– Да что они, чертовы дети, купаться затеяли, что ли! – тревожно выкрикнул удивленный паромщик, заметив, что запорожцы начали раздеваться.
С парома глядели на берег с любопытством: гонцы поскидали с себя одежду, освободили коней от подпруг и по-татарски сложили платье и седла на вязанки сухого камышняка, захваченного с собой для переправ через реки.
– Батька, куда ж они?! Ведь вода ледяная! – в волненье воскликнул Стенька, когда запорожцы направили лошадей в осенние воды глубокого Дона.
– Куда вы там, бешены черти! Зараз ворочу-усь! – закричал им паромщик.
Во всех челнах и ладьях гребцы покидали весла, уставившись на запорожских вестников.
Когда кони зашли глубоко и могучее течение начало быстро сносить их книзу, всадники поспрыгивали с коней в воду и, держась за их гривы, пустились вплавь...
Донские казаки издавна были союзниками запорожцев в борьбе со степными ордами, которые рвались на север с приморского юга.
Плечом к плечу стоял Дон с Запорожьем, и много раз под татарскими саблями смешивалась их кровь. В битвах с крымцами множество запорожских казаков было вызволено донцами из турецко-татарской неволи и немало пленных донцов избавлено запорожцами. А сколько украинских крестьян уходило от мести польского шляхетного панства в пределы донских земель и в соседнюю Слободскую Украину, где вырастали их поселения и создавались новые станицы и города. У казаков был почти что один язык; одна вера и давняя дружба связывали их. На Дону всегда радовались победам запорожцев и сочувствовали их поражениям...
Паром достиг черкасского берега, но никто из казаков, переправившихся на нем, теперь не спешил уже в город, будто не они только что отказались воротиться за запорожцами. Никто не ушел от пристани, и все дожидались, пока чужедальние гости осилят холодный Дон.
С десяток черкасских жителей уже бежали к берегу с теплыми зипунами, чекменями и кожухами, казачки – с горячими пирогами.
Но, выйдя на берег, запорожцы приняли только по чарке водки, натянули на посиневшие тела свое платье и молча стали седлать прозябших коней.
– Ондрий, здорово, брат! – воскликнул Разя, кинувшись к вожаку запорожцев.
Боба обнялся с боевым товарищем, потрепал по плечу «разиненка».
– Дядько Боба, а где же твой Воронок? – спросил Стенька.
– Забили, хлопче, паны проклятые Воронка. Метили пулей в лыцаря, да попали в коня, – сказал Боба, затягивая подпругу на своем молодом Буланке.
– Пошто торопились так, атаманы? Чего вам было парома не подождать? – с обидой спросил паромщик.
– По то и спешили, что единого часа терпеть не можно: хаты горят, дети гинут у нас! – угрюмо сказал Боба, уже ставя ногу в стремя. – Приходите, добрые атаманы, на круг послушать да слово свое сказать за наше правое дело, – вскочив на коня, обратился он к донским казакам.
И все товарищи Бобы, суровые, без улыбки привета, вскочили по коням и поскакали в город в сопровождении ватаги донских казаков.
– Вот тебе и Варшаву взяли! – развел руками казак с серьгой в ухе.
– Гайда, Стенько! – позвал Тимофей сына, тронув бока своего Каурого.
Они проскакали мимо городского глиняного вала, укрепленного плетнем от размыва, и въехали в город. Но вместо того, чтобы двинуться в общем потоке к войсковой избе, они свернули в сторону и удержали коней перед богатым домом войскового атамана Корнилы Яковлевича Ходнева, украшенным замысловатой резьбой белых наличников, яркой зеленой краской стен, цветными стеклами в окнах и золотым петухом на высокой кровле.
Батька крестный
Стенька был крестником и баловнем атамана.