— Да вы, ваше сиятельство, быть может, изволили видеть воспитанницу Александра Львовича, так это она и есть.
— Признаться, не обратил внимания. А взглянуть было бы чрезвычайно любопытно…
— Нет ничего проще, — с готовностью отозвался Стабарин. И Гошке: — Скажи Анне, я велел прийти в кабинет. С гитарой и без капризов.
— Знаете ли, мы — дворяне, часто допускаем ошибку, когда даем образование или воспитание крепостным. Разыгрываются амбиции. Холоп начинает тяготиться своим состоянием. Мнить о себе много.
Дорого бы дал Гошка, чтобы не на него возложил свое поручение Стабарин.
Он без труда нашел триворовскую воспитанницу на ее излюбленном месте в самой дальней беседке огромного запущенного парка. Аннушка была не одна. Она оживленно беседовала с репетитором Николаши, белокурым молодым человеком в студенческой тужурке. При Гошкином появлении разговор оборвался, и, обычно приветливая, Аннушка нахмурилась:
— Что еще?
Давясь словами и проклиная все на свете, Гошка обреченно выговорил:
— Стаба… То есть Александр Львович требует вас, барышня…
— Зачем? — резко спросила Аннушка.
Гошка покривил душой:
— Не знаю, барышня…
— Лжешь! — Аннушка впервые посмотрела на Гошку с презрением. — Все-то ты отлично знаешь!
Гошка опустил голову.
— Ах, как я всех ненавижу: и господ, и холопов. Не знаю, кого больше: тех, кто тиранствует, или тех, кто безропотно все терпит! Никуда я не пойду! — продолжала гневно Аннушка. — Скажи барину: не нашел меня, заболела, умерла… Словом, все, что хочешь! Ну, чего ждешь? Иди!
Гошка медлил.
В поисках триворовской воспитанницы он натолкнулся на дворецкого. Тот, узнав, в чем дело, серьезно сказал: «Непременно сыщи барышню. Не пойдет — уговори. Ино — быть ей в большой беде».
Едва ли Гошка справился с поручением, если бы не нашел союзника в белокуром студенте.
— Надо ли искушать провидение, Анна Александровна? Вы мою точку зрения отлично знаете. Понимаю, насколько омерзителен затеваемый спектакль. Но рано еще, Анна Александровна. Погодите немного.
— Погодите… потерпите… — Аннушка резко поднялась. — Если бы вы только знали, как мучительно жить такой жизнью. И когда это кончится?!
И на восклицание триворовской воспитанницы, слышанное уже однажды Гошкой, студент ответил почти точными словами отставного солдата Прохора:
— Кончится, Анна Александровна. Так или иначе, но кончится. И полагаю, очень скоро!
Гошка побитой собакой следовал за Аннушкой, которая твердым и решительным шагом устремилась к залитому светом дому. Стремительно, ни на кого не глядя, прошла через комнаты к гостям, без стука и резким движением отворила дверь кабинета:
— Звали?
Все головы повернулись к вошедшей. Мужчины бесцеремонно, с откровенным любопытством рассматривали Аннушку.
— Принеси гитару и спой нам что-нибудь, — приказал Стабарин.
Лицо девушки заполыхало огнем. Но она молча, не сказав ни слова, вышла из кабинета.
Гошка облегченно вздохнул.
— Хороша! — воскликнул граф, едва закрылась дверь.
— О, если бы вы, ваше сиятельство, видели ее мать! Дочка, слов нет, с изюминкой. Но с матерью не сравнима. Та была ослепительна!
Полное мясистое лицо Стабарина расплылось в самодовольной улыбке.
— Сколько и чего только мне потом ни предлагали за нее — не отдал. Помнится и ты, Владимир Владимирович, — обратился к Неделину, — сулил две деревни да полконюшни в придачу!
— Было. Все было… — вздохнул несколько театрально триворовский приживал.
— Было, да сплыло… — грубо и жестко сказал Стабарин.
Неделин сник и безгласно развел руками.
Аннушка, вернувшись с гитарой, присела на краешек дивана и запела. Ее голос звучал напряженно, на глаза навертывались слезы. Не дослушав до конца романс, Стабарин раздраженно прервал:
— Достаточно.