«Круто им придется!»
И озирался украдкой по сторонам, терзаясь вопросом: «Продала барыня ту чудесную скрипку или еще нет?» Ему было нестерпимо больно думать, что она за бесценок попадет в жадные руки перекупщика. Временами он ловил отсутствующий напряженный взгляд Сони — так звали девочку — и понимал, что ее обуревают горестные, не по возрасту заботы. Хотелось помочь ей, защитить от жестокостей жизни. А что поделать, когда он не смеет даже заговорить с ней? Приближалось окончание работы, и Гошка понимал: сейчас за ним с дедом закроется дверь этого мира, и он уже никогда не увидит ни Веру Андреевну, ни осиротевшую Соню и ничем — при всем своем горячем желании, — ничем не сумеет им помочь.
Дед опустил верхнюю крышку фортепиано. Пробежался сухими цепкими пальцами по клавишам, взял несколько аккордов, склонив голову набок и прислушиваясь к звучанию инструмента, и остался доволен. Возились они с Гошкой вдвое против обыкновения, но дедова душа была теперь спокойна.
Вера Андреевна оценила дедову добросовестность. Соня тоже проиграла, присев на краешек вращающегося стула, несколько пассажей, и ее лицо просветлело.
Неловкость наступила при расчете.
Барыня вторично, заметно нервничая, спросила:
— Все-таки, сколько я вам должна?
Дед, удовлетворенный трудной, но на совесть выполненной работой, чуть наклонил голову:
— Как рядились. Рупь.
— Но ведь вы сделали гораздо больше…
— Не тревожьтесь, сударыня. Уговор дороже денег. И коли еще что потребуется, всегда к услугам.
— Благодарю вас очень… — Вера Андреевна протянула серебряный рубль. — Возможно… — она заколебалась, — возможно, я на днях пошлю за вами.
«Скрипка! — сразу догадался Гошка. — Значит, еще цела!»
И стал лихорадочно соображать, что же предпринять. Он знал: чтобы сохранить клиента, дед мог пожертвовать двугривенным или полтинником. Однако, когда коснется серьезного — скрипки, положим, — дед сделает то же, что пытался Матя: приобрести за бесценок. И, подкупленная нынешней щедростью, Вера Андреевна, пожалуй, ему поверит.
Гошка решился на отчаянный шаг.
Одеваясь в передней, он тайком уронил в темном углу рукавицу. А когда подобревшая Настя затворяла за ними дверь, изобразил на своем лице растерянность.
— Ты что? — спросил дед.
— Рукавицу обронил. Должно быть, в прихожей…
— Дозвольте растяпе… — попросил дед.
— Иди! — разрешила Настя.
В прихожей он поднял возню, будто бы в поисках рукавицы. На шум, как ожидал, вышла барыня.
— Что случилось, Настя?
— Да вот, мастер рукавицу потерял… — добродушно ответила та.
— Сударыня! — шагнув к барыне, поспешно выговорил Гошка. — Не отдавайте деду скрипку. Тоже обманет! Я вам хорошего человека приведу. Он поможет. Я был тогда на Сухаревке…
— То-то мне твое лицо показалось знакомым. Но почему…
В эту минуту послышались дедовы шаги, которому, как видно, надоело ждать на крыльце.
— Слышите, не отдавайте и не говорите даже… — торопливо шепотом произнес Гошка. А вслух возгласил: — Вот она, в самом углу была.
— Людей попусту тревожишь! — сердито выговорил дед и отвесил Гошке подзатыльник. — Извините, сударыня.
И толкнул Гошку к выходу.
Глава 3
БЕСПАЛЫЙ
Человека, которого Гошка обещал привести к Вере Андреевне, звали Сережа Беспалый, или — в сухаревской обыденке — просто Беспалый.
История его была темна. Говорили, что он крепостной богатого помещика, мальчишкой воспитывался вместе с барчонком. С повзрослевшим баричем ездил за границу. Необыкновенно одаренный музыкально, учился у выдающихся скрипачей. Молва приписывала им с молодым барином беспутную жизнь. Они будто бы любили переодеваться, выдавая себя то за близких приятелей, то даже за братьев.