Все пути киевских архитекторов проходили через Софиевское подворье, так как крупные проектные институты были рядом, а в Метрополичьем доме была роскошная архитектурная библиотека, и сидело все руководство Академии. Еще до исторического материализма, то-есть до появления Госстроя Украины, командовало архитектурой Управление по делам архитектуры и его начальник Остапенко. Я, еще будучи школьником, был с ним знаком, и часто видел его в Софии, так как это управление было тоже там, рядом с Южной башней.
В подворье я встречался с такими архитектурными тузами, как президент Академии Заболотный, академики Елизаров, Добровольский и Катонин.
Я хорошо помню, как по двору частенько бегал и зычно командовал Израиль Яковлевич Каневский – наиболее активный хозяйственник Академии – отец трех моих знакомых – моего близкого приятеля, ставшего тренером сборной Украины по гребле Лени Каневского, легендарного футболиста Вити Каневского и лучшего киевского макетчика Валеры Каневского. Озабоченно ходил по двору лысый человек в рабочем комбинизоне, с карманами, набитыми инструментами – Шамсутдинов – главный электрик Софии. Мы его в свое время познакомили с профессором Киевского художественного института Ирфаном Гафаровичем Шемсидиновым и приготовились послушать, как они будут говорить по-татарски. Но оказалось, что у них разные татарские языки (один из крымских татар, другой из казанских). В Филадельфии мне пришлось работать в одной мастерской с ювелиром, который оказался его внуком (как тесен мир).
Если идти от Хлебной в сторону Митрополичьего дома, то слева находился яблоневый сад, созданный еще в сорок пятом по инициативе президента нашей Академии Владимира Игнатьевича Заболотного. Сад был огорожен, так как в него пробирались пацаны за яблоками. Я в этих набегах участия не принимал, хотя считался специалистом по этому делу – за эти грехи меня дважды хотели исключить из пионерского лагеря «Смена». Но здесь я боялся скомпрометировать отца.
Зато рядом с садом находился небольшой домик, который всегда привлекал меня к себе – это были керамические мастерские Академии. Здесь были созданы образцы всех орнаментированных плиток, которыми облицовывали строящиеся здания на Крещатике. Но не это привлекало больше всего в этих мастерских. Там было много невероятно яркой и красивой поливной керамики. В мастерской сидел Емельян Железняк – народный мастер и крутил на станке удивительные кувшины и тарелки. Впоследствии я познакомился с некоторыми работниками этой мастерской. Руководила ею блестящий мастер и тонкий художник Нина Ивановна Федорова. В этом небольшом домике работали отличные художники и керамисты: Грудзинская, Мешкова, Жоголь, Гаркуша, Шарай, Инна Коломиец – очень сильный скульптор, впоследствии мой соавтор в конкурсе на проект мемориала в Бабьем Яру… Здесь выполнялись прекрасные керамические панно для интерьеров многих зданий в Киеве и вообще на Украине. Здесь делалась керамика для оформления речного вокзала, Дома кино, гостиниц «Киев» и «Русь», кинотеатра «Украина», метро «Крещатик».
При оформлении магазина «Молоко» на Крещатике Оксана Аркадьевна Грудзинская изготовила оригинальные, очень красивые керамические светильники. Но они оказались слишком тяжелыми, и их не выдерживал подвесной потолок. Пришлось сделать новые, более скромные. Когда я был в мастерской Оксаны, она подарила мне один из них первой формовки (крупный, тяжелый с декоративными цветами). Я купил большой штатив, усилил его, подвесил на цепях керамический светильник и получился торшер, который впоследствии вызывал зависть у моих приятелей.
В керамической мастерской работали талантливые художники. Там долгие годы изготовляла, красила и обжигала свои шедевры моя приятельница, которую я знал еще с институтских лет, блестящая художница Людмила Ивановна Мешкова. Их было три сестры, и все они учились в нашем родном КИСИ. Люся училась работе с керамикой у Нины Федоровой. Но она пошла дальше. Она стала основателем нового направления в изобразительном искусстве – керамической живописи. Ее керамические плиты привлекают невероятной живописностью и легкостью – некоторые из них смотрятся прямо как акварельные. Она получила всемирное признание. Ее персональные выставки проходили в Москве, Париже, Брюсселе, Лейпциге, Тбилиси, Вильнюсе и всюду они были приняты «на ура». Но недаром говорят «нет пророка в своем отечестве». На Украине у нее не было ни одной персональной выставки до 2008 года, хотя она делала великолепные панно, керамические плиты и тарелки, в основном, для оформления киевских зданий.
Людмила создала галерею невероятно выразительных портретов: режиссера Сергея Параджанова, актера Ролана Быкова, музыканта Мстислава Растроповича, режиссера Отара Иоселиани, архитектора Кендзо Танге и многих других. Причем большинство этих портретов были выполнены в таком трудном материале, как керамика. Все эти портреты глубоко психологичны и обладают удивительной энергетикой. Кроме большой выразительности, эти портреты обладали удивительным сходством (и внешним, и внутренним). Я смог это оценить, так как с Параджановым был лично знаком и бывал в мастерской у великого Кендзо Танге.
В 1985 году она выиграла конкурс на выполнение панно для здания ЮНЕСКО в Париже, хотя в нем участвовали художники мирового класса, такие как Церетели и Глазунов. В 1985-87 годах она создала это огромное панно площадью 55 квадратных метров под названием «Земля, флюиды жизни и расцвета мирам Вселенной посылай». Это панно было с восторгом принято и заказчиками, и крупнейшими мировыми деятелями искусства. Люся получила звание народного художника Украины. В 2008 году, наконец, в Киеве ей предоставили возможность выставиться с персональной выставкой. Это событие было приятным, хоть пришло с большим запозданием. Очевидно, еще не научились ценить настоящих мастеров на Украине. Сейчас Людмила борется за свою мастерскую все в том же Софиевском подворье, где она проработала 40 лет. Ей назначают такие цены за рент этого маленького домика, которые оплатить практически невозможно, а официальные организации пока не стремятся оказать ей поддержку.
Как повторяется судьба киевских мастеров. Блестящие скульпторы и художники Ада Рыбачук и Володя Мельниченко стали свидетелями, как их огромное творение – Стена памяти на территории Киевского крематория была уничтожена по приказу киевских чиновников у них на глазах. Мы об этом писали в «Лысом-1». Презентация выполненного ими великолепного гобелена «Бабий Яр» происходила почему-то не в музее, а в посольстве Германии. Такая же ситуация возникла и у Людмилы. Одно из крупнейших ее творений «Хиросима-Чернобыль», выполненное по заказу правительства, панно площадью 25 квадратных метров, лежит всеми забытое в разобранном виде в мастерской. И сама мастерская, в которой находится несколько сот блестящих работ Людмилы, тоже находится под угрозой уничтожения. А саму Людмилу, выполнившую одну из сильнейших своих работ – керамические иконостасы и фасадные керамические панно для часовни Андрея Первозванного, забыли наградить, хотя наградили орденом Андрея Первозванного и строителей, и архитектора, и чиновников, мешавших, в основном. им работать. В связи с этим я не могу не вспомнить и судьбу своего дяди Михаила Штейнберга, профессора, заведующего кафедрой рисунка и живописи КИСИ. У него были выставки во многих городах, но в Киеве он так и не смог показать свои великолепные работы.
Керамическая мастерская в Софии славилась своей щедростью и была открыта для всех желающих. Сюда часто приходили архитекторы и научные работники, сотрудники Академии сначала «архитектуры», потом «строительства и архитектуры», потом института КиевЗНИИЭП. И, должен вам сказать, что почти никто не уходил оттуда с пустыми руками. В первой комнате стоял большой короб, наполненный «оберегами» – сувенирными керамическими изделиями, выполненными сотрудниками мастерской. Нина Ивановна Федорова раздавала их щедрой рукой. «Раз просят – значит нравятся наши работы», – говорила она. Почитателей было много. Особенно часто мастерскую навещали ее поклонники перед праздниками, и не бескорыстно. Оберег считался отличным подарком. И, конечно, среди них были собиратели керамики и просто люди нескромные. У нашей приятельницы – очень общительной архитектурной дамы – Евгении Скляровой дома на улице Карла Маркса (я с детства привык называть ее Николаевской) одна большая стена высотой четыре метра, так как дом был старым, была полностью завешена керамическими изделиями из мастерской Федоровой.
В моем доме на улице Knorr в Филадельфии в гостиной висят два больших керамических медальона с заоваленными краями, подаренных мне Людмилой Мешковой. Как мне удалось пронести их через таможню – сам не могу понять. Таможенник принял их за магазинные сувениры. Таможенница покрутила их в руках и только сказала: «И надо же вам с собой эту тяжесть таскать. Там этого добра пруд пруди!» Один из этих медальонов покрыт яркой глазурью, другой без полива. Выдержаны они в одном стиле. Оба обрамлены надписью, выполненной славянской вязью. Яркий медальон – это женский портрет. На нем надпись: «АННА ЯРОСЛАВНА – КОРОЛЕВА ФРАНЦИИ». На втором, матовом, стилизованно изображен первопечатник Иван Федоров, сидящий за станком, и надпись гласит: «КНИГИ СЕ БО СУТЬ РЕКИ НАПОЛНЯЮЩИ ВСЕЛЕНУЮ». Время от времени я гляжу на первопечатника и на эту надпись и понимаю, что эта надпись обязывает, что писать нужно даже лысому архитектору. Тогда и мой тонкий голос не сгинет в Лету, тогда и мой ручеек вольется в одну из рек, «наполняющи Вселеную».