– Ты отлично выглядишь, Фиона, – вежливо сказал ей Джон.
Взглянув на него внимательно, Фиона вдруг почти физически почувствовала, что этот человек окружил себя защитной стеной. В глазах его застыло ледяное выражение. Перед Фионой стоял мужчина, который ни за что не согласится пустить ее обратно в свою жизнь. Никто из наблюдавших за ними со стороны ни за что не догадался бы, что эти люди были еще недавно женаты и оба умирали от страсти. Да, именно оба! Они старались изо всех сил казаться деловыми людьми, обсуждающими бизнес, но Джон не мог не отметить про себя, как похудела Фиона и как поблекло ее лицо. На ней было узкое черное платье от Ямамото, еще сильнее подчеркивающее ее худобу. Черты лица Фионы обострились.
– Тебе удалось выбраться куда‑нибудь летом? – спросил Джон, хотя мог бы понять по ее виду, что Фиона нигде не отдыхала, разве что пряталась весь купальный сезон где‑нибудь под скалой, и теперь кожа ее казалась почти прозрачной.
– Я работала над нашей рекламной кампанией, – с отсутствующим видом сообщила ему Фиона. – К тому же в августе мы обычно сдаем рождественский номер. В общем, у меня было много работы.
На самом деле с тех пор, как Джон бросил ее, Фиона не могла сосредоточиться на работе, тем более на креативной ее области. За несколько месяцев ей не пришло в голову ни одной стоящей идеи.
– Как твои дети?
– Замечательно. Хилари на третьем курсе, а Кортни отправилась проходить второй курс за границей. Она во Флоренции. Собираюсь поехать навестить ее, как только смогу выбраться.
Они говорили, как двое добрых друзей, » давно не видевших друг друга, а вовсе не как два близких человека, еще недавно влюбленные друг в друга. Джон полностью вычеркнул Фиону из своей жизни. Постояв рядом еще несколько секунд и обменявшись какими‑то незначительными репликами, они разошлись в разные стороны.
Эдриен, внимательно наблюдавший за этой сценой, тихо спросил Фиону несколько минут спустя, когда они вместе выходили из кабинета:
– Ну, и как это было?
– О чем это ты? – Фиона изобразила непонимание.
– Я видел, что ты разговаривала с Джоном.
– Все было замечательно, – быстро ответила Фиона, поворачиваясь к нему спиной, чтобы ответить на чей‑то вопрос. Потом она весь день старательно избегала Эдриена с его вопросами. Всякий раз, когда он заходил в кабинет, Фиона делала вид, что обсуждает что‑то важное по телефону. Она не могла сейчас говорить о Джоне ни с кем. Даже с Эдриеном. Фиона была в отчаянии.
Ей понадобился месяц, чтобы принять еще одно важное для себя решение. За этот месяц она окончательно убедилась, что не справляется» не только со своей жизнью, но и с работой.
В редакции происходило все больше неожиданных срывов. Четко отлаженный когда‑то механизм давал сбои без ее внимательного и жесткого руководства. Фиона держалась из последних сил, каждый рабочий день стоил ей неимоверных усилий. Теперь у нее не было даже сэра Уинстона, храпевшего рядом по ночам. Она была одна, совсем одна. И веселая, сумасшедшая жизнь, полная интересных встреч и всяческих милых происшествий, больше не привлекала Фиону Монаган. Она с трудом заставляла себя вставать по утрам и отправляться на работу, но еще тяжелее было возвращаться в пустой дом.
Первого октября Фиона написала заявление об увольнении из журнала «Шик», поняв, что уже давно пора было это сделать. Она уведомила владельцев журнала за месяц – не слишком большой срок для поисков первого лица такого крупного издания. В письме к владельцам журнала Фиона порекомендовала на свое место Эдриена. Она подчеркнула, что хочет уйти с работы из‑за личных проблем, в том числе со здоровьем, и пожить год‑два за границей. Это было почти правдой. Фиона продолжала пребывать в такой глубокой депрессии, что не могла больше работать.