«Слава Адонаи! Священное снадобье действует!» – промелькнула в голове еще одна мысль. Больше Гавлонит уже не думал, тело сражалось само собой, как было обучено»
Сбылось обещание трех наставников Иуды в бранном ремесле – Леонида, Пандеры и Гераклита: в рукопашной схватке их питомец одолевал один на один любого легионера.
Сокрушительный толчок щитом в тяжелый четырехслойный, из древа, кожи, полотна и железа скутум, с оттяжкой вниз. Уставшая рука римлянина невольно опускается, утомленные ноги подгибаются, изнемогший корпус теряет равновесие, залитое потом лицо открывается – и принимает на себя острие иудейского меча, направленное точно под налобник шлема!
Дважды омывшая клинок Галилеянина вражеская кровь не закалила оружие – оно сломалось, наткнувшись на черепообразную железную каску. С быстротою льва, избегающего бычьих рогов, вождь зелотов отпрянул назад, отбежал на полсотню шагов, огляделся. Увидел застрявшую в низком кустике махайру, которая выпала из длани мертвого еврейского ополченца. В мгновение ока Иуда схватил серп-секиру – и тут словно услышал голос покойного Леонида:
«Вдруг у тебя не окажется прямого меча? Что будешь тогда делать? Умирать из-за своей лени? Кстати, в схватке вне строя гоплит с махайрой вполне способен одолеть легионера с гладиусом».
Тридцать лет пришлось ждать, чтобы проверить, прав ли наставник. Иуда жаждал этой проверки. Разумом понимал, что все кончено, что войско Ревностных – уже полутруп, охваченный предсмертной судорогой. А душа не желала сдаваться и печалиться, она хотела рвать мягкие волчьи тела клыками и когтями, убивать, убивать...
Иуда прыгнул на устало ковылявшего к нему недобитого легионера, в чью каску он так неудачно попал, намеренно оставив щит сзади корпуса – редкая и для новичка ошибка. Не будь его соперник всего-навсего презренным иудеем, римский солдат не поддался бы на уловку. Однако его соперник был именно ничтожным евреем! И латинянин выбросил из последних сил руку с мечом вперед, стремясь пронзить не защищенную ничем, кроме брони, грудь глупца...
Иуда повернулся вправо, отставляя левую ногу назад и пропуская гладиус мимо себя, и одним взмахом серпа-секиры отрубил десницу зарвавшегося в своей надменности ненавистного чужеземца. Торжествовать победу некогда, сзади снова слышны звуки шагов. Ба! На него, оказывается, бежал, тяжело дыша, еще один италик! Судя по удлиненному гладиусу и посеребренному шлему, центурион. Слава Элохим, посылающему своему верному рабу в подарок волшебный меч из стали!
Отдельные мысли пробовали просыпаться в его почти уснувшем разуме. Словно песчинки в часах, они текли тонкой струйкой, но потом попадали в мельничные жернова, где перемалывались в пыль...
Отшагнуть вправо от смертельного лезвия... Вонзить в неприятельский скутум свой коготь – умбон щита... С размаха нацелить железный клык-махайру справа налево в шею, соблазнительно толстую выю жертвы, прикрытую только ремешком от шлема...
Не будучи в состоянии отразить угрозу ни скутумом, который был скован щитом Иуды, ни гладиусом, который находился слишком далеко от линии нападения, опытный центурион нашел единственную лазейку, чтобы уйти от верной гибели. Он отстранился насколько возможно вправо. Будь у еврея прямой меч, потомок Ромула достиг бы желаемого: движение руки с клинком ограничено подвижностью плечевого сустава. Однако махайра сильно изогнута внутрь, и кончик ее острия успел вспороть сонную артерию врага. Струя алой жидкости оросила латы римлянина, оставляя пятна и на броне его убийцы...
Не обращая внимания на кровь, Иуда жадно выдернул из еще теплых дланей мертвеца рукоять чудо-гладиуса и забрал себе также и скутум.
Все! Вот теперь можно (впервые в жизни!) бить мечом в полную силу, не боясь сломать клинок...