Тут уж он распетушился бы, тут бы излил жалость до тошноты. Но для этого надо, чтобы горе соответствовало степени русской жалости. Ну, трамвай отрезал ноги, а ногам всего семнадцать лет. Ой, жалко! Или там подожгли старушку за пенсию, а она вкуснее всех жарила семечки. Горя на нашей земле сколько хочешь. Выбирай по вкусу. И знай люди этого дома, кого и за что полюбил кот-сволочь, может, и дрогнуло бы у них сердце, и перестали бы они перемывать девчоночке кости по полной программе. Но они не знали, а потому не любили. Ни кто, ни что, ни звать никак, а ты ее люби?! Наследница, еж твою двадцать… За так хапнула квартирку. И кто она наследнику, который уже тем лучше ее, что определен. А эта? Полюбовница, что ли?
Откуда им было знать, что шесть лет тому девушка Оля жила себе с мамой и папой, была стройненькая, хорошенькая, училась играть на скрипке, вежливо здоровалась со старшими, а к сверстникам птицей летела навстречу с такой лучезарной улыбкой, что люди другого дома, не этого, оглядывались и говорили себе или кому-нибудь еще: ну, откуда такая Дина Дурбин из американского фильма «Сестра его дворецкого» появилась тут у нас?
Это был двор ее девятого класса.
4
Это было время только что прочитанной ею книжки «Здравствуй, грусть» Франсуазы Саган. Мама дала со словами: «Девочки всех времен и народов переходят в твоем возрасте одну и ту же реку». Ей понравились слова о любви – скоропалительной, бурной, мимолетной. Они попали точнехонько в средостение, или, как там правильней назвать, яблочко мишени. Она тогда ходила с этим открытым, даже, вернее, распахнутым яблочком для скоропалительной и бурной любви.
Тогда же жил в их дворе некий Женька. Мать его, дама с претензиями, называла его нежно Журкой, но разве это достойное название для современного парня? Женьку-Журку перелопатили в Жорку, потом в Жорика, Жорана, и никто не мог упредить коварство гласных, которые запросто могут, сменившись, сменить и самого человека. Жорик стал заводилой местной братвы, специфической для времени закатившегося светлого коммунистического будущего. Парни во всю мощь включали музыку девяностых, пили пиво из банок и жевали до зубовного визга жвачку. Они уже были поразвитее родителей в области секса, потому чтотакое видели в журналах, куда там этим шнуркам в стакане.
Вообще примечено, всякий слом системы вызывает массу превращений прежде всего в молодой человеческой природе. Ей на кривизне жизни особенно хочется стать гаже, противней, бабушкины сказки о хорошем как-то по-собачьи, задом отползают в темноту. И покосившаяся Римская империя, скучно рассказанная учителем, и подожженный фашистами рейхстаг из какого-то фильма, и зарытая в известь царская фамилия – знание из телевизора – все истово рождало многих гадов. Такое у времени было чрево. И уже как-то папа сказал: «Детка! Зло часто возвращается неузнанным в расчете на короткую человеческую память. Знать – это значит помнить, а помнить – значит знать».
В душе она посмеивалась. «Это называется воспитанием, – говорила она себе. – Так будет всегда, даже когда я стану совсем большой, папа и мама будут вести меня на веревочке».
Однажды Оля, еще маленькая, шла со скрипочкой, а навстречу ей шел Жора-пахан. Нет, не у него заблестели глаза, он имел уже всяких, со скрипками и с ракетками, на пуантах и без, с узенькими лодыжками и глубокими ямками пупочков. Оля же первый раз увидела большого, пахнущего мускусом самца и узнала в нем мальчика, который когда-то подымал на плечи ее, первоклассницу. Какой же он стал взрослый, сильный и красивый. Помните, что у нее было распахнуто яблочко мишени? Запомните, это важно… С этого все начинается.