, обедали в «Вересковом доме», а потом разъехались по домам. Единственное, о чем сожалел Джек, так это о том, что пригласил Хелен Грейг.