Страницы бортового журнала, в настоящий момент погребенного под ящиком с инструментами и привязными веревками, хранят свидетельства о полетах, они — разлинеенные листы памяти.
"ДАТА:14 мая 32 г.
ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ПОЛЕТА:10 мин.
КОЛИЧЕСТВО ПАССАЖИРОВ:2 ".
Страница за страницей повествует о пяти — и десятиминутных полетах, этого времени как раз хватает, чтобы взлететь, сделать круг над полем и приземлиться. Иногда в колонке ПРИМЕЧАНИЯ:"Общее число пассажиров на сегодняшний день — 810". Еще через несколько страниц: " Общее число пассажиров — 975". Среди этих записей изредка попадается намек на то, что не все приземления проходили гладко: " Винт был снят и выровнен ". " Ремонт законцовок крыльев". "Замена хвостового колеса ".
В сентябре 39-го г.: " Пассажиров — 1233", а следующая запись: " Самолет подготовлен к длительному хранению ".
Ивендер Бритт сказал, что, если бы ему не удалось продать самолет, он вскоре сдал бы его в Национальный музей авиации как последний самолет этой модели, как символ того времени.
Что бы ты выбрал, самолет, — пол, покрытый блестящим линолеумом, и спокойную жизнь за ленточкой из красного бархата или рискованный путь, где ждут грязь, лунный свет, гнутые пропеллеры и требующие ремонта законцовки крыльев?
Неплохой вопрос и для пилота. Он тоже может вести спокойную жизнь за красной ленточкой в окружении блестящих полов. Незачем с ревом проноситься над полями, незачем выделывать невероятные трюки, — можно просто сидеть в полной безопасности за рабочим столом. В обмен на эту безопасность нужно принести лишь одну жертву. Чтобы обрести спокойствие, пилот должен пожертвовать течением жизни. В безопасности нет страхов, которым нужно бросать вызов, нет препятствий, которые нужно преодолевать, нет дико визжащих опасностей, что поджидают за забором наших ошибок. Если пожелаешь — бархатные ленточки и два слова на стене: «Соблюдайте тишину».
От влажной земли поднимается туман, и в лунном свете поле выглядит полем сверкающего жидкого стекла. На что это похоже? С чем это можно сравнить? После долгих размышлений я прихожу к выводу, что это нельзя сравнить ни с чем мне доселе известным. Самолет многому меня учит, но до сего момента его уроки всегда начинались в воздухе, в полете. Когда самолет возвращался на землю, уроку приходил конец. Но сегодня ночью на безымянном поле в штате Северная Каролина огромный самолет, беззвучно отбрасывая тень на мой спальный мешок, дает мне урок. Любопытно, неужели я никогда не перестану учиться у самолетов? Откуда завтра возьмется место для нового урока?
Биплан стоит спокойно, без движения. Похоже, он совершенно уверен, что в завтрашнем дне уроку найдется место.
3
Приключения начинаются с восходом солнца. К тому времени, когда туман исчезает, и на крыльях подсыхает грязь, мы с бипланом вступаем в наш первый совместный полетный день. Кроме непривычного неспешного тарахтения цилиндров — 1 — 3 — 5 — 2 — 4, сопровождающего мерцание серебристого пропеллера, на ноле — ни звука.
Я хожу по полю перед самолетом, убираю в сторону ветки и случайные камни, отмечаю выбоины, которые могут послужить препятствием. Эта первая часть взлета требует особой тщательности, пока крылья не приняли на себя вес, освободив от него колеса.
1 — 3 — 5 — 2 — 4 становится все тише по мере того, как я отхожу, — словно швейная машинка, которая что-то сама себе негромко бормочет под нос. Если бы кому-нибудь захотелось, он мог бы броситься к биплану, выжать ручку газа, и только его и видели. Я знаю, что в поле — ни души, и все же с облегчением возвращаюсь и продолжаю работать рядом с самолетом.
Спальный мешок свернут в плотный мягкий цилиндр, уложен в переднюю кабину и привязан.